вернуться к ловле, не зная, что им делать.
Голос Ролана выручил их:
- Сюда, сюда, дети! Посмотрите-ка на Босира. Вот молодец! Он пря-
мо-таки опустошает море.
У капитана и в самом деле был чудесный улов. По пояс мокрый, он ходил
от лужи к луже, с одного взгляда угадывая лучшие места, и медленными,
точными движениями своего сачка обшаривал скрытые под водорослями углуб-
ления.
Красивые, прозрачные, серовато-палевые креветки трепетали на его ла-
дони, когда он уверенным жестом вынимал их, чтобы бросить в плетушку.
Госпожа Роземильи, в полном восхищении, не отставала от капитана ни
на шаг и всячески старалась подражать ему: почти забыв о своей помолвке,
о Жане, в задумчивости сопровождавшем их, она всей душой отдавалась лов-
ле и с детской радостью вытаскивала креветок из-под плавающих трав.
Вдруг Ролан воскликнул:
- Вот и госпожа Ролан идет к нам.
Сначала она вместе с Пьером осталась на пляже, так как ни ему, ни ей
не хотелось лазать по скалам и мокнуть в лужах; но они не без колебаний
решились на это. Она боялась сына, а он боялся за нее и за себя, боялся
своей жестокости, преодолеть которой не мог.
Они сели друг подле друга на гальку.
И, греясь на солнце, зной которого умерялся морской прохладой, любу-
ясь широким, безмятежным простором и голубой, отливающей серебром гладью
вод, оба они одновременно думали - "Как хорошо нам было бы здесь в преж-
ние времена".
Она не осмеливалась заговорить с Пьером, зная наперед, что он ответит
резкостью, а он не решался заговорить с матерью, также зная, что будет
груб против своей воли.
Концом трости он ворошил круглые гальки, разбрасывал их, колотил по
ним. Она, рассеянно глядя перед собой, взяла пригоршню мелких камешков и
медленно, машинально пересыпала их с ладони на ладонь. Потом ее блуждаю-
щий без цели взгляд заметил Жана, ловившего среди водорослей креветок с
г-жой Роземильи. Тогда она стала наблюдать за ними, следить за их движе-
ниями, смутно угадывая материнским чутьем, что они сейчас разговаривают
между собою совсем не так, как обычно. Она видела, как они наклонялись и
глядели в воду, как стояли друг против друга, когда вопрошали свои серд-
ца, как они взобрались и сели на камень, чтобы там объясниться в любви.
Силуэты их были ясно видны; казалось, на всем горизонте нет никого,
кроме них; и эти две фигуры на фоне неба, моря и прибрежных скал словно
являли собой новый великий символ.
Пьер тоже смотрел на них; внезапно у него вырвался короткий смешок.
Не оборачиваясь к нему, г-жа Ролан спросила:
- Что с тобой?
Он продолжал смеяться.
- Я просвещаюсь. Изучаю, как готовятся носить рога.
Оскорбленная грубым выражением, она вздрогнула от гнева и возмущения,
понимая скрытый смысл его слов.
- О ком ты это?
- О Жане, черт возьми! Разве не смешно смотреть на них?
Она прошептала глухим, дрожащим от волнения голосом:
- Как ты жесток, Пьер! Эта женщина - сама честность. Лучшего выбора
твой брат не мог бы сделать.
Он громко рассмеялся, но смех его был деланный и отрывистый.
- Ха! ха! ха! Сама честность! Всякая женщина - сама честность... и
все-таки все мужья рогаты. Ха! ха! ха!
Она молча встала, быстро спустилась по склону, усеянному галькой, и,
рискуя поскользнуться, упасть в ямы, скрытые под водорослями, рискуя
сломать ногу или руку, ушла от него почти бегом, ступая по лужам, ничего
не видя вокруг, ушла туда, к другому сыну.
Увидев ее, Жан крикнул:
- И ты, мама, наконец решилась?
Не отвечая, она схватила его за руку, как бы говоря: "Спаси меня, за-
щити меня!"
Он заметил ее волнение и удивился:
- Как ты бледна! Что с тобой?
Она пролепетала:
- Я чуть не упала, мне страшно среди этих скал.
Тогда Жан повел ее, поддерживая, объясняя, как надо ловить креветок,
стараясь заинтересовать ее. Но так как она не слушала, а его мучило же-
лание поделиться с кем-нибудь своей, тайной, то он увлек ее подальше и
тихо проговорил:
- Угадай, что я сделал?
- Не знаю... не знаю.
- Угадай.
- Я не... я не знаю.
- Так вот, я просил госпожу Роземильи быть моей женой.
Она не ответила; мысли у нее путались, она была в таком отчаянии, что
едва понимала, что Жан говорит. Она переспросила:
- Твоей женой?
- Да. Я хорошо сделал? Она очаровательна, верно?
- Да... очаровательна... ты хорошо сделал.
- Значит, ты одобряешь?
- Да... одобряю.
- Как ты это странно говоришь Можно подумать, что... что... ты недо-
вольна.
- Да нет же... я... довольна.
- Правда?
- Правда.
Как бы в подтверждение своих слов она порывисто обняла сына и стала
осыпать его лицо горячими материнскими поцелуями.
Когда она вытерла полные слез глаза, она увидела, что вдали, на пля-
же, кто-то лежит ничком, неподвижно, как труп, уткнувшись лицом в
гальку; то был другой ее сын, Пьер, осаждаемый горькими мыслями.
Тогда она увела своего маленького Жана еще дальше, к самой воде, и
они долго еще говорили о его женитьбе, в которой ее истерзанное сердце
искало утешения.
Начавшийся прилив заставил их отступить и присоединиться к остальным;
все вместе поднялись на берег, по дороге разбудив Пьера, притворившегося
спящим. Потом долго сидели за обедом, обильно поливая каждое блюдо ви-
ном.
VII
В экипаже, на обратном пути, все мужчины, кроме Жана, дремали. Босир
и Ролан каждые пять минут валились на плечо соседа, тот отталкивал их, и
тогда они выпрямлялись, переставали храпеть и, приоткрыв глаза, бормота-
ли: "Хороша погодка", - после чего тотчас же клонились на другую сторо-
ну.
При въезде в Гавр они спали таким глубоким сном, что растолкать их
стоило немалых трудов, а Босир даже отказался идти к Жану, где их ожидал
чай. Пришлось завезти его домой.
Молодому адвокату предстояло в первый раз провести ночь на новой
квартире; бурная, почти мальчишеская радость охватила его при мысли, что
именно сегодня вечером покажет он невесте квартиру, в которой она скоро
поселится.
Служанку отпустили - г-жа Ролан сказала, что сама вскипятит воду и
подаст чай: опасаясь пожаров, она не любила, чтобы прислуга поздно заси-
живалась.
Кроме нее, Жана и рабочих, никого еще не пускали в новую "квартиру.
Тем сильнее будет общее изумление, когда увидят, как все здесь красиво.
Жан попросил гостей подождать в передней. Он хотел зажечь свечи и
лампы и оставил в потемках г-жу Роземильи, отца и брата; потом распахнул
двери настежь и крикнул:
- Входите!
Стеклянная галерея, освещенная люстрой и цветными фонариками, скрыты-
ми среди пальм, фикусов и цветов, походила на театральную декорацию. Все
были поражены. Ролан, в восторге от такой роскоши, пробормотал: "Ах,
дьявол! - и чуть не захлопал в ладоши, словно смотрел феерию.
Затем они прошли в первую гостиную, маленькую, обтянутую материей
цвета потемневшего золота, такой же, как обивка мебели. Большой, очень
просторный кабинет, выдержанный в розовато-красных тонах, производил
внушительное впечатление.
Жан сел в кресло перед письменным столом, уставленным книгами, и про-
изнес нарочито торжественным тоном:
- Да, сударыня, статьи закона не допускают сомнений, и, поскольку я
выразил согласие быть вам полезным, они дают мне полную уверенность, что
не пройдет и трех месяцев, как дело, о котором мы сейчас беседовали, по-
лучит благоприятное разрешение.
Он посмотрел на г-жу Роземильи. Она заулыбалась, поглядывая на г-жу
Ролан, а та взяла ее руку и крепко пожала.
Жан, сияя радостью, подпрыгнул, как школьник, и воскликнул:
- Как хорошо звучит здесь голос! Вот бы где держать защитительную
речь.
Он начал декламировать:
- Если бы лишь человеколюбие, лишь естественная потребность состра-
дать любому несчастью могли побудить вас вынести оправдательный приго-
вор, который мы испрашиваем, то мы, господа присяжные, взывали бы к ва-
шему милосердию, к вашим чувствам отцов и мужей; но закон на нашей сто-
роне, и поэтому мы ставим перед вами только вопрос о законности.
Пьер разглядывал квартиру, которая могла бы принадлежать ему, и злил-
ся на ребячества Жана, находя брата непозволительно глупым и бездарным.
Госпожа Ролан открыла дверь направо.
- Вот спальня, - сказала она.
В убранство этой комнаты она вложила всю свою материнскую любовь.
Обивка стен и мебели была из руанского кретона, под старинное нор-
мандское полотно. Узор в стиле Людовика XV - пастушка в медальоне, увен-
чанном двумя целующимися голубками, - придавал стенам, занавесям, поло-
гу, кровати, креслам оттенок изящной и милой сельской простоты.
- Это просто очаровательно, - сказала г-жа Роземильи без улыбки, про-
никновенным голосом, входя в спальню.
- Вам нравится? - спросил Жан.
- Очень.
- Если бы вы знали, как я рад.
Они взглянули друг другу в глаза нежно и доверчиво.
Все же она испытывала некоторое стеснение, неловкость в этой комнате,
своей будущей спальне Еще с порога она заметила очень широкую кровать,
настоящее супружеское ложе, и поняла, что г-жа Ролан предвидела скорую
женитьбу сына и желала этого; эта материнская предусмотрительность обра-
довала г-жу Роземильи, ибо говорила о том, что ее ждут в семье Жана.
Когда все вернулись в гостиную, Жан открыл левую дверь, и взорам отк-
рылась круглая столовая с тремя окнами, обставленная в японском стиле.
Мать и сын отделывали эту комнату со всей фантазией, на которую были
способны: бамбуковая мебель, китайские болванчики, вазы, шелковые драпи-
ровки, затканные золотыми блестками, шторы из бисера, прозрачного, как
капли воды, веера, прибитые на стенах поверх вышивок, ширмочки, сабли,
маски, цапли из настоящих перьев, всевозможные безделушки из фарфора,
дерева, папье-маше, слоновой кости, перламутра, бронзы - это пышное уб-
ранство отдавало той аляповатой претенциозностью, которой неискусные ру-
ки и неопытный глаз наделяют все то, что требует наибольшего уменья,
вкуса и художественного такта. Тем не менее именно этой комнатой восхи-
щались больше всего. Только Пьер сделал несколько едких иронических за-
мечаний, очень обидевших его брата.
На столе пирамидами возвышались фрукты, а торты высились, словно мо-
нументы. Есть никому не хотелось, гости посасывали фрукты и лениво грыз-
ли печенье. Через час г-жа Роземильи стала собираться домой.
Было решено, что Ролан-отец проводит ее до дому, а г-жа Ролан оста-
нется, чтобы, за отсутствием служанки, осмотреть квартиру материнским
оком и убедиться, что для сына приготовлено все, что нужно.
- Вернуться за тобой? - спросил Ролан.
Она помедлила, потом сказала:
- Нет, старичок, ложись спать. Я приду с Пьером.
Как только г-жа Роземильи и Ролан ушли, она погасила свечи, заперла в
буфет торты, сахар и ликеры и отдала ключ Жану, потом прошла в спальню,
открыла постель и проверила, налита ли в графин свежая вода и плотно ли
закрыто окно.
Братья остались одни в маленькой гостиной. Жан все еще чувствовал се-
бя уязвленным неодобрительными замечаниями о его вкусе, а Пьера все
сильнее душила злоба оттого, что эта квартира досталась брату. Они сиде-
ли друг против друга и молча курили. Вдруг Пьер поднялся.
- Сегодня, - сказал он, - у вдовы был изрядно помятый вид. Пикники ей
не на пользу.
Жаном внезапно овладел тот яростный гнев, который вспыхивает в добро-
душных людях, когда оскорбляют их чувства.
Задыхаясь от бешенства, он проговорил с усилием:
- Я запрещаю тебе произносить слово "вдова", когда ты говоришь о г-же
Роземильи!
Пьер высокомерно взглянул на него.
- Ты, кажется, приказываешь мне? Уж не сошел ли ты с ума?
Жан вскочил с кресла.
- Я не сошел с ума, но мне надоело твое обращение со мной!
Пьер злобно рассмеялся.
- С тобой? Уж не составляешь ли ты одно целое с госпожой Роземильи?
- Да будет тебе известно, что госпожа Роземильи будет моей женой.
