мала глаза и поспешно, украдкой, бросала взгляд на прислоненный к часам
портрет покойного. И Пьер, который с папиросой в зубах, заложив руки за
спину, ходил по комнате, меряя четырьмя-пятью шагами тесную гостиную,
каждый раз перехватывал этот взгляд матери.
По всей видимости, они следили друг за другом, между ними завязалась
тайная борьба, и щемящая тоска, тоска невыносимая, сжимала сердце Пьера.
Истерзанный сам, он не без злорадства говорил себе: "Как она сейчас
должна страдать, если знает, что я разгадал ее!" И каждый раз, проходя
мимо камина, он останавливался и смотрел на светловолосую голову Мареша-
ля, чтобы ясно было видно, что его преследует какая-то неотвязная мысль
И маленький портрет, меньше ладони, казался живым, злобным, опасным нед-
ругом, внезапно вторгшимся в этот дом, в эту семью.
Вдруг зазвенел колокольчик у входной двери. Г-жа Ролан, всегда такая
спокойная, вздрогнула, и Пьер понял, до чего напряжены ее нервы.
- Это, наверно, госпожа Роземильи, - сказала она, снова бросив тре-
вожный взгляд на камин.
Пьер угадал или полагал, что угадал, причину ее страха и волнения
Взор у женщин проницателен, мысль проворна, ум подозрителен. Та, что
сейчас войдет, увидит незнакомую ей миниатюру и, может быть, с первого
же взгляда обнаружит сходство между портретом и Жаном. И она все узнает,
все поймет! Его охватил страх, внезапный, панический страх, что позорная
тайна откроется, и, в ту минуту когда отворялась дверь, он повернулся,
взял миниатюру и подсунул ее под часы так, что ни отец, ни брат не заме-
тили этого.
Когда он снова встретился глазами с матерью, ее взгляд показался ему
смятенным и растерянным.
- Добрый вечер, - сказала г-жа Роземильи, - я пришла выпить с вами
чашечку чаю.
Пока все суетились вокруг гостьи, справляясь об ее здоровье, Пьер
выскользнул в дверь, оставшуюся открытой.
Его уход вызвал общее удивление. Жан, опасаясь, как бы г-жа Роземильи
не обиделась, пробормотал с досадой:
- Что за медведь!
Госпожа Ролан сказала:
- Не сердитесь на него, он не совсем здоров сегодня и, кроме того,
устал от поездки в Трувиль.
- Все равно, - возразил Ролан, - это не причина, чтобы убегать, как
дикарь.
Госпожа Роземильи, желая сгладить неловкость, весело сказала:
- Да нет же, нет, он ушел по-английски; в обществе всегда так исчеза-
ют, когда хотят уйти пораньше.
- В обществе, может быть, это принято, - возразил Жан, - но нельзя же
вести себя по-английски в собственной семье, а мой брат с некоторых пор
только это и делает.
VI
В течение недели или двух у Роланов не произошло ничего нового. Отец
ловил рыбу, Жан с помощью матери обставлял свою квартиру. Пьер, угрюмый
и злой, появлялся только за столом.
Однажды вечером отец задал ему вопрос:
- Какого черта ты ходишь с такой похоронной миной? Я замечаю это уже
не первый день.
Пьер ответил:
- Это потому, что меня подавляет тяжесть бытия.
Старик ничего не понял и продолжал сокрушенно:
- Это ни на что не похоже. С тех пор как нам посчастливилось получить
наследство, все почему-то приуныли Можно подумать, будто у нас случилось
несчастье, будто мы оплакиваем кого-нибудь!
- Я и оплакиваю, - сказал Пьер.
- Ты? Кого это?
- Человека, которого ты не знал и которого я очень любил.
Ролан вообразил, что дело идет о какой-нибудь интрижке, о женщине
легкого поведения, за которой волочился сын, и спросил:
- Конечно, женщину?
- Да, женщину.
- Она умерла?
- Нет, хуже, - погибла.
- А!
Хотя старик и удивился этому неожиданному признанию, сделанному в
присутствии его жены да еще таким странным тоном, он не стал допыты-
ваться, так как считал, что в сердечные дела нечего вмешиваться посто-
ронним.
Госпожа Ролан как будто ничего не слышала; она была очень бледна и
казалась больной. Муж с недавних пор начал замечать, что иногда она так
опускается на стул, словно ее ноги не держат, и тяжело переводит дух,
почти задыхается; он уже не раз говорил ей:
- Право, Луиза, ты на себя не похожа. Совсем захлопоталась с этой
квартирой. Отдохни хоть немного, черт возьми! Жану спешить некуда, он
теперь богатый.
Она качала головой и не отвечала ни слова.
В этот вечер Ролан заметил, что она еще бледнее обычного.
- Видно, старушка моя, - сказал он, - ты совсем расхворалась, надо
полечиться - И, повернувшись к сыну, добавил: - Ведь ты видишь, что мать
заболела. Ты хоть выслушай ее.
Пьер отвечал:
- Нет, я не замечаю в ней никакой перемены.
Ролан рассердился:
- Да ведь это же слепому видно! Что толку в том, что ты доктор, если
не видишь даже, что мать нездорова? Посмотри-ка, ну посмотри же на нее!
Да тут подохнешь, пока этот доктор что-нибудь заметит!
Госпожа Ролан стала задыхаться, в лице у нее не было ни кровинки.
- Ей дурно! - крикнул Ролан.
- Нет... нет... ничего... сейчас пройдет... ничего.
Пьер подошел к матери и, глядя на нее в упор, спросил:
- Что с тобой?
Она повторяла прерывистым шепотом:
- Да ничего... ничего... уверяю тебя... ничего.
Ролан побежал за уксусом и, вернувшись, протянул пузырек сыну:
- На, держи... да помоги же ей! Ты хоть пульс-то пощупал?
Пьер нагнулся к матери, чтобы пощупать пульс, но она так резко отдер-
нула руку, что ударилась о соседний стул.
- Если ты больна, - сказал Пьер холодно, - то дай мне осмотреть тебя.
Тогда она протянула руку. Рука была горячая, пульс бился неровно и
учащенно. Он пробормотал:
- Ты в самом деле больна. Надо принять что-нибудь успокаивающее. Я
напишу тебе рецепт.
Он начал писать, нагнувшись над бумагой, но вдруг услышал негромкие
частые вздохи, всхлипывания, звук сдерживаемых рыданий. Он обернулся:
она плакала, закрыв лицо руками.
Ролан растерянно спрашивал:
- Луиза, Луиза, что с тобой? Что с тобой такое?
Она не отвечала и продолжала безутешно рыдать.
Муж пытался отнять ее руки от лица, но она противилась, повторяя:
- Нет, нет, нет!
Он повернулся к сыну:
- Да что с ней? Я никогда не видел ее такой.
- Ничего страшного, - ответил Пьер, - просто нервный припадок.
Ему становилось легче при виде терзаний матери, и гнев его остывал,
словно эти слезы смягчали ее позорную вину. Он смотрел на нее, как
судья, удовлетворенный делом своих рук.
Но вдруг она вскочила и бросилась к двери так внезапно и неожиданно,
что ни Ролан, ни Пьер не успели остановить ее; она убежала в спальню и
заперлась.
Ролан и Пьер остались одни.
- Ты понимаешь что-нибудь? - спросил Ролан.
- Да, - ответил сын, - это просто легкое расстройство нервов, которое
часто дает себя знать в мамином возрасте. Такие припадки могут повто-
риться.
Действительно, они стали повторяться у нее почти каждый день, и Пьер
умел вызывать их по своему желанию, точно владея тайной ее странного,
неведомого недуга. Он подстерегал на ее лице выражение покоя и с изощ-
ренностью палача одним каким-нибудь словом пробуждал затихшую на мгнове-
ние боль.
Но и он страдал, и не меньше, чем она! Он жестоко страдал оттого, что
больше не любил ее, не уважал, оттого, что мучил ее. Разбередив кровото-
чащую рану, нанесенную им сердцу женщины и матери, насладившись ее мукой
и отчаянием, он уходил из дому и долго бродил по городу, терзаясь раска-
янием, мучаясь жалостью, скорбя о том, что так унизил ее своим сыновним
презрением. Уж лучше броситься в море, утопиться, чтобы положить конец
всему!
С какой радостью он теперь простил бы ее! Но это было выше его сил,
он не мог забыть. Если бы хоть не мучить ее больше; но и этого он не
мог, - он сам мучился по-прежнему. Он приходил к семейному обеду, полный
добрых намерения, но как только видел ее, как только встречал ее взгляд,
прежде такой прямой и честный, а теперь виноватый, испуганный и расте-
рянный, он помимо своей воли наносил ей новые удары, не в состоянии
удержать предательских слов, просившихся на уста.
Постыдная тайна, известная только им двоим, подстрекала его. Это был
яд, который он носил теперь в крови, и ему, как бешеной собаке, хотелось
кусаться.
Ничто теперь не мешало ему истязать ее, потому что Жан уже почти пе-
реселился на новую квартиру и возвращался домой только по вечерам - поо-
бедать и переночевать.
Жан нередко замечал язвительность и раздражение брата и приписывал их
зависти. Уж не раз он решал, что пора осадить его и образумить, потому
что жизнь в семье из-за постоянных сцен становилась крайне тягостной. Но
он не жил теперь дома, ему меньше приходилось страдать от грубости
Пьера, а любовь к покою поощряла его долготерпение. К тому же богатство
вскружило ему голову, и он думал теперь только о том, что непосредствен-
но касалось его самого. Он приходил домой, поглощенный мелкими заботами,
занятый покроем нового костюма, фасоном шляпы, размером визитных карто-
чек. И он не переставал толковать о предметах обстановки, о полках стен-
ного шкафа в спальне, где будет лежать белье, о вешалке в передней и об
электрических звонках, установленных для того, чтобы нельзя было тайно
проникнуть в его квартиру.
В честь новоселья решено было устроить прогулку в Сен-Жуэн, а вечером
отправиться к Жану пить чай. Ролану хотелось поехать на "Жемчужине", но
из-за дальности расстояния и неуверенности, что можно добраться туда мо-
рем, если не будет попутного ветра, от его предложения отказались, и для
прогулки был нанят открытый экипаж.
Выехали около десяти часов, чтобы поспеть к завтраку. Пыльное шоссе
тянулось среди нормандских полей: окруженные деревьями фермы придавали
волнистой равнине сходство с огромным парком Две крупные лошади ленивой
рысцой везли экипаж, семейство Роланов, г-жа Роземильи и капитан Босир
сидели молча, оглушенные шумом колес, зажмурив от пыли глаза.
Стояла пора жатвы Оттененные темно зеленым клевером и ярко зеленой
свекловицей желтые хлеба отливали золотом и словно светились Казалось,
они впитали в себя падавшие на них лучи солнца Кое-где уборка уже нача-
лась, и на полях, наполовину скошенных, работали крестьяне; раскачиваясь
всем телом, они взмахивали у самой земли широкими косами, похожими на
крылья.
После двух часов езды экипаж свернул налево, миновал ветряную мельни-
цу - серую, полусгнившую развалину, обреченный последыш старых мельниц,
- и, въехав на чистенький двор, остановился перед нарядным домом - из-
вестным во всей округе трактиром.
Хозяйка, по прозвищу Красавица Альфонсина, вышла, улыбаясь, на порог
и протянула дамам руку, чтобы по мочь им сойти с высокой подножки.
Под парусиновым навесом, на краю лужайки, в тени яблонь, уже завтра-
кали гости - парижане, приехавшие из Этрета, и в доме слышались голоса,
смех и звон посуды.
Пришлось завтракать в номере, так как все залы были переполнены. Ро-
лан заметил прислоненные к стене сачки.
- Ага! - воскликнул он. - Уж не ловят ли здесь креветок?
- Как же, - отвечал Босир, - здесь самый лучший улов на всем побе-
режье.
- Ах, черт, не заняться ли нам этим после завтрака?
Оказалось, что отлив бывает в три часа. Поэтому было решено после
завтрака отправиться всей компанией на берег ловить креветок.
Ели мало, чтобы кровь не бросилась в голову, когда придется шлепать
босиком по воде Кроме того, надо было сберечь аппетит для роскошного
обеда, заказанного на шесть часов, ко времени возвращения с ловли.
Ролану не сиделось на месте от нетерпения Он решил купить особые сач-
ки, употребляемые для ловли креветок, - небольшие сетчатые мешочки,
прикрепленные к деревянному обручу на длинной палке, очень похожие на
те, которыми ловят бабочек. Альфонсина, все так же улыбаясь, одолжила им
свои собственные сачки. Потом она помогла дамам переодеться, чтобы они
не замочили платьям Она дала им юбки, толстые шерстяные чулки и плетеные
