воду маленьких пироги. А к ним подходила только что отчалившая, флоти-
лия: на первой пироге дети, на второй - ваине, *
* [Женщины, по-таитянски.]
такие же резвые, как дети. "Ауэ, ваине! Ох уж эти женщины!" -
с улыбкой пробормотал Оту. Солнце стояло уже высоко. И мужчины,
увенчав головы листьями, дружески махали руками, приветствуя
гостей, однако же остались на берегу. Оту одобрил их
сдержанность.
Таитяне на берегу, да и сам Оту на пороге хижины от души хохотали,
глядя, как ползут по спокойным водам лагуны шлюпки чужеземцев. Эатуа *
* [Бог, по-таитянски.]
свидетель, они слишком тяжелы по сравнению с местными пирогами,
а движения перитани медлительны и неловки. Однако приятно было
смотреть, как белые, странные на вид весла, длинные, словно
ножки комаров, осторожно касаются воды.
Шлюпки ткнулись носом в песок, и Оту увидел, как перитани, мохнатые,
бородатые, без рубашек, в полосатых штанах, перешагивают через карлинги.
Оту покачал головой: "Ауэ, до чего же они тощие! Видать, остров дождей,
пусть он и пребольшой, вовсе не такой уж богатый, как они уверяют".
Вдруг Оту пронзительно вскрикнул. Потом, воздев к небу свои на ред-
кость красивые руки, широко развел их и зычно позвал: "Ивоа! Меани!" И,
не дожидаясь ответа, зашагал к берегу, увязая голыми ступнями в горячем
песке.
- Адамо! - крикнул он издали. Адам Парсел поднял голову, оглянулся,
заметил Оту, который шел таким быстрым шагом, что под его парео мерно
подпрыгивал живот, и опрометью бросился к нему навстречу. Золотистые
кудри, гостя сверкали под солнцем.
- Адамо! - крикнул Оту, заключив Парсела в свои объятия.
Оту то отпускал гостя, то снова прижимал к своей широкой груди, терся
щекой о его щеку и все твердил: "Адамо! Адамо! Адамо!" - вкладывая в эти
слова все свое удивление и всю любовь. Лицо Парсела порозовело, а нижняя
губа задрожала.
Толпа таитян облепила обоих мужчин, и Парсел невольно улыбнулся, за-
метив, что они подражают всем их движениям, комментируют каждое их воск-
лицание, как хор античной трагедии, комментирующий диалог героев.
- Адамо! - крикнул Оту и со слезами на глазах снова прижал Парсела к
своей груди. - Ты приехал! Адамо, сын мой! Ты приехал, ты здесь!
- Адамо здесь! - восторженно вопила толпа.
Вдруг юная красавица с обнаженной грудью бросилась к Парселу, вырвала
его из объятий Оту, обняла и принялась целовать по моде перитани, то
есть в губы, под дружный хохот зрителей. Нет, вы только посмотрите на
этого ребенка! Парсел отступил на шаг, но молодая девушка, которая была
с ним одного роста и уж никак не слабее, чем он, с силой прижала его к
груди, продолжая осыпать поцелуями. Парсел, которого и забавляла и уми-
ляла эта сцена, покорился и только изредка бросал через плечо своей дамы
вопросительные взгляды на Оту.
- Как?! - воскликнул Оту. - Да это же Ивоа. Ты не узнал Ивоа! Адамо
не узнал Ивоа! - крикнул он, широким взмахом руки призывая толпу в сви-
детели.
Зрители чуть не задохнулись от нежных чувств: они захохотали во все
горло, и на плечи Парсела посыпался целый град дружеских хлопков.
- Адамо! - вопили таитяне с восхищенно-растроганным видом, словно то
обстоятельство, что Адамо не узнал Ивоа, лишь усилило их любовь к нему.
- Адамо! - звонко крикнула Ивоа. - Ты меня не узнал? Она отпустила
Парсела и, придерживая его за плечи, отодвинула от себя на длину вытяну-
той руки, показывая в улыбке свои ослепительно белые зубы. Парсел прис-
мотрелся к девушке. Ее длинные черные волосы, низко спущенные челочкой
на лоб и разделенные пробором, лежали тяжелыми волнами на плечах и, ког-
да Ивоа слегка нагнулась вперед, упали на ее нагую грудь и закрыли до
бедер. Ивоа была не совсем черной, а цвета амбры, и ее широко расстав-
ленные голубые глаза, опушенные длинными черными ресницами, ярко выделя-
лись на смуглой, словно позолоченной солнцем .коже. Взгляд Парсела снова
упал на ее длинные волосы цвета воронова крыла, на эти роскошные, пыш-
ные, густые, как руно, кудри. У него сжалось горло, и он промолчал.
Да я изменилась! - звонким голосом продолжала Ивоа. Теперь, Адамо,
тебе, пожалуй, будет трудно носить меня на спине.
- С такой ношей ему далеко не уйти, - подхватил Оту, заливаясь счаст-
ливым смехом, и его руки, мирно сцепленные на животе, вдруг взлетели в
воздух, как две птицы. "
Таитяне захохотали. Ауэ, Оту прав! Настоящей красавицей
стала его Ивоа. Тонкая, а где положено - кругленькая. И весит
она немало.
- Посмотри! - произнесла Ивоа. - Я ношу на шее медаль твоего бога Ии-
суса. Все время ношу! Ни на день с ней не расставалась. Даже когда купа-
лась, и то не снимала! И каждый вечер я целовала твоего бога Иисуса и
просила его вернуть мне Адамо. И он вернул! - торжествующе добавила она.
- Видно, твой бог очень могущественный: все может сделать! Адамо здесь!
- закричала она в приливе счастья, подняв обе руки, как будто подставляя
небу открытые ладони. И тут же толпа, окружавшая Парсела, заголосила от
радости.
- Да, ты выросла, - улыбнулся Парсел, незаметно отворачиваясь.
Каждый раз, когда он глядел на волосы Ивоа, у него перехватывало ды-
хание.
- Не стой на солнце, а то у тебя голова спечется, как яйцо морской
ласточки! - заметил Оту под дружный хохот таитян. Иди ко мне, Адамо! Ты
голоден?
- Очень, - признался Парсел.
И снова таитяне умиленно захохотали. Ивоа взяла руку. Парсела, обняла
его за шею, окутав волной душистых волос. Оту схватил его за другую ру-
ку, и вот Парсела в сопровождении ликующей толпы повлекли, потащили,
чуть не перенесли на руках ту сотню метров, что оставалась до хижины.
Он уже ступил на порог, как вдруг какой-то таитянин атлетического
сложения, на голову выше любого из собравшихся, энергично растолкал тол-
пу, приблизился к Адаму с сияющим лицом, схватил его под мышки, легко
поднял с земли, так что лицо Парсела пришлось на уровне его лица, и нес-
колько минут держал, как младенца, над головой хохочущей толпы.
- А меня? - прокричал он, счастливо улыбаясь. - А меня ты узнал, Ада-
мо?
- Меани! - ответил Парсел, глаза его заблестели от радости, и он сов-
сем забыл, что нелепо болтается в воздухе.
- Он его узнал! - заорал Оту, не помня себя от счастья, и, обведя
толпу широким жестом, призвал своих подданных в свидетели чуда.
- Адамо узнал Меани! - закричала толпа, точно так же умиляясь и вос-
хищаясь, как и тогда, когда Парсел не узнал Ивоа.
Меани с горящими восторгом глазами опустил Парсела на землю таким ос-
торожным движением, словно боялся его сломать, и радостные клики стали
еще громче.
- Твои дети выросли, Оту, - начал было Парсел. - А ведь прошло всего
четыре года, прямо не верится...
Но докончить фразу ему не удалось. Ивоа снова бросилась ему на шею,
снова стала осыпать его поцелуями, шутливо покусывая ухо, и под конец
растрепала ему волосы. И снова тяжелые благоухающие кудри девушки взмет-
нулись возле самого лица Парсела.
- Адамо голоден, - раскатисто захохотал Оту и вырвал Парсела из
объятий дочери, что вызвало в толпе новый приступ веселья. - Входи, Ада-
мо, - добавил он, описав рукой широкий полукруг, и изящным, исполненным
подлинно царственного величия жестом он отпустил толпу, все так же доб-
родушно смеясь и лукаво подмигивая, будто никогда он и не сомневался,
что "Блоссом" непременно придет на Таити и Адамо вернется к ним.
Меани усадил Парсела на циновку и опустился напротив гостя, не сводя
с него глаз. Кожа у юноши была более темного оттенка, чем у сестры, и
Парсела, как всегда, поразило резкое. несоответствие между нижней и
верхней частью его лица: по-девически округлый подбородок, большой рот с
пухлыми губами и неожиданно крупный орлиный нос, глубоко сидящие в орби-
тах глаза, осененные угольно-черными ресницами, что придавало лицу за-
думчивое, почти суровое выражение.
- Э, Адамо, э! Э, Адамо! Э, Адамо, э! - твердил он то грустно, то ра-
достно, стараясь передать модуляциями голоса нахлынувшие на него воспо-
минания четырехлетней давности. И он ритмично хлопал ладонью по циновке,
словно под этот глухой, мерный стук легче было представить себе счастли-
вое будущее озаренное присутствием Друга.
- Э, Адамо, э! Я помню, как ты боялся акул в лагуне, вдруг проговорил
он.
Он захохотал, а Оту и Ивоа последовали его примеру. Ведь правда, Ада-
мо боялся акул, боялся их миленьких акул в лагуне.
Меани стремительно, как пружина, поднялся с места, нагнулся над Пар-
селом, охватил его голову ладонями и в знак любви тихонько стукнулся
лбом о его лоб. Потом, положив руки на плечи гостя, стал осторожно пох-
лопывать его пальцами по спине, восторженно на него глядя.
- Э, Адамо, э! - твердил он, не зная, как выразить словами всю силу
своей любви.
- Ауэ! - проговорил Оту. - Дай ему сначала поесть! За разговорами
много не съешь!
Ивоа протянула Парселу полное до краев блюдо, и, еще не разглядев как
следует его содержимое, Парсел уже по запаху догадался, что ему предла-
гают сырую рыбу в лимонном соку. Меани присел у входа, опершись спиной о
косяк двери, а Оту устроился у другого косяка, но так, чтобы не засло-
нять от гостя вид на берег и лагуну. Подав пищу отцу и Меани, Ивоа не
села на циновку, а опустилась на колени справа и чуть позади гостя и
стала ждать, так как этикет запрещает таитянке есть одновременно с муж-
чинами. Пальмовым листом она отгоняла от Парсела мух и время от времени
шутливо хлопала его по плечу. Парсел чувствовал на себе ее взгляд, и сам
краешком глаза поглядывал на темную копну ее волос, но головы повернуть
не решался.
На Парселе были только брюки да рубашка; солнечные лучи, вливаясь
волнами в хижину, ласкали его босые ноги. С левой стороны дверного прое-
ма вырисовывалось на светлом фоне темное плечо Меани, и справа - такое
же могучее, но не такое налитое, не такое упругое, усохшее с годами,
дрябловатое плечо Оту.
Парсел действительно был очень голоден. Ивоа то и дело легонько про-
водила пальцами по его затылку, но он делал вид что ничего не замечает.
Он с наслаждением вдыхал аромат, шедший от ее волос, и глядел прямо пе-
ред собой на стройные стволы кокосовых пальм, на сверкавшую под солнцем
лагуну, всю в ярко-синих отсветах, всю в розовато-лиловых пятнах.
Ничем не нарушаемая тишина царила в хижине. Парсел вспoмнил, что еда
для таитян столь приятное занятие, что за трапезой они предпочитают ни-
чем не отвлекаться. Укрывшись в тени хижины, подставив под ласку лучей
только босые ноги, он испытывал - какое-то необыкновенное ощущение све-
жести и спокойствия. Как хорошо устроен мир: Оту и Меани сидят против
него, а Ивоа он может видеть чуть скосив правый глаз, когда она нагиба-
ется и волосы ее скользят по его щеке. Он глядел на своих друзей и
чувствовал себя бесконечно счастливым. Какая нежность в их взглядах!
Сколько покоя в их душах! Он подумал: "Вот эту минуту я буду вспоминать
вечно", - но не успел еще додумать, как его укололо жало пронзительного
сожаления, будто эта минута его жизни уже ушла безвозвратно.
- Адамо, - тревожно спросил Меани, - что с тобой? Твои глаза грустят.
- Да так просто, пришла в голову одна мысль, Меани.
- Перитани! Перитани! - воскликнул Оту и помахал длинным пальцем у
себя перед носом, точно он уже давным-давно знал, что перитани неиспра-
вимый народ. - Ешь, ешь и не надо слишком много думать головой!
Парсел улыбнулся и опустил глаза на блюдо с рыбой. Оту прав. Только
тот по-настоящему счастлив, кто ясно, но в то же время не слишком ясно
сознает свое счастье. Нужно найти золотую середину. Приходится лукавить
с самим собой. Ты уверен в своем счастье, но не настолько, чтобы призна-
ваться в этом даже себе.
Теплый благоуханный ветерок, прилетевший из глубин острова, пронесся
