- А ты поняла, Ивоа, что если ты поедешь со мной, то это уж на всю
жизнь? И ты больше никогда не увидишь Оту, - глухо сказал он, беря де-
вушку за руку.
- Поняла, - ответила Ивоа, не подымая глаз от апельсина и усердно
счищая с него кожуру.
Воцарилось молчание, Оту протянул вперед свои огромные руки, вывернув
ладони и отставив большой палец.
- Это ты не понимаешь, Адамо, - с улыбкой произнес он. - У Ивоа всего
только одна жизнь, а что важнее в ее жизни: я или Адамо?
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
- Так вот, - начал Мэсон, - поскольку мы отплываем завтра, пора поз-
накомиться с таитянами, которые вызвались нас сопровождать. Сколько их у
вас, мистер Парсел?
Мэсон сидел в своей каюте в той же самой позе, что и несколько дней
назад, перед разостланной на столе картой со стаканом рома в руке. Одна-
ко кое-что все-таки изменилось. На сей раз он предложил Парселу сесть.
- Шестеро, - ответил Парсел. - И вот как их зовут: Меани, Тетаити,
Меоро, Кори, Тими и Оху.
- Вы их знаете?
- Хорошо знаю только Меани и Тетаити. Остальных хуже.
Во всяком случае, все они богатырского сложения, и помощь их будет
нам весьма, полезна.
- Шестеро таитян, - озабоченно проговорил Мэсон, наклонив свой квад-
ратный череп. - Их шестеро да наших семеро, итого тринадцать. Маловато,
чтобы вести "Блоссом".
- Я еще не исчерпал списка, - сказал Парсел, - есть еще двенадцать
женщин, а таитянок совсем не трудно обучить морскому делу.
- Женщины! - крикнул Мэсон. - Женщины на корабле!
Он вскочил так порывисто, что стянул со стола карту и расплескал ром.
Весь багровый, плотно стиснув губы, он стоял, растерянно моргая, не на-
ходя слов. Потом сделал движение в сторону Парсела, словно собираясь
броситься на него, угрожающе сбычился и завопил:
- Ни за что! Слышите, мистер Парсел, ни за что!
Наступило молчание. Парсел нагнулся, поднял двумя пальцами с полу
карту и протянул ее капитану.
- Боюсь, что у нас нет выбора, - кротко, проговорил он. Таитяне без
женщин не поедут. Да и наши люди тоже. Они боятся, что обнаруженный вами
остров окажется необитаемым...
- Женщины на корабле, мистер Парсел! Нет, вы представляете себе, что
это такое? - повторил Мэсон, и его серо-голубые глазки чуть не вылезли
из орбит, такой чудовищной показалась ему эта перспектива.
- Откровенно говоря, и обстоятельства не совсем обычные, заметил Пар-
сел.
- Но женщины на корабле! - снова повторил Мэсон и от негодования за-
былся до такой степени, что на манер таитян даже воздел руки к небу.
Парсел выждал несколько секунд.
- Боюсь, что вам не удастся им отказать, - наконец произнес он. - Та-
итяне не захотят поехать. А матросы способны захватить корабль, высадить
нас с вами на берег и отправиться в плавание без нас.
- И они сядут на риф, - презрительно бросил Мэсон.
Возможно, но мы-то с вами останемся сидеть в Таити на песке...
Мэсон опустился на стул, разложил перед собой карту и сказал, не по-
дымая глаз:
- А сколько их?
- Двенадцать, - ответил Парсел, тоже садясь. - Вот их имена.
- Имена меня не интересуют, - взорвался Мэсон и махнул правой рукой,
как бы отметая от себя всех женщин мира.
Опять воцарилось молчание, потом Мэсон проговорил уже более спокойным
тоном:
- Придется поместить их отдельно от мужчин.
Парсел прищурился. Эта мера предосторожности показалась ему смехот-
ворной.
- Конечно, - произнес он равнодушным тоном, - я помещу их отдельно.
Мэсон залпом осушил стакан рома и поставил его на стол; очевидно, он
уже примирился с неизбежным.
- Возьмите на себя все хлопоты, связанные с ними, - проговорил он, -
я не желаю слышать об этих женщинах.
- Есть, капитан.
Парсел положил список в карман, но продолжал сидеть.
- С вашего разрешения, - начал он, - я хочу сказать вам еще кое-что.
И добавил:
- О том, что меня беспокоит.
- Говорите, - буркнул Мэсон, подозрительно глядя на своего помощника.
"Он уже насторожился", - подумал Парсел и проговорил:
- Если обнаруженный вами остров необитаем, встает неразрешимый воп-
рос: наша колония насчитывает девять британцев и шесть таитян. Итого
пятнадцать мужчин. А женщин всего двенадцать.
- Ну и что же? - сухо бросил Мэсон.
- Трое мужчин останутся без женщин.
- Ну и что же? - повторил Мэсон.
- Боюсь, как бы это не создало весьма опасной ситуации. Итак, я вам
предлагаю или отчислить трех таитян...
- Это немыслимо, - все так же сухо произнес Мэсон.
- Или взять с собой еще трех таитянок...
Эти слова произвели на Мэсона неожиданное для Парсела действие. Капи-
тан молча взглянул на него, потом замигал, руки его затряслись, лицо по-
багровело от ярости.
- Ни за что! - рявкнул он, подымаясь во весь рост. - Как вам не стыд-
но, мистер Парсел, делать мне подобные предложения. И так у нас слишком
много женщин! Они меня ни с какой стороны не интересуют! - добавил он,
подымая руку, словно принося торжественную клятву. - Не желаю даже гово-
рить о них. Если я избрал карьеру моряка, то в надежде, что хоть на бор-
ту... - Не докончив фразы, он снова загремел: - Мистер Парсел, вы отлич-
но знаете, что если бы речь шла даже о моих личных удобствах, я бы все
равно ни одной женщины на корабль не взял! А вы стоите тут передо мной и
хладнокровно предлагаете... Мистер Парсел! Я знал в жизни лишь одну по-
рядочную женщину... мою собственную сестру. А все прочие лишь... все
прочие лишь... Что касается меня, - добавил он, очевидно отказавшись от
более точной характеристики представительниц ненавистного ему пола, - я
не заинтересован в том, чтобы оставлять после себя потомство... Двенад-
цать женщин! - завопил он в новом приступе ярости. - Двенадцать! На бор-
ту моего судна! Двенадцать полуголых тварей, которые с утра до вечера
будут щебетать и стрекотать на капитанском мостике, - добавил он, с
омерзением скривив губы, как будто таитянки в его глазах были чем-то
вроде попугаев или чаек. - Так знайте, мистер Парсел, и сообщите от мое-
го имени экипажу, что я предпочту остаться на Таити и уж лучше собствен-
ной рукой надену себе петлю на шею, чем соглашусь принять на борт "Блос-
сома" хоть одну женщину сверх вашего списка!
Он с трудом перевел дыхание и проговорил более спокойным тоном, желая
прекратить дальнейшую дискуссию:
- Вопрос исчерпан, мистер Парсел!
Парсел холодно откланялся и, дрожа от бешенства, вышел из каюты. "Ка-
кое безумие! Какая неслыханная глупость! Мэсон больше заботится о по-
томстве своих коз и своих свиней, чем о том, чтобы найти пару каждому
будущему колонисту. Какое идиотское упрямство, - подумал он в новом
приступе гнева. - Не все ли ему равно взять пятнадцать или двенадцать
женщин!"
Напрасно Мэсон так пренебрежительно отзывался о таитянках, они этого
ничуть не заслуживали, хотя бы потому, что славились своей физической
силой и сноровкой. Почти так же быстро, как мужчины, они научились уп-
равляться со снастями, отдавать рифы и крепить паруса. Не прошло и неде-
ли, как "Блоссом" отвалил от Таити, и женщины за это время успели стать
вполне сносными матросами. Любопытно было смотреть, как по команде Пар-
села они карабкались по вантам, взбирались на головокружительную высоту,
на самую верхушку мачт, и все это со смехом, песнями, пронзительными
возгласами.
На девятый день плавания "Блоссом" попал в полосу бурь, и Мэсон при-
казал лечь в дрейф. Парсел послал матросов на мачты и реи. Видя опас-
ность, они поспешно бросились выполнять команду, хотя всю неделю, пока
длилось плавание, не особенно усердствовали. Зато все таитяне, за исклю-
чением Меани и Тетаити, не двинулись с места. Возможно, будь они на сво-
их собственных пирогах, буря не так бы их напугала. Но килевая качка,
грозные удары волн о борт судна - все это привело их в трепет. Сбившись
в кубрике, полуголые, замерзшие, измученные морской болезнью, они робко
жались друг к другу, и лица их посерели от страха. Ничто не могло вывес-
ти их из этого состояния - они решили, что всему пришел конец.
Буря утихла еще до ночи, и, откровенно говоря, "Блоссому" ни на мину-
ту не грозила настоящая опасность. Но этот эпизод испортил дружеские от-
ношения между таитянами и матросами. Экипаж не простил "черномазым", что
они "бросили" их в трудную минуту.
Снова засияло солнце, но вместе с наступлением хорошей погоды стих
ветер, люди задыхались от жары, а "Блоссом" еле-еле полз по густой, как
масло, воде. Все застыло в неподвижности. Казалось, движется одно лишь
солнце. Паруса обвисли, жалкие, дряблые, сморщенные, как старушечья ко-
жа, по меткому выражению Маклеода. Ни разу не повеяло свежестью, нос ко-
рабля разрезал неподвижную, без единой морщинки морскую гладь. Горизонт
как бы замкнул судно в своем огненном кольце, и временами Парселу чуди-
лось, будто океан постепенно густеет вокруг "Блоссома", как застывающее
желе.
Как-то утром старик Джонсон показал Парселу картофельные очистки,
плававшие у борта, хотя их выбросили в море еще накануне. За пятьдесят
лет плавания он впервые видел такое. Перегнувшись через бак, матросы с
утра до вечера ловили на удочку рыбу. Таитяне выезжали на вельботе в
открытое море и, стоя на банке во весь рост с гарпуном в руке, подстере-
гали добычу. Но все живое словно ушло из этого моря, славившегося обили-
ем рыбы. Даже акулы отстали от "Блоссома", словно им тоже опостылела эта
неподвижность.
Глядя на пустое небо, мертвое море, тусклые краски, человек чувство-
вал себя так, словно он по воле злого рока очутился на какой-то давно
окаменевшей планете, которая уже никогда не выпустит своей жертвы. Зной-
ные лучи выбелили паруса, растопили смолу между досок. Обшивка над ва-
терлинией начала расходиться, хотя ее дважды в день поливали морской во-
дой из огромных ведер. Матросы обвязывали босые ноги тряпками - до того
раскалилась палуба.
Запасы питьевой воды подходили к концу, и Мэсон посадил экипаж на
скудный паек. Пришлось пожертвовать сначала быком, а потом и коровой.
Затем съели козу с козлом, диких свиней, обеих собак, и из живых существ
на борту остались только люди.
Прошла еще неделя, и наконец с запада подул ветер, морща океанскую
гладь. Паруса угрожающе надулись, снасти задрожали под напором ветра;
заходила под ногами палуба, и грузное трехмачтовое судно, высоко задрав
над волнами нос, с легкостью птицы понеслось вперед.
А через час "Блоссом" врезался в огромную стаю летающих рыб. Они с
размаху шлепались на палубу, с судна было видно, как в прозрачной воде
их преследуют золотые дорады. Парсел приказал рулевому ослабить паруса,
матросы закинули удочки и через четверть часа наловили уйму дорад. Вско-
ре после шумного лова, впрочем похожего больше на бойню, был готов обед
- первый настоящий обед после недели поста.
К концу трапезы небо вдруг потемнело, в воздухе разлилась упоительная
прохлада и начался дождь. На палубу вытащили все, какие были, сосу-
ды-бочки, ведра, растянули парусину. Таитяне скинули свои парео и, под-
няв к небу ладони, закинув головы, вопили от восторга, ловя ртом дожде-
вые капли.
Потом постепенно эти почти непроизвольные движения перешли в танец.
Мужчины начали мерно бить в ладоши, а женщины затянули протяжную песню,
без слов. Напев ширился, убыстрялся, становился все громче, прерывистее.
Темные тела таитянок лоснились под дождем. Они топтались на месте, еле
перебирая ногами; плечи, по которым рассыпались черные густые волосы,
были неподвижны, и лишь в круговом движении широких бедер сосредоточива-
лась вся жизнь, вся пляска.
Матросы, за исключением Смэджа, разделись, и Парселу почудилось, что
сейчас все они тоже пустятся в пляс: так заразительно было неистовство
таитян. Но нет, они остались стоять на баке под потоками дождевой воды,
