больше, чем их родителей. Они платили ему взаимностью, любили и
уважали деда.
Деда, кстати сказать, уважали все: начальство, сослуживцы,
соседи и "рыцари легкого пара", к которым принадлежал и он сам.
Его и нельзя было не уважать: бесхитростный, компанейский,
простой и предупредительный, - он много повидал за свои
полвека с небольшим.
Один из завсегдатаев бани как-то в порыве чувств сказал
ему:
- Хороший ты мужик, Архипыч.
- А что мне плохим-то быть для хороших людей? С плохими
предпочитаю
не общаться, но уж если случается... Всякое бывает. Не
такие мы простые, как с виду кажемся.
Последняя фраза была его любимой. Ее от него слышали не
однажды. Для тех, кто его хорошо знал, эта фраза была не просто
фразой и высказывалась им не напрасно. За внешне простоватым
выражением лица скрывался острый ум, ирония, такая шутовская
балакиревская хитрость. Вот и сейчас, потягивая из
эмалированной кружки, которую держал на рукавице, чтобы не
обжечь руки, горячий напиток собственной технологии, он хитро и
многозначительно улыбался.
- Архипыч, скажи, а? Ну, скажи... - допытывались
окружающие его голые распарившиеся люди, по собственному опыту
знающие, что подобная улыбка может вырасти в интересный и
увлекательный рассказ из жизни, на которые Архипыч был мастер.
- Да так я, представил вдруг, какое выражение примет
физиономия таможенника, когда он вскроет коробку.
- ? ? ?
- К нам на Бом-брам-стеньгу поступил из Финляндии малость
подержаный "Фиат".
Надо заметить, что Бом-брам-стеньгой он называл свое
родное предприятите Промбуммаш, которое он как бывший моряк
из-за неудобства произношения переделал тоже в не совсем, но
для него удобопроизносимое Бом-брам-стеньга.
- Ну, "Фиат", так "Фиат". Начальник посылает меня в
таможню оформить бумаги и получить автомашину. Я стал все
убирать с рабочего стола, а он мне: "Потом, Архипыч, все
уберешь, когда приедешь. А сейчас давай на Заозерную, а то
время идет. Сделаешь все и на своем "Фиате" - назад". "Что вы,
Олег Павлович, - говорю, - там работы на полдня хватит". А я
недавно просматривал книжечку "Правила таможенного досмотра" и
немного был в курсе этого дела. А он: "Да брось ты проблему -то
создавать из ничего. Поедем вместе." Поехали. До Заозерной
городским транспортом от нас всего полчаса добираться. К десяти
были там. Народу!.. Однако, делать нечего. Заняли очередь. Сами
по-очередно ходили, наводили справки, что к чему...
Начальник-то часу не простоял, скис. "Ну, я поехал, - это он
мне, - делай, дед, как знаешь". И пошел. Пешком в сторону
Московского проспекта. На трамвай. Машину-то он с Бом-
брам-стеньги специально не взял, чтобы назад вернуться на
"Фиате". Только "Фиат"-то оказался трамваем тридцать пятого
маршрута. Короче, он ушел, я остался. А в голове одно: что
презентовать таможеннику? Один бедолага из очереди рассказывал,
как он третий день сюда за машиной ездит. Все, говорит, несут
пакеты, коробки... Ну, ясно: машину купили - деньги есть и на
благодарность. А я, говорит, не мафиози, машину прислали для
обЪединения... Ну, и заявил, что, мол, у него ничего нет. Вроде
бы на эти слова и внимания не обратили, но дело затянулось. То
одно не так, то другое. Главное, не обЪясняют, где что не
сходится. Ткнет пальцем и все. Например, не вписан в декларацию
номер двигателя. А с какой стати его вписывать, если его и в
паспорте нет, вот, мол, смотрите. Но они отвечают на это, что
по-фински не понимают.
Архипыч допил чай и, вытирая лицо и шею, продолжал:
- Ну, думаю, совсем, как у него, и у меня может
получиться: машина для Бом-брам-стеньги, денег у меня - кот
наплакал, презентовать нечего. Во, гады, думаю. Взяточники.
Сходил еще в разведку, справки навести. Нового - ничего. Зашел
в контору. Девица там такая, ну, вылитая Эстер из кинофильма
"Богатые тоже плачут", проходила: "Что вы тут все ходите,
вынюхиваете? То один, то другой. Не даете работать..." И
голосок, как у Эстер - отвратный-преотвратный. Я эдак угодливо
улыбнулся - неизвестно, что за девица, может быть пригодится и
ее расположенеие... "Вот, - говорю, - милая девушка, говорят,
будто с собой нужно паспорт иметь... Я паспорт-то захватил на
всякий случай, да боюсь не узнают - ведь я, когда на паспорт
фотографировался, то без усов был". Посмотрела она на меня, на
мои усы, улыбнулась: вот, мол, чудной какой, такие усы на
фотокарточке, наверное, и не заметны - но ничего не сказала и
пошла: бедра - вправо, бедра - влево.
Главное - ругаться перестала.
Заглянул в коридоре конторы в одну из дверей: сидит такой
важный, в очках, инспектор, справочники на столе, машинка
пишущая. Напротив него, перед барьером - проситель. По одежке
- из героев перестройки, денежный, видать. Но несмотря на это
- проситель. Весь вид его - просящий. На барьере -
коробочка, бечевкой преревязана. А инспектор одним пальчиком:
тук-тук-тук... Печатает. Ага, кажется, декларацию смотрит. И
так пероиодически глазами - то в один, то в другой справочник:
зырк, зырк. Что-то обнаружит, и снова на машинке:
тук-тук-тук... Я потом через двадцать - двадцать пять минут
еще заглянул. Все без изменения: чиновник, проситель,
декларация, машинка, коробка... Вот тут меня и осенило: не
такие мы простые, как с виду кажемся. Не зря же я читал (по
диагонали, правда) "Правила таможенного досмотра". Еще раз
отметился в очереди, мол, отлучусь ненадолго. И - домой. На
четвертый этаж - бегом... Жена не успела ничего ни сообразить,
ни сказать. Вбежал, схватил коробочку из-под импортной
кофемолки (поменьше, чем у мужика в таможне), ленточку Светкину
(внучка у меня, первоклашка), "Правила таможенного досмотра" и
- к дверям. Жена: "Ты куда, дед?" Я: "Потом!.."
Вскоре снова был в очереди. А минут через сорок сидел на
месте того мужика-просителя. На месте его коробочки - моя.
Чуть поменьше и покрасивее той. И перевязана не какой-нибудь
бечевкой, а синенькой ленточкой. Сам я, наверное, больше был
похож на того просителя, чем моя коробочка на его коробочку.
Все шло, как по маслу. Правду говорят: не подмажешь - не
поедешь. Подмазать тоже надо уметь.
Еще с полчаса инспектор показывал свою значимость. Смотрел
в справочники, и на машинке: тук-тук-тук...
К немалому удивлению Олега Павловича я успел, благодаря
"Фиату", на Бом-брам-стеньгу к концу рабочего дня.
Вот уж сколько дней прошло с тех пор, а я и сейчас, стоит
представить физиономию инспектора, когда он откроет коробочку,
не могу удержаться от улыбки.
Но тут уж улыбались все, а не только Архипыч. Улыбались и
даже хохотали - вот дает Архипыч!
Кто-то из зала крикнул:
- Архипыч, уважь, обработай меня, а потом я тебя, а? Архипыч кивнул в
знак согласия и, надевая рукавицы, добавил: - И поделом ему. Между про-
чим, в тех "Правилах" все четко расписано, как надо работать. А мне с
ним впредь детей не крестить. Машину тоже навряд получать придется. А
наших пусть знает. Не такие мы простые, как с виду кажемся.
С этими словами Архипыч, взяв веники, направился в парилку
"обрабатывать" напарника, а чтобы быть более точным -
однопарника.
