зарывался в него с головой, зерно набивалось в рот и уши,
застревало в трусах и майке... Выпачкался, как поросенок. А тут
дед подошел, предложил ему приехать в город на машине, но когда
он увидел, какой он грязный, передумал. А в город поехать
хотелось. Колька мигом выскочил из-под навеса, снял майку, а
затем и трусы, поочередно выбил их об угол риги, затем телешом
(то есть, голым) пробежал несколько метров до пожарного
водоема, где вымыл голову, ноги, руки и туловище по пояс. Через
минуту он предстал перед дедом пай-мальчиком. Дед взял его с
собой!..
По пути к машине дедушка поинтересовался у внука, что его
привело на ток. Внук ответил что-то неопределенное. Он,
вообще-то, никогда не врал, но сейчас говорить правду, по его
мнению, было несвоевременно, и он решил отложить исповедь до
города.
В городе оба Николая вышли из машины в центре, а машина
поехала дальше. Условились, когда и где шофер остановится на
обратном пути. Внука Николай Иванович направил в
парикмахерскую, а сам пошел на почту и в книжный магазин,
которые находились неподалеку друг от друга.
У парикмахерской была большая очередь, но денег дед дал
больше, чем на стрижку, поэтому Колька пошел на рынок, купил
себе огромную, с детскую голову, антоновку и с наслаждением
стал ее есть. На базаре видел бабушку Варю, но подходить не
стал, и она его не видела. Она не знала, что произошло дома.
Выйдя после подстрижки, он увидел возле парикмахерской
шикарный мотоцикл и человек пять ребятишек, рассматривающих
этого "вороного коня" и громко обсуждающих его достоинства.
Колька тоже залюбовался мотоциклом, но близко не подходил.
Вдруг ребятишки вспорхнули, как стайка воробьев. К мотоциклу
подошел солидный мужчина в шлеме и больших, как у летчика,
очках.
- Что, нравится? - спросил он у Кольки.
- Нравится.
- Хочешь, прокачу?
Колька замялся.
- Ну, так как? - допытывался хозяин мотоцикла.
- У меня дедушка здесь, в книжном магазине, должен скоро подойти сю-
да.
- Ну, это мы уладим, - сказал мужчина и пошел к книжному
магазину, оставив Кольку у мотоцикла. Снова собрались
ребятишки.
- Что это за дядька? Кто он тебе? А ты чей?.. -
забросали Кольку вопросами. Он не успел ответить на все
вопросы, как увидел, что из магазина вышел дедушка с
мотоциклистом. Они о чем-то беседовали и улыбались. Дедушка
махнул Кольке рукой, мол, покатайся с ним. Затем они с мужчиной
пожали друг другу руки, и незнакомец направился к мотоциклу.
- Дедушка разрешил, - сказал он Кольке, помогая ему
усесться на заднее сиденье. - Ну, куда поедем?
Он ловко сел на свое место, завел мотоцикл и... Поехали!..
Главную улицу и рыночную площадь проскочили за одну мингуту. А
вот и чугунолитейный мост. Если сейчас ехать по Песочной улице
(Заречье), то через три минуты будешь уже в Юсово, на
Погореловке, а оттуда через пять минут - у родного дома.
Кольку уже тянуло домой, а мотоциклист как будто читал его
мысли.
- Ты сам-то где живешь? - крикнул он через плечо.
- В Юсово, - ответил Колька.
Вот и Песочная.
- Дома-то есть кто?
- Мать и сестры, - не стал особенно распространяться
Колька.
- А бабушка где же?
- Она на базаре, - прокричал Колька, недоумевая, откуда
же тот знает про бабушку.
- Вот досада... - незнакомец остановил мотоцикл посреди
зареченской улицы, повернулся к юному пассажиру и снял очки.
- Ты что ж, Колюнька, не узнал меня, что ли?
Тут уж его Колька узнал сразу. Конечно же, это был его
крестный Давыд, или, как его звали Колька с Юлькой, дядя Дося.
Он - капитан первого ранга. Служит в Ленинграде, где проживает
с женой, сыном Виктором и приемной дочкой Нонной. А в
Кривополянье живет его мать Наталия с невесткой Матреной,
вдовой другого, погибшего на войне сына...
Ну, надо ж так опростоволоситься? Второй раз крестный его
покупает. Года два назад Колька, собираясь в школу ранним
утром, увидел под окном нищего. Много тогда ходило таких по
домам. А этот был небритый, в чудной шапчонке, старой одежде,
босиком, с подвернутыми до колен штанами. Он попросил у Кольки
хлеба Христа ради. Колька подал ему черствый кусок, а нищий
вдруг и говорит: "Что ж ты мне такой черствый кусочек подаешь,
ты отрежь посвежее". Колька растерялся, покраснел и полез было
за хлебом на полку, но нищий (крестный возвращался с утреннего
клева) тогда сам, как и сейчас, признался, кто он такой. Колька
даже расстроился.
- Ну, ну, не журись... Не так-то часто видимся, чтобы
сразу узнавать друг друга. Я-то тебя ведь тоже не узнал бы,
если бы не увидел, проезжая на мотоцикле, как вы с дедом
вылезали из кабины. Николая-то Ивановича я сразу узнал. В этом
возрасте внешне не очень меняются. А вот Варюшку-то, кузину
свою, я расчитывал увидеть дома, а она на рынке. Досадно, но
назад возвращаться не будем. Дождусь ее дома.
Доехали очень быстро. Но... Как крестный переживал, что поздно откры-
лся крестнику, из-за чего не повидал свою двоюродную сестру, так и крес-
тник стал переживать, что не рассказал крестному о своем побеге из дома.
Крестный бы тогда придумал, как объявиться по-другому. Естественно,
мать, услышав треск мотоцикла (тогда еще и у Ивана Похлебкина не было
такой машины), подумала, что ее непутевого сыночка доставил на казенном
транспорте милиционер. Она прибежала с огорода растерянная, руки в зем-
ле. Но увидев крестного и Кольку, как-то смягчилась и заплакала. А
Колька обрадовался, что наказания не предвидится.
Буйно зеленела перед взором приезжего мужика густая
высокая трава на том самом месте, где проходил в былые годы
Маленький порядочек. Теперь очень трудно определить даже места,
где чей дом стоял. Почти незаметные бугорочки своего
собственного родного дома определялись приблизительно, больше
по кое-где пробивающемуся иван-чаю да глухой крапиве. Будто и
рытвина несколько изменила свои очертания с тех пор. Да,
временито прошло почти сорок лет. До отъезда Николая в Питер на
юсовском погосте у него из близких была только его прабабушка
Катя. Когда ее хоронили, он бежал за гробом и, отчаянно ругаясь
на взрослых, кричал:
- Куда понесли Катю? Верните ее сейчас же!.. - он тогда
еще не понимал, что такое смерть. А теперь там, на погосте,
покоится добрая половина тех, кого он хорошо знал. А в селе их
все меньше с каждым годом. Причем, не только старики уходят.
Давно нет любимого дружка Леньки, Калина и многих других
товарищей Колькиного детства.
Шишков живет на Селе. Сыновья закончили техникум,
отслужили срочную службу. Старший женился, растят сынка. С
младшим отец, классный сварщик, пасет сельских коров и овец.
Время такое.
Сигитовы живут в городе. Но Славка отвоевал у колхоза
здание старого амбара и, надо сказать, уже его прекрасно
отделал: домина, ну, просто рыцарский замок. Славка всегда был
деловым человеком. Он просил у властей и здание неработавшей
школы, чтобы использовать ее помещения под амбулаторию,
отделение геникологии и зубопротезный кабинет. Но власти
сказали: "А может тебе и церковь отдать?.." На церковь пока нет
ни денег, ни сил, а были бы... Что ж ее не отдать в хорошие
руки? Более полувека стоит, как памятник нашей дикости и нашему
хамству.
Старики рассказывают, что раньше жили намного лучше, хотя
не было радио, электричества, автомобилей. Но почти у каждого
был сад, у всякого, чьи огороды выходили к реке, имелась лодка.
Дома и хозяйские пристройки были аккуратными, ухоженными,
дырявых крыш не было. У каждого третьего во дворе - свой
колодец, у каждого четвертого - своя баня. Безлошадных было
только двое на все село: Каня-дурачок и Шавочка- активистка
(ее родители страдали запоями). Каня ходил питаться по домам.
Юродивых раньше привечали, как самых желанных гостей. Божий
человек. Его не обижали. Он любил резать бумажки на мелкие
кусочки и хворостиной стегать свою собственную тень, повторяя
непонятное "Пуроста!" А Шавочка оставила о себе память сельчан
в фольклоре как организатор колхоза в селе. На улице при
переплясах пели:
- Колхоз эРКаКа - Зарезали чушку. Колхозникам - по куску, Шавочке -
пичужку.
Да что говорить... Может быть кому покажется странным
утверждение, что у каждого во дворе была уборная? Да как же без
уборной-то? А вот как. Как жили при строительстве светлого
будущего: уборная являлась признаком богатства семьи. Уборных в
селе было не больше двадцати на двести пятьдесят дворов.
Кольке было лет пять, когда , якобы по чьей-то жалобе, проходила про-
верка санитарного состояния жилых комплексов села. Из района прислали
комиссию: санитарного инспектора и представителя райисполкома. Из мест-
ных в комиссию включили председателя сельсовета, одного из членов прав-
ления колхоза и сельского фельдшера. Кстати, у члена правления самого не
было уборной. Решили ходить по домам выборочно. Председатель повел к пе-
рвым трем, где были хорошие санитарные условия, затем, где варили само-
гон (избы четыре по очереди прошли), потом - где плохонькие уборные сто-
яли. После еще нескольких изб с самогоном можно было показывать, что
угодно. Акт о санитарном состоянии составляли в доме у Николая Иванови-
ча, грамотного, бывалого человека. Колька с печи наблюдал, как они один
за другим вваливались в избу и рассаживались у стола. Курили, икали... У
фельдшера шапка была перевернута сзаду наперед и уши ее болтались, как
птичьи крылья. Он стоял, склонившись над сидящим инспектором и пьяным
голосом диктовал: "санитарное состояние нормальное". А на обоих подошвах
Хромовых сапог инспектора, составляющего акт, налипло вместе с соломой
по огромной лепешке человеческих испражнений. На галошах фельдшера исп-
ражнения были поменьше и без соломы. Остальные сидели с другой стороны
стола, и ног их Кольке не было видно. Возможно, кто-то из них и впрямь
считал такое состояние нормальным... Другого-то не видели.
Сейчас-то уборные (скорее, правда, пародии на уборные)
есть почти у каждого За личными домами следить стали лучше.
Соломенные крыши со своими дырками сменились жестяными и
черепичными. Но помои выплескивают на улицу прямо с крыльца или
через забор палисадника. Даже на главной улице - лужи, утки
плавают. От начала улицы до церкви - бурьян выше человеческого
роста. И полуразрушенная церковь. Сейчас никто не рискнет
селиться на Маленьком порядочке. Было бы куда, сбежали бы и с
более высоких мест. Неужели им оставят этот единственный выход
- сбегать?.. Ведь можно, наверное, навести порядок на своей
земле, да и есть уже инициаторы... Почему же им не давать
делать это хорошее дело - наводить порядок? Тогда никому бы и
в голову не пришло убегать с Маленьких порядочков. На ошибках
учатся. Их исправляют. Наведением большого порядка в своем
селе. Время этому уже пришло.
ТОНЬКИНА СВАДЬБА
Тонька была Дементьева. Но Дементьевых в Юсово, почитай,
четверть села. Родственники и просто однофамильцы. Чтобы не
путать, их звали поуличному: Японцевы, Бирюковы, Носовы,
Пистушкины и т.д. По-уличному Тонька была Японцева.
Из всех двоюродных сестер и братьев после войны Тонька
Японцева первая вышла замуж. Вышла за положительного парня
Николая Чернавцева, род их почему-то звали попами. Может быть
кто-то из предков был священником, или по какой другой причине
- неизвестно. Однако, парень был самостоятельный, и женились
они с Тонькой по любви.
Для нас, стриженых босоногих мальчишек, это была вообще
первая свадьба, которую мы видели. Свадьба на селе - всегда
