Проблема выбора между добром и злом никогда не стояла перед ним, всЛ,
что Им ни делалось, было "добро зело" -- так гласит Писание.
Но и человек сотворЛн свободным, поскольку духовность и свобода, в
сущности, есть одно и то же. Могут ли в таком случае сосуществовать две
свободы -- Бога и человека, не ущемляя при этом неограниченных прав
(ведь свобода -- это отсутствие каких-либо ограничений) противной
стороны? Мы вынуждены ответить отрицательно: двум свободам нет места в
сотворЛнном Богом мире. Свобода может быть только одна.
Таков Бог. Таков идеал, бездушный, самодовольный, эгоистичный и
лицемерный -- идеал, к которому должен стремиться человек. Но должен ли?
Если уподобление Богу есть достижение "совершенства", в основе которого
лежат вышеназванные качества, должен ли человек желать осуществления
богоподобия?
И да, и нет. Да -- поскольку богоподобие предполагает достижение
полноты творческой самореализации и знания человеком всех сторон бытия.
Нет -- поскольку человеческий дух для полной своей реализации нуждается
в гораздо большем, нежели может дать ему уподобление Богу.
Это большее есть любовь.
Именно этого, присущего только человеку, качества Бог как раз и
лишЛн. Человек приобрЛл его вопреки воле Бога, вопреки запрету,
наложенному на вожделенный плод с древа познания. Так называемое
"грехопадение", таким образом, открыло человеку путь не только к
интеллектуальному насыщению его духовной сущности, но и к прекрасному
чувству любви, к проявлению сокровенных, исконно человеческих свойств
его существа. С первых же шагов покинувший Бога человек учится понимать
красоту человеческой души, в общении с себе подобными постигает самую
сложную и самую важную из всех наук -- науку любить и быть любимым.
Нет, не добро и зло познал человек, вкусив от запретного плода --
человек познал любовь. Познал сам, нарушив Божий запрет, а познав, не
смог больше дышать приторным воздухом Эдемского рая -- и ушЛл от Бога.
Создав человека, Бог в СвоЛм творении превзошЛл Самого Себя: Он
создал существо, потенциально обладающее большим, чем имеет в Своем
арсенале Он Сам. Да, человек не всемогущ и не всеведущ, а творческие
возможности его ограничены и не сравнимы с божественными -- однако
человек не был бы Человеком, если бы, будучи, подобно Богу, всемогущим,
всеведущим и творчески совершенным, он не обладал при этом способностью
любить.
Любовь есть то, что отличает человека от Бога, поднимает человека
над Богом, создаЛт своего рода новую "онтологическую пропасть" между
Творцом и Его творением -- с той лишь разницей, что стремиться к еЛ
преодолению должен уже не человек, а Сам Господь Бог. При этом, однако,
следует заметить, что, как человек никогда не сможет преодолеть первую
пропасть (о которой говорит Н. Лосский), так и Богу никогда не дано
преодолеть вторую. Даже обладая совершенным всемогуществом, Бог
останавливается перед этой пропастью -- пропастью, навсегда отделившей
Его от человека и его мира. Здесь, у края бездны, кладЛтся предел
божественному всемогуществу.
Так, как может любить человек, Бог любить не способен: Его
холодная, расчЛтливая, эгоистичная псевдо-любовь есть лишь тусклый
отблеск, жалкое подобие того истинного, бескорыстного, жертвенного,
порой безумного, но всЛ же святого чувства любви, которое вошло в
человека вместе с "запретным" знанием. Бог никогда не сможет понять
человека, вылепленного Им по "образу и подобию" Своему, Бог никогда не
сможет подняться до Своего творения, до тех недосягаемых вершин, куда
вознЛс человека его свободный дух. В этом, кстати, и заключается
парадокс божественного творчества: сотворить нечто, превзошедшее Его
Самого, подвластно только Богу. Что ж, отдадим должное великому Творцу
-- здесь Ему равных нет.
Таким образом, человек только тогда достигает духовной полноты и
совершенства, когда, наряду со способностью к творчеству и познанию тайн
бытия, он обретает также и способность любить -- способность, которая
лежит за гранью идеи богоподобия и которая идеей богоподобия никоим
образом не определяется. И только тогда человек станет Человеком, когда,
наряду с богоподобием, он осуществит в себе также и истинное
человекоподобие. Именно в этом и состоит смысл жизни каждого
человеческого существа.
-------------------------------------------------------------------------
1) "В человеке тварь и творец соединены воедино: в человеке
есть материал, обломок, избыток, глина, грязь, бессмыслица,
хаос; но в человеке есть и творец, ваятель, твЛрдость молота,
божественный зритель и седьмой день -- понимаете ли вы это
противоречие?" (Ницше Фридрих, По ту сторону добра и зла.
Афоризм 225).
-- Назад -- 2) "Творение мира Богом есть проявление
бесконечно большей творческой силы, чем та творческая
способность, которая свойственна нам, людям. Творя мир, Бог не
нуждается для этого ни в каком данном Ему материале; Он не
берет его ни извне Себя, ни из Самого Себя: Он творит мир и по
форме, и по содержанию как нечто совершенно новое, отличное от
Него и раньше не существовавшее никакою своею стороною. Итак,
Он творит мир из ничего в том смысле, что Ему ничего не нужно
заимствовать ни извне Себя, ни из Себя, чтобы создать мир".
(Лосский Н., Бог и мировое зло. Основы теодицеи// Лосский Н.,
Бог и мировое зло. М. 1994. С. 321-322).
-- Назад -- 3) "Дух в людях грезит", -- так СЛрен Кьеркегор
определяет состояние первочеловека до грехопадения (Кьеркегор
С., Понятие страха// Кьеркегор С., Страх и трепет. М. 1993. С.
143). Однако Лев Шестов придерживается иной точки зрения: "В
противуположность Киркегарду нужно сказать, что именно плоды с
дерева познания усыпили человеческий дух" (Шестов Л., Афины и
Иерусалим// Шестов Л., соч. в 2-х томах. М. 1993. т. 1. С.
500). Заметим, что спор двух великих мыслителей лежит вне
рамок данной статьи.
-- Назад -- 4) См. Лосский Н., Бог и мировое зло. Основы
теодицеи// Лосский Н., Бог и мировое зло. М. 1994. С. 333.
-- Назад -- 5) Андре Жид, устами Лаперуза, одного из главных
персонажей "Фальшивомонетчиков", дает прекрасную
характеристику Богу-искателю развлечений и утех: "О, теперь я
ясно сознаю, что Бог забавляется. Когда он заставляет нас
делать что-нибудь, он забавляется тем, что предоставляет нам
думать, будто мы сами хотели это сделать. В этом и заключается
его гнусная игра... Он играет с нами, как кошка с мышью,
которую она мучит... И после этого он еще требует от нас быть
признательными ему. Признательными за что? за что?.." (Жид А.
Фальшивомонетчики. // Жид А. Избранные произведения. М. 1993.
С. 353, 464).
-- Назад -- 6) "Нет, не умрЛте", -- возражает Искуситель -- и
оказывается прав. Правда, многие исследователи (и среди них Л.
Шестов) склонны считать, что под "смертью умрЛте" Бог
подразумевает не физическую, а духовную смерть, однако у нас
есть все основания придерживаться противоположной точки
зрения: с "грехопадением" дух человека не только не погибает,
но, напротив, сбрасывает оковы сна и пробуждается к активной и
созидательной жизни.
-- Назад -- 7) Способность Бога к лицемерию и обману
противоречит как ортодоксальной христианской теологии, так и
христианской философии. Так, согласно утверждению Декарта,
"первейший из атрибутов Бога -- его высочайшая правдивость"
(Декарт, Первоначала философии// Декарт, cоч. в 2-х томах. М.
1989. т. 1. С. 325). Однако индуизм (в частности, кришнаизм)
понимает этот аспект Бога намного шире: "Кришна, будучи
Всевышним, может быть более вероломным, чем любой простой
человек. Если Кришна решил обмануть человека, то никто не
сможет превзойти Его в коварстве" (Шри Шримад А. Ч.
Бхактиведанта Свами Прабхупада, Бхагавад-Гита как она есть. В
2-х томах. Бхактиведанта Бук Траст.
Москва-Ленинград-Калькутта- Бомбей-Нью-Дели. 1990. т. 2. С.
123).
-- Назад -- 8) Акт "раскаяния", впрочем, однажды был
предпринят Богом: послав единородного Сына Своего на верную
смерть, Он как бы приобретает индульгенцию у человечества --
как за прошлые Свои деяния, так и за те, что Ему еще предстоит
совершить. Смерть Спасителя на кресте, действительно, означает
попытку спасения -- но не человека, а Самого Бога. Как же, по
вине человечества Бог потерял своего единственного Сына --
разве теперь Он не вправе требовать к Себе сострадания и, как
результат, прощения за содеянное ранее?!
-- Назад --
ноябрь 1995 г. -- январь 1996 г.
Москва
Сергей Михайлов.
Иное
Откровение эзотериста
Посвящается Антуану Рокантену
и всем тем, кого одолевает ТОШНОТА
Есть люди, которым снятся дурные сны,
отравляющие им и дневное существование. Для
многих же дневная жизнь кажется дурным
сном, и они страстно желают наступления
ночи, когда пробуждаются духи.
Карл Густав Юнг
Мы больше не ищем Бога. Мы сами ѕ Бог. Мы
убиваем и умираем вместе с убитыми, мы
творим и воскресаем вместе с нашими
снами.
Герман Гессе
СОН
Мир белковой материи окутал меня промозглостью осени и смрадом
городских трущоб.
Трансматериализация прошла, как обычно, более или менее
гладко -- я покинул метафизические слои, чтобы воплотиться в своЛ
материальное "я" здесь, в этом неуютном, грубом, душном, слепом,
невежественно-тЛмном, обременЛнном веществом, временем и
пространством, мирке условно-живых существ. Порой я завидую им,
этим странным существам, завидую их мужественной покорности
судьбе, их отчаянной решимости жить вопреки всякой логике, жить
во что бы то ни стало -- они смертны, и это не является для них
тайной. Жить ради грядущей смерти -- это ли не мужество?
Мужество, бред и абсурд...
Впрочем, эти вспышки зависти крайне редки. Чаще я подвержен
изумлению. Я бессмертен, мне трудно постичь слабых, полуслепых,
но фатально-отчаянных людей. К чему жить, если жизнь -- всего
лишь прелюдия к тому краткому мигу, который зовЛтся смертью?
Впрочем, жизнь и смерть всегда шествуют бок о бок: не будь
смерти, не было бы и жизни. Я -- бессмертен, и потому я не живу.
Я просто есмь.
Кто же я?
Дух, трансфизический сгусток разума, Монада, концентрат
вечного "я", синтез личного Эго и безличного Мирового Духа,
вместилище полного знания об Абсолюте, нематериальная,
внепространственная и вневременная субстанция. Мой мир лежит в
высших сферах бытия, где нет места ни материи, ни смерти, ни
рождению. Время минует меня, лишая жизни (ибо жизнь, хотя и
краткий, но всЛ же отрезок времени), пространство обволакивает
метафизические слои, не смея коснуться их своею тягучею
бесконечностью, -- я есмь всегда и везде. Но нет, "всегда и
везде" -- атрибуты материального мира; я -- миг, я -- точка,
лишЛнная границ. Мой мир непостижим для человека, этого
