Ивоа послушалась его, но ее послушание означало отказ.
Парсел резко остановился: от огорчения и разочарования он не находил
слов. Взгляд его скользнул вверх и встретился с глазами Ивоа. Все те же
глаза, все то же лицо, но в один миг они стали для него чужими.
- Адамо, - нежно сказала Ивоа.
Парсел проглотил слюну. Черты ее заострились, лицо похудело, блестя-
щий живот выдавался вперед, казалось, ей было трудно стоять на ногах.
- Садись, - проговорил он вполголоса.
Он подвел Ивоа к креслу, а сам принялся ходить по комнате. Между ними
легло молчание, и она не пыталась его прервать. Парсел с грустью
чувствовал свое бессилие. Опять надо говорить, объяснять, убеждать...
Что толку? Сколько слов произнес он за те восемь месяцев, что они прове-
ли на острове, стараясь убедить Мэсона, Маклеода, Бэкера, таитян! И все
напрасно. Он объяснял, он убеждал... И натыкался на стену! Не глядя на
Ивоа, он сказал бесцветным голосом:
- Ты не хочешь отдать мне ружье?
- Нет. - И добавила: - Еще не время.
- Почему?
- Мы думаем, что еще не время.
- Кто "мы"?
- Омаата, Итиа, я...
- Почему?
Она пожала плечами и сделала неопределенный жест правой рукой. Он от-
вернулся. Вечно какие-то тайны, неясные намеки, необъяснимые причины...
- Почему? - повторил он с гневом. - Вот уже четыре дня как война кон-
чилась. А Тетаити не выходит из "па". Надо что-то сделать, чтобы восста-
новить доверие.
- Да, - ответила она, - это правда. Но не сейчас.
- Почему не сейчас?
Она взглянула на Парсела. Он пристально смотрел на нее своими краси-
выми голубыми глазами перитани. Серьезные, озабоченные глаза. Она по-
чувствовала, что вот-вот растает от нежности. Ауэ, бедный Адамо, какой
же он несчастный, у него такая жадная голова, она вечно хочет знать "по-
чему"...
- Ему еще хочется тебя убить, - сказала она наконец.
- Как ты можешь знать?
Она вздохнула. Нет, этому не будет конца. Сначала "почему", потом
"как", снова "почему", снова "как"... Бедный Адамо, его голова никогда
не знает покоя...
- А когда ему расхочется меня убить, ты тоже знаешь?
Она серьезно посмотрела на него. Ни один таитянин не понимает иронии.
- Нет, - ответила она простодушно. - Этого я не знаю.
Он прошелся по комнате, не глядя на нее.
- Ну что ж, тогда доверь свое ружье Омаате, а сама возвращайся ко
мне.
Она отрицательно покачала головой.
- В твоем положении?
- Я твоя жена, - проговорила она с гордостью. - Я должна сама охра-
нять тебя.
Он бросил на нее быстрый взгляд и тотчас отвел глаза. Сложив руки на
коленях, Ивоа подумала с радостью: "Он меня любит. Ах, как он меня лю-
бит! Ему хочется взять меня на руки, погладить мне живот и ребенка, ко-
торого я ношу. Но он сердится, подумала она насмешливо. - Думает, что
сердится... Это мужчина: он сам не знает, что чувствует".
- Ну, теперь я ухожу, - сказала она, тяжело поднимаясь с места и нап-
равляясь к двери.
Она услышала, что он идет следом за ней. Он стоял за спиной, и она
подумала: сейчас он коснется меня. Положив ладонь на ручку двери, она
отодвинулась, не спеша распахнула ее и сделала шаг назад, дальше, чем
нужно. Но не почувствовала его.
- Адамо, - позвала она, чуть обернувшись.
И тотчас он оказался позади нее. Она не оглянулась. Но всем телом по-
чувствовала его прикосновение.
- Коснись меня рукой... - шепнула она чуть слышно.
Она прижалась к нему спиной, выставив вперед огромный вздувшийся жи-
вот. Она почувствовала, как его ладонь легко гладит ее, едва прикасаясь
к коже. О Адамо! О мой танэ!
Прошло несколько секунд, и она сказала сдавленным голосом:
- Теперь я ухожу.
Дверь захлопнулась, а Парсел все стоял неподвижно, с опущенной голо-
вой. Он остался один, ничего он не добился.
Вскоре он снова взялся за работу. Пила Маклеода шла превосходно. Он
трудился не покладая рук до самого вечера. Но стоило ему остановиться,
как горло у него сжималось и им овладевала печаль. Все послеобеденное
время ваине не отходили от него, но он почти не разговаривал с ними. Пе-
ред заходом солнца Омаата принесла ему ужин, он вышел в пристройку, по-
мылся и после еды почувствовал сильную усталость.
Должно быть, он уснул за книгой, так как очнулся уже у себя на крова-
ти. Лунный свет просачивался сквозь раздвижные двери. Он снова закрыл
глаза, и ему почудилось, будто он скользит назад, в мягкую, и теплую
тень. Минуту спустя он оказался уже в Лондоне, в каком-то храме; он был
в черной одежде и толковая библию верующим: "Иаков взял в жены Лик", а
потом Рахиль. Лия родила ему четырех сыновей..." С удивлением слушал
Парсел собственный голос, не узнавая его: говорил он в нос, торжественно
и певуче. И странное дело: он стоял лицом к пастве и в то же время сидел
среди верующих и смотрел на себя со стороны, словно слушая речь кого-то
другого. Этот другой говорил: "Рахиль, видя, что она бесплодна, дала Иа-
кову в жены свою служанку Балу. А Лия, видя, что она больше не рожает
детей, дала ему свою служанку Зельфу". Парсел смотрел на себя - того,
другого - с чувством неловкости: что за нелепая тема для проповеди, а
его сосед слева сжимал кулаки; это был очень длинный и очень тощий чело-
век, с черной повязкой на глазу. "Итак, - продолжал первый Парсел, - у
Иакова было четыре жены, и они родили ему двенадцать детей". - "А теперь
я скажу вам, зачем вы все это рассказываете, проклятый обманщик!" - зак-
ричал вдруг сосед Парсела, вскакивая на ноги. Он двинулся огромными ша-
гами к проповеднику и по дороге снял повязку с глаза. Оказалось, это
Маклеод. Там, где пуля Тетаити пробила ему голову, на месте правого гла-
за, зияла черная дыра. Высокий и тощий, как скелет, он встал перед Пар-
селом, повернувшись к нему уцелевшим глазом, вытащил нож и сказал тягу-
чим голосом: "С тех пор как я списался на берег в этом проклятом городе,
я потратил немало времени, чтобы наложить на вас лапу, Парсел. Но теперь
я взял вас на абордаж и, даю слово Маклеода, не вернусь на борт, пока не
спущу вас на дно". - "В чем вы меня обвиняете?" - пробормотал Парсел.
"Вот в чем! - яростно закричал Маклеод, указывая на зияющую дыру на мес-
те глаза. - Кто виноват в том, что все белые на острове были перебиты?
Вы натравили нас друг на друга, Парсел, с вашей библией и прочими бред-
нями, а сами разыгрывали ангелочка! А теперь вы стали владельцем остро-
ва, вся земля принадлежит вам одному! И все мои инструменты! И все таи-
тянки тоже, Иаков вы или не Иаков, гнусный вы лицемер!" Тут Маклеод раз-
махнулся, чтобы нанести ему страшный удар ножом. Парсел отскочил и бро-
сился бежать. Стены распались. Он мчался что было сил, пересек пышущую
жаром прогалину, перед ним замелькали пальмовые заросли, потом исчезли,
а он уже несся по берегу залива Блоссом; ужас сжимал ему сердце громад-
ная тень Маклеода настигала его. Вдруг он очутился в гроте с лодками, он
бегал вокруг шлюпки, а Маклеод гнался за ним по пятам; они останавлива-
лись, стараясь обмануть друг друга, кружились, как дети, вокруг дерева.
"Адамо!" - раздало вдруг голос Тетаити. Грот исчез. Парсел, застыв от
ужаса, стоя в "па" перед копьями.
Он узнал головы Джонса и Бэкера, с шеи еще сочилась кровь. У Джонса
было ребяческое выражение лица, губы Бэкера свела привычная гримаска;
между этими двумя головами торчало пустое копье. Бэкер открыл глаза,
гневно посмотрел на Парсела и сказал твердо: "Это для вас!" - "Адамо! -
закричала Ивоа, Адамо!" Парсел обернулся. В десяти метрах от него стоял
Тетаити, прямой и суровый, направив ружье ему прямо в сердце. "Стой! -
крикнул Парсел. - Тетаити, брат мой, остановись!" Тетаити презрительно
улыбнулся, раздался выстрел, Парсел почувствовал словно удар кулаком под
ребра.
- Аита *, мой малыш, - послышался рядом глубокий голос.
*[Ничего - по таитянски.]
Он открыл глаза. Сердце его колотилось. Он обливался потом.
- Аита, - повторил голос Омааты у него над ухом.
Он перевел дыхание. Был ли это сон? Или только перерыв. маленькая пе-
редышка? Бегство по берегу, копья, Тетаити, удар пули в грудь... Нет,
это не сон, не может быть, чтобы он выдумал слова Маклеода, он еще слы-
шал их ритм, гнусавый голос, саркастический тон. Парсел снова закрыл
глаза, перед ним была пустота, мысль его завертелась по кругу, без кон-
ца, без конца... О ужасно устал от этого кружения. "Это для вас!" - раз-
дался яростный голос Бэкера и, словно удар гонга, потряс ему нервы. О
повернулся, холод леденил ему спину, руки дрожали. Он увидел перед собой
ружье, а выше - темные глаза Тетаити, его презрительную усмешку: "Оста-
новись! Остановись!"
- Аита, мой малыш...
Он расслабил мускулы, открыл глаза и принялся считать до десяти, но
тут же сбился со счета и соскользнул в темноту; казалось, он снова вяз-
нет в ней, все опять стало реальным: вот стоит Тетаити, он прижимает к
груди ружье, сердце у Парсела сжимается - вот - вот вылетит пуля, надо
говорить, говорить..
- Омаата...
- Мой малыш...
Он с усилием произнес:
- Под баньяном...
- Что под баньяном? - спросил далекий, далекий голос Омааты.
Он снова скользил, скользил вниз. Он сделал над собой отчаянное уси-
лие.
- Когда я вышел из пещеры...
- Да, - сказала она, - да... У тебя были очень красные плечи, мой пе-
тушок.
У него были красные плечи. Эта подробность вдруг стала очень важной.
Он не двигался, но видел себя, видел, как он поворачивает голову. Крас-
ные. Красные. И лопатки тоже красные. Он громко сказал: "У меня были
красные плечи", и ему показалось, что он понемногу выбирается из тины, в
которой завяз.
- Ты мне сказала...
- Я ничего не говорила, сынок.
Он бессвязно пробормотал:
- Ты мне сказала: война еще не кончилась...
Он ждал. Омаата не отвечала, и - странное дело - молчание Омааты
окончательно разбудило его.
Он заговорил:
- Ивоа сказала: "Тетаити еще хочется тебя убить".
Омаата недовольно буркнула:
- Она так сказала?
- Сегодня, когда приходила ко мне.
Омаата промолчала. Он продолжал:
- Она сказала неправду?
- Нет.
Невозможно было произнести "нет"
- Ты тоже это знала?
- Да.
- Откуда ты это знала?
- Я знала.
- Откуда ты это знала? - повторил он с силой.
Волна радости нахлынула на Омаату: Адамо говорит с ней строго, как
танэ. А какие у него глаза!
- Он поносит головы, - покорно ответила она.
- Каждый день?
- Да.
- Все головы?
- Да.
- Даже Ропати?
- Да. - И добавила, немного помолчав: - Тетаити не злой человек.
Странно. Почему она это сказала? Что она старается ему внушить?
Он продолжал:
- Есть ли между головами Уилли и Ропати пустое копье, которое ждет
головы?
- Да нет же! - взволнованно воскликнула она. - Кто тебе сказал? Ни-
когда не было! Нет, нет! Быть Может, Тетаити и задумал тебя убить, но
этого он никогда не сделает! Ауэ, оставить копье для чьей-то головы!
По ее тону ясно чувствовалось, что это было бы пределом бестактности,
грубейшим нарушением этикета, низостью, недостойной джентльмена. Парсела
это чуть-чуть позабавило. И этот проблеск веселости доставил ему удо-
вольствие. Он глубоко вздохнул и подумал: "Я не трус".
И продолжал:
- Что случится, если Тетаити меня убьет?
Последовало долгое молчание, затем она сказала осторожно
- У него будут большие неприятности.
Вечно эти недомолвки, умолчания...
- Какие неприятности? - жестко спросил Парсел.
Несмотря на мрак, он почувствовал, как она насторожилась. На этот раз
она не поддастся. Больше она не станет подчиняться ему.
- Неприятности, - повторила она коротко.
Парсел поднял голову, словно мог ее разглядеть в темноте.
- Он знает об этом?
- Да.
- В таком случае зачем ему меня убивать? Я уезжаю. Убивать меня те-
