не с кем поговорить. Не с кем, кроме этих двоих. И с одной из этих двоих я уже
успел развестись... Я достал из автомата неиспользованные десять иен, сунул
монету в карман и вышел из будки. По пути подвернулся официант, и я заказал ему
два "Хайнекена".
День заканчивался. Пожалуй, более бессмысленного дня в моей жизни не случалось с
рождения. Казалось бы, хоть в последнем дне уходящего лета могло проступить чуть
больше вкуса и смысла... Увы! Точно пес, которого посадили на цепь и припугнули
для острастки, день засыпал, не подавая ни малейших признаков жизни. За окном
разливалась холодная тьма начинавшейся осени. Землю внизу докуда хватало глаз
усеивали, точно цветы на поляне, желтые огни фонарей. При взгляде сверху в самом
деле казалось, будто они так и ждали, чтобы кто-нибудь пробежал по ним босиком.
Принесли пиво. Опустошив очередную бутылку, я выгреб из очередного блюдца орехи
и принялся поедать их один за другим. За соседним столиком четыре школьницы,
возвращавшиеся после бассейна, беззаботно трещали о чем ни попадя и сосали через
соломинки разноцветные тропические коктейли. Официант застыл в напряженном
внимании, и лишь голова его совершенно отдельно от тела отворачивалась в сторону
и украдкой зевала. Еще один официант объяснял меню американской парочке средних
лет. Я съел все орехи и осушил третье пиво. На этом пиво кончилось, и заняться
больше занятьс было совершенно нечем.
Я вытащил из заднего кармана "Ливайсов" конверт, открыл его - и одну за другой
начал пересчитывать десятитысячные банкноты. Своим видом нераспечатанная пачка
денег напоминала скорее новенькую колоду карт. Я не досчитал и до середины, а
рука уже ныла от усталости. "Девяносто шесть...", - бормотал я про себя, когда
вдруг заметил, что официант, подойдя, забирает пустую посуду и обращается ко мне
- дескать, не угодно ли еще пива. Стараясь не сбиться, я молча кивнул. На лице
его было отчетливо написано: тот факт, что я сижу и прямо перед ним пересчитываю
толстенную пачку денег, не вызывает у него ни малейшего интереса.
Насчитав сто пятьдесят банкнот, я вложил пачку в конверт и засунул обратно в
джинсы. Принесли пиво. Я набросился на новое блюдце арахиса. Разделавшись с ним,
я, наконец, задал себе вопрос - что со мной происходит, и почему я все время ем?
Ответ здесь мог быть только один. Я, видимо, проголодался. Если хорошенько
припомнить, за весь сегодняшний день я съел только ломтик фруктового бисквита на
завтрак.
Подозвав официанта, я спросил у него меню. Омлета у них не оказалось, но
сэндвичи были. Я заказал сэндвичи с огурцами и сыром. В комплексе также
подавались маринованные огурчики и картофельные чипсы. Я отменил чипсы и
попросил удвоить огурчики. Затем поинтересовался, не найдется ли, случаем,
кусачек для стрижки ногтей. Разумеется, кусачки у них нашлись. Чего только не
найдешь, если вдруг приспичит, в этих барах больших отелей! В одном таком баре
мне случалось одалживать даже французско-японский словарь.
Я неторопливо выпил все пиво, неторопливо поразглядывал вечерний пейзаж за
окном, неторопливо постриг ногти над пепельницей, еще немного посмотрел в окно и
отполировал ногти. Медленно подкрадывалась ночь. Что ни говори, а в искусстве
убивать время посреди большого города я уже становлюсь ветераном...
Динамик, утопленный в потолке, выкрикивал на весь бар мое имя. То есть, поначалу
это вовсе не звучало моим именем. Динамик умолк - и лишь несколько секунд спустя
я начал медленно осознавать принадлежность чужих слов к моей персоне, - пока,
наконец, мое имя не стало действительно моим именем.
Я посигналил в воздухе рукой, и официант, подскочив, передал трубку
радиотелефона.
- Сроки несколько меняются, - произнесла трубка знакомым голосом. - Состояние
Сэнсэя внезапно ухудшилось. Времени почти не остается. Соответственно,
сокращается лимит времени и для тебя.
- И сколько же мне остается?
- Месяц. Дольше мы ждать не сможем. Если в течение месяца овца не будет найдена
- пеняй на себя. В этом мире тебе уже будет некуда возвратиться.
"Месяц!" - завертелось у меня в мозгу. Однако бедный мозг пребывал в таком
хаосе, что сравнивать временные категории ему было уже не под силу. Что месяц,
что два - мозгу было уже все равно. Какая разница, если общепринятых критериев -
сколько полагается в среднем искать одну овцу? - с самого начала не
существует...
- Ловко вы узнали, где я! - сказал я в трубку.
- Мы знаем практически все, - ледяным тоном произнес секретарь.
- Кроме того, как найти овцу, - не удержался я.
- Вот именно, - ответил он. - Как бы то ни было, пошевеливайся; ты слишком
бездарно транжиришь время. Советую не забывать о почве под ногами. Если она
вдруг начнет исчезать - в том будет и твоя собственная вина.
Он, черт возьми, был прав. Вытянув из пачки первые десять тысяч, я расплатился
по счету, вошел в лифт и спустился обратно на землю. Как и прежде, приличные
люди прилично, двумя ногами, ходили по этой земле; вот только мне от их вида
легче не становилось.
5. 1:5000
Возвратившись домой, я заглянул в почтовый ящик и вместе с вечерними газетами
вытащил три конверта. В одном оказалось извещение из банка - столько-то денег
оставалось у меня на счету; в другом - приглашение на заведомо скучную
вечеринку; в третьем - рекламный листок из Центра подержанных автомобилей.
"Замените ваше авто на машину классом повыше - и увидите: жизнь станет светлее!"
- уверяла реклама. Спасибо, ребята. Только вас мне и не хватало... Все три
послания я сложил вместе, разорвал пополам и выкинул в мусорную корзину.
Затем достал из холодильника бутылку с соком, налил в стакан, сел на стул в
кухне и выпил весь сок до дна. На столе лежала записка от моей ушастой подруги.
"Пошла есть. Приду в 9:30". Электронные часы на том же столе показывали 9:30. Я,
не отрываясь, продолжал смотреть на часы; вскоре под моим взглядом нолик
превратился в единицу, а потом и в двойку.
Наглядевшись на часы, я встал, разделся, залез под душ и вымыл голову. В ванной
я нашел четыре разных шампуня и три освежителя для волос. Стоит ей только пойти
в магазин - и она вечно накупит всякой мелочи впрок. Как ни зайдешь в ванную -
постоянно обнаруживаешь: чего-нибудь стало больше. Вот и теперь, если посчитать:
четыре разных крема для бритья, пять тюбиков зубной пасты... Построить все в ряд
- выйдет до жути длиннющая вереница! Я выбрался из ванной, облачился в легкие
шорты и футболку с короткими рукавами. Ощущение, будто весь мир разваливается на
части, исчезло, и настроение было самое бодрое.
Она пришла в 10:20 - с пакетами из супермаркета в обеих руках. Почему-то ей
нравится ходить в супермаркет именно по ночам. В пакетах оказались: три
хозяйственные щетки, пачка скрепок и шесть банок хорошо охлажденного пива в
одной упаковке. Мне опять выпадало пить пиво.
- Разговор был насчет овец, - сообщил я.
- Ну, а я что тебе говорила? - пожала плечами она.
Она достала из холодильника сосиски, поджарила на сковороде - и мы стали их
уплетать. Я съел три, она две. Зябкий ночной ветер просачивался в кухню через
неплотно закрытое окно.
Я рассказал ей про то, что случилось в конторе, рассказал про автомобиль, про
усадьбу, про странного секретаря, про гематому, про коренастую овцу со звездой
на спине. Рассказ вышел очень длинным - когда я закончил, на часах было ровно 11.
- Вот такие дела, - подытожил я.
Я замолчал - но на ее лице не было ни удивления, ни озабоченности. Все время,
пока я говорил, она чистила уши, а несколько раз даже весьма откровенно зевнула.
- И когда мы выезжаем? - спросила она.
- "Выезжаем"?...
- Ну, надо же ехать искать эту твою овцу!
Собираясь открыть еще одно пиво, я уже просунул палец в колечко на крышке - да
так и застыл, уставившись на нее.
- Лично я никуда ехать не собираюсь, - сказал я.
- Но если не ехать - будут неприятности, так?
- Да не будет никаких неприятностей! Из фирмы я уже давно хотел уходить. Кто бы
ни ставил мне палки в колеса - такую работу, чтобы на хлеб хватало, я себе
всегда найду. Не убьют же они меня, в самом деле!
Она достала из упаковки палочку со свежим тампоном и повертела ее в пальцах.
- А ты попробуй мыслить неодномерно. Все, что от тебя требуется - это найти
одну-единственную овцу, так? Но это же интересно!
- Да в жизни мне ее не найти! Хоккайдо - гигантский остров, гораздо больше, чем
ты думаешь; и по всей этой громадине бродят туда-сюда десятки тысяч овец! Как
тут найти одну, которую нужно? Это же просто физически невозможно - будь у нее
хоть вся спина в звездочку!
- Пять тысяч, - вдруг сказала она.
- Чего пять тысяч? - не понял я.
- Овец на Хоккайдо. В 47-м году было аж двести семьдесят тысяч, а сегодня
осталось всего пять тысяч.
- Да откуда ты это знаешь?!
- Сегодня утром, когда ты ушел, сходила в библиотеку и проверила.
Я глубоко вздохнул.
- Я смотрю, тебе все на свете известно!...
- Глупости. Того, что мне не известно, на свете гораздо больше.
- Хм-м, - сказал я, открыл-таки пиво и разлил по стаканам - полбанки ей,
полбанки себе.
- Как бы там ни было, на Хоккайдо сейчас - всего пять тысяч овец. Согласно
государственной статистике. Ну, полегчало?
- Нисколечко! - сказал я. - Пять тысяч или двести семьдесят тысяч - это все
равно ничего не меняет. Главная-то проблема - как найти ту овцу, которую нужно,
на таких просторах. Где лучше искать, с чего начинать - даже подсказки нет
никакой!...
- Как это - нет подсказки? Во-первых, есть фотография. Во-вторых - этот твой
друг, который письма прислал. Или то, или другое наверняка наведет на след!
- Ни то, ни другое нам практически ничего не дает. Пейзаж на снимке избитый,
похожих мест - тысячи; а что касается Крысы, то на последнем его письме даже
штемпеля не разобрать...
Она допила пиво. Я допил пиво.
- Ты что, не любишь овец? - спросила она.
- Я ОЧЕНЬ ЛЮБЛЮ ОВЕЦ, - сказал я.
В голове опять начиналась какая-то каша.
- Но ехать я никуда не еду, и это - вопрос решенный, - сказал я. Я очень хотел,
чтобы мои слова прозвучали весомо и убедительно для меня самого. Но не
получилось.
- Кофе будешь?
- Давай, - сказал я.
Она убрала со стола пустые банки, включила чайник. Пока вода закипала, она
слушала в соседней комнате магнитофон. Джонни Риверз выдал одну за другой без
паузы "Midnight Special" и "Roll Over Beethoven"; затем - "Secret Agent Man".
Вскипел чайник - и, разливая кипяток по чашкам, она подпевала уже вслед за
"Johnny B. Goode". Я все это время читал газету. Трогательная сценка у семейного
очага. Если бы не проблема с проклятой овцой - пожалуй, я был бы счастлив.
Какое-то время - пока магнитофон, доиграв кассету, не отключился с легким
щелчком, - мы молча пили кофе и грызли тоненькие бисквиты. Я продолжал читать
газету. Прочел ее до конца - и начал сначала. Где-то свергались правительства,
умирали киноактеры, кошки показывали чудеса акробатики. Ничего из вереницы
событий в мире не имело ни малейшего отношения ко мне... Джонни Риверз все играл
свой бесконечный старенький рок-н-ролл. Когда пленка закончилась, я сложил
газету и посмотрел на подругу.
- Я и сам пока не пойму. С одной стороны - конечно: чем сидеть и ничего не
делать - лучше поехать да поискать. Чем бы эти поиски ни увенчались. Но, с
другой стороны, мне совершенно не нравится, когда кто-то приказывает мне, что
делать, запугивает меня и всячески мной помыкает!
- Ну, знаешь! В большей или меньшей степени - все люди на свете живут под
чьими-то приказами, запугиваниями и помыканиями. Может быть, вообще, искать
какие-то более высокие отношения - занятие безнадежное...
- Может быть, - сказал я после небольшой паузы.
Она чистила свои чудесные уши. Их тугие, упругие мочки то выглядывали, то вновь
исчезали под волосами.
- На Хоккайдо сейчас - просто сказка! Туристов мало, погода прекрасная, а уж
овцы-то - все до одной на пастбищах, как на ладони. Отличный сезон!
- Да, пожалуй...
- А вот если бы ты, - начала она и проглотила последний ломтик бисквита, - если
бы ты еще и меня взял с собой - то уж я бы тебе пригодилась!
