лиловыми пятнами -- наверное, решил я, от предвкушения схватки.
Я пожал плечам. И тут же почувствовал, как в моЛ тело,
где-то в области ключицы, впиваются костлявые пальцы. Хватка
поистине оказалась железной -- тигрица охотилась всерьЛз.
-- Только не говорите, что вы его потеряли! -- взвизгнула
она на весь автобус, умело скрывая ликование под маской
профессионального гнева.
Вот ещЛ! Я и не собирался ничего говорить. Зачем? Меня это
касается менее всего.
Как правило, поимка контролЛром безбилетника приковывает
внимание остальных пассажиров. Этот раз не был исключением.
Мощная аура, кишащая бурными страстями и испускаемая контролЛршей
в душную атмосферу автобусного салона, заразила, затопила весь
автобус. Затаив дыхание, пассажиры -- и нормальные, и те, кто
таковыми не являлись -- с жадностью взирали, прислушиваясь и
принюхиваюсь, к разыгрывающемуся поединку. На чьей стороне
окажется перевес?
-- Так это что же получается, у вас нет билета? -- с
крепнущей надеждой, почти с уверенностью, вопросила контролЛрша.
Я снова пожал плечами. (Похоже, этот жест стал для меня
единственной реакцией на любые поползновения мира объектов
вторгнуться в мир моего "я").
-- Я так и знала! -- обрадовано взвизгнула тигрица. -- У
него же всЛ на лице написано! (то есть то, что я нормален;
осталось лишь выдать свидетельство о моей нормальности и взять с
меня, так, между прочим, для проформы, причитающуюся ей мзду).
Далее ритуал предписывал определЛнную, отнюдь не малую,
порцию нравоучений. Констатация факта моей нормальности умело
вуалировалась негодующим словоизвержением, обвинениями в
порочности, аморальности и всех возможных земных грехах. Видимо,
имелось в виду, что я должен был почувствовать себя закоренелым
преступником, в лучшем случае -- убийцей с многолетним стажем или
насильником малолетних. Не сомневаюсь, что окружающие именно это
и почувствовали. Пузатый тип с обширной плешью, сидевший рядом со
мной и до сего момента с жадностью прислушивавшийся к
обвинительной речи новоявленного прокурора, с опаской отодвинулся
от меня. Но гневная речь контролЛрши пропала втуне: я был надЛжно
защищЛн и от неЛ, и от всего эфемерного мира объектов своим
интравертирующим сознанием; вовне меня просто не существовало,
мой мир был ограничен моею телесною оболочкой, служившей мне
надЛжным экраном. Я остался невозмутим и спокоен.
Плечо мое заныло от судорожного прикосновения еЛ когтистых
пальцев: она довела себя до исступления, почти до экстаза.
-- Платите штраф, гражданин! -- выпалила она сакраментальную
фразу, строго следуя предписанному сценарию.
Очередное пожатие плечами. Я не собирался ерепениться
(зачем? пассивность -- единственный способ сосуществования с
миром внешней экс-псевдореальности). Сунул руку в карман и
нащупал истрЛпанный прямоугольник картона... Любопытно, что это?
Прокурор иссяк, надо мной снова зависла тигрица, уже
ощерившая пасть в последней готовности вцепиться в горло своей
жертве. И тут я вынимаю проездной.
Обыкновенный проездной, уже не новый и плоть от плоти мира
внешних объектов. Он жил в моЛм кармане неведомо для моего
внутреннего "я"; в нужный момент рука извлекла его оттуда и
предъявила куда-то вовне, тем самым ограждая меня от неизбежных
конфликтов с этим самым "вне". Сейчас же произошЛл какой-то сбой;
видимо, автоматизм был нарушен вмешательством моего "я" в этот
совершенно ненужный и пустой процесс общения с миром забытых
вещей.
Я нарушил ритуал -- это было ясно видно по растерянному,
разочарованному лицу контролЛрши. Я сыграл против правил -- и тут
же был наказан гневным шипением тигрицы, челюсти которой,
клацнув, сомкнулись в пустоте; жертва ушла из-под самого еЛ носа.
Теперь гнев еЛ был истинным, а не ритуально-завуалированным.
Надежда, которой она жила в последние минуты, рухнула, уступив
место разочарованию, и виноват тому крушению был я: я не
соответствовал еЛ меркам о нормальном человеке! Гнев с шипением
вырывался из нутра обманутой тигрицы, словно из туго накачанной
автомобильной камеры, обволакивая меня жгучим эмоциональным
туманом. Когти, почти уже готовые вырвать ключицу из моего плеча,
в последний момент судорожно дЛрнулись, напряглись и отпрянули,
словно в омерзении...
(Возможно, когда-нибудь мир перевернЛтся вверх тормашками и
понятие о "нормальности" сменит свой знак на противоположный --
нормальными станут считать тех, кто оплатил свой проезд, -- о,
тогда контролЛр в городском транспорте будет выдавать квитанции
именно этим "новым" нормальным, присовокупляя к сим квитанциям
изрядное денежное вознаграждение -- за их нормальность. Тогда,
наверное, время потечЛт вспять).
Зачем я всЛ это рассказываю? Исключительно затем, чтобы
подвести к самому главному.
Проездной был за апрель месяц. А мой последний разговор с
шефом, в котором он объявил меня шпионом, состоялся в начале
января. Три месяца выпали из моего бытия, словно их никогда и не
было.
Это ли не яркое свидетельство псевдо-реальности мира внешних
объектов?!
Поистине,
Бодрствуя, мы идЛм сквозь сон. (6)
Процесс познания бытия неотделим от проблемы существования
человечества, проблема поиска своего места в мире всегда стояла
перед человеческим разумом и поистине была проблемой номер один.
Определив отныне своим истинным миром мир сновидений, я принялся
постигать его.
В первую очередь я обратился к психоанализу, вернее,
попытался воскресить в памяти всЛ то, что некогда почерпнул из
этого оригинального учения. Вспомнил свой последний сон и
применил к нему метод толкования сновидений, предписанный
Фрейдом. Но первые же шаги на этом пути привели меня в тупик.
Я готов был видеть в своих грЛзах всЛ что угодно, но никак
не сексуальную подоплЛку. Либидозные желания и переживания,
живущие в моем "я" в период бодрствования, проявляют себя в
сновидениях в невообразимых фантасмагорических нагромождениях;
вся подспудная сексуальная жизнь человека разряжается во сне,
находя выход в сюрреалистических удовольствиях, совершенно не
поддающимся логическому осмыслению человеком бодрствующим --
такова в общих чертах концепция фрейдизма. Символика сновидений,
предложенная Фрейдом, позволяет установить логическую взаимосвязь
между миром сновидений и миром объективной реальности. Основа
этой символики опять-таки зиждется на сексуальной почве -- таким
образом, толкование сновидений с точки зрения психоанализа
возможно единственно с позиций удовлетворения сексуальных
(либидозных) желаний человека, в каких бы искажЛнных, извращЛнных
формах те желания не существовали. Бесспорно, фрейдизм -- по
крайней мере, в отношении сновидений -- мог бы представлять для
меня определЛнную ценность, если бы...
Если бы отражал истину.
Я был уверен, я знал, что истины здесь не найду. И дело
совсем не в том, что психоанализ умалял достоинства человеческой
личности и сводил всю еЛ жизнь исключительно к жизни пола и
стремлению к наслаждениям. Нет, моЛ неприятие фрейдовского
пансексуализма основывалось на интуитивном знании (с полным на то
основанием я причислял себя к интуитивистам), знание же это,
почерпнутое мною в мистическом опыте, свидетельствовало: опыт,
пережитый в сновидениях, не есть отражение ни внешнего мира
объективной реальности, ни бессознательной работы человеческой
психики.
Да и сам Фрейд не вызывал у меня особенных симпатий, порой
бывал даже неприятен и противен. При всЛм моЛм уважении к творцу
психоанализа я не раз ловил себя на мысли, что и сам он стал
жертвой какой-то сексуальной мании, которая сумела
сублимироваться в его мозге, воплотиться, проявить себя в одном
из самых скандальных учений современности. Перед глазами стоит
картина: Фрейд "исповедует" пожилую даму, которая поверяет тому
свой сон. И вот уже готово суждение великого психоаналитика: всЛ
сновидение навеяно женщине (далеко не молодой, заметьте)
единственно инцестуозным желанием по отношению к еЛ взрослому
сыну! Как здесь не возмутиться и не возроптать? Нет, я далЛк от
мысли видеть в человеке исключительно сосуд, до краев наполненный
жадными, похотливыми желаниями, которые ищут -- и находят --
выход если не в состоянии бодрствования, то уж во сне
обязательно. Это противно природе Человека.
Я заговорил о Человеке с большой буквы? Я, который
признался, что мне глубоко чужд (читай: обрыдл) мир людей? Что ж,
я готов противоречить самому себе, ведь я сам -- Человек...
Отныне я зарЛкся толковать свои сновидения. Я понял одно: их
смысл -- в них самих, но никак не вовне, и постичь его отсюда, из
внешнего мира, невозможно, ибо оба эти мира не соприкасаются ни
одной из своих граней, лежат в разных плоскостях, различных
уровнях бытия, не связанных между собой никакими логическими
узами и никакими законами.
Да, от толкований сновидений, будь то с позиций
психоанализа, астрологии или оккультизма, я отказался раз и
навсегда, но постичь их природу, их место в моей жизни (вернее
было бы сказать: моЛ место в жизни сновидений) я решил во что бы
то ни стало.
Что же такое сновидение?
Сновидение -- это голос Неведомого. (7)
Окончательно, как мне казалось, порвав с Фрейдом, я вновь
вернулся к нему, вернее, к одной его мысли, озарившей меня вдруг
подобно вспышке молнии. В сновидениях, вещал гений психоанализа,
человек полностью отрешается от внешнего мира и остаЛтся наедине
с самим собой. Но если это действительно так, продолжал я мысль,
то во сне человек становится истинным интравертом, не столько по
своим убеждения или складу характера, сколько по самой природе
сновидений.
Человек творит сновидения, творит целый мир, мир принадлежит
только ему, ибо это его мир, его творение -- и сам же
растворяется в нЛм, становится частицей его, вливается в него и
живЛт им. Возникает любопытный парадокс: человек творит
сновидение, и в то же время не властен над ним; творя, он теряет
власть над творением.
ЕщЛ два-три штриха, и я оказался на пороге великого
открытия. Если оба мира -- яви и сна -- равнозначны и реальны (а
в последнем сомнений у меня больше не осталось), то человек в
сновидениях обретает статус Самого Господа Бога! Аналогия здесь
полная: Бог творит мир из ничего (сновидец творит свой мир также
из ничего), сотворЛнный мир начинает жить по собственным законам
-- Бог теряет власть над ним. Правда, утверждать мысль о потере
Богом власти над всем миром было бы слишком смелым допущением,
этого знать человеку не дано, но то, что высшее Его творение --
человек -- более не подвластен Ему, не подлежит никакому
сомнению: учение о свободе воли не яркое ли тому подтверждение?
Более того, я позволю себе подвергнуть сомнению всеведение и
всевластье Господа и в отношении всего остального мира, -- не
одна ли это из тех иллюзий, которые творит человек во облегчение
собственного существования? Вся история рода человеческого вопиет
скорее о бессилии Господа, нежели о всемогуществе Его над миром.
Сотворив нечто из ничего, Он сотворил непостижимое для Самого
Себя -- точно также сновидец творит непостижимый для себя мир
сновидений. Однако, так ли уж непостижимы эти два мира, один --
для Бога, другой -- для человека? Непостижимость та имеет
