лый, закрытые глаза провалились. Она послушала его сердце. Оно билось,
но очень неровно.
- Адамо!
Она принялась хлопать его по щекам. Лицо его дрогнуло, чуть порозове-
ло. Она опустилась на колени и стала снова шлепать его по щекам обеими
руками.
Когда она остановилась, он разжал губы и сказал чуть слышно, но нас-
тойчиво:
- Бей, бей!
Она снова принялась хлопать его по лицу, и он приоткрыл веки. Все бы-
ло туманно, неясно. Он посмотрел на Итию и снова закрыл глаза. Хлопки по
щекам продолжались, и он прошептал: "Бей, бей". Ему казалось, что под
этими равномерными ударами кровь приливает к его голове. Ему стало нем-
ного легче.
Он оперся на локоть. Дурнота прошла, но он чувствовал себя совсем
разбитым. Он сказал тихонько по-английски: "Меани умер". Но слова эти не
имели смысла. Он не страдал. Он ничего не чувствовал. Ни единой мысли в
голове.
Итиа вытянулась подле него и взяла его за руку. Он повернул к ней го-
лову, глаза его смотрели без всякого выражения.
- Как? - спросил он слабым голосом.
- Вчера вечером "те" напали на перитани перед наступлением ночи.
Вождь был убит. Крысенок и Скелет скрылись в доме. Они стреляли всю
ночь. А "те" сидели на деревьях. Они тоже стреляли. Под утро они перес-
тали. Перитани ждали долго, долго... А когда взошло солнце, они решили:
"Ладно. Теперь они ушли". Тогда Крысенок и Скелет вышли из дома, а "те"
их убили.
- Меани?
- Он слишком рано подошел к Крысенку. Тот еще не умер. Еще не совсем
умер. Он выстрелил.
Парсел опустил голову. Убит Смэджем. Какая насмешка! Но нет, тут даже
не насмешка. Меани убит. Вот и все.
Прошло несколько секунд. Парсел лежал, ничего не чувствуя, без-
вольный, отупевший. Он ни о чем не думал.
Итиа спросила:
- Продолжать?
- Да, - сказал он слабым голосом и закрыл глаза.
Она заговорила спокойно, не выказывая волнения:
- Тетаити отрезал головы. Потом послал Раху и Фаину в лагерь за пуа-
ни, где лежали головы других. Он расставил восемь копий вокруг дома таи-
тян и воткнул на них свои трофеи. Тогда женщины принялись кричать, а он
сказал: "Почему вы кричите? Вы не мои рабыни, а женщины моего племени. А
они были иноземцами и оскорбили нас". Но женщины продолжали кричать, и
Омаата сказала: "Ты воткнул головы наших танэ на пики - ты обращаешься с
нами, как с рабынями". Тогда ваине заговорили все разом, осыпая его уп-
реками. Тетаити терпеливо выслушаю их и сказал: "Эти мужчины были чу-
жестранцами и подняли на нас оружие. Мы их убили в честном бою, и я ук-
расил свой дом их головами, чтобы прославить себя, ибо я хорошо сражал-
ся. Я был смелым и хитрым. И я остался жив. А они мертвы. Но вы - вы мои
сестры. Я не смотрю на вас, как на рабынь. Пусть та, которая захочет
войти в мой дом, входит. Я встречу ее с почетом". Потом он оглядел жен-
щин одну за другой. Не тем взглядом, который зовет. Нет, совсем другим
взглядом. Он стоял, опершись на ружье, а за поясом у него был нож.
Большой человек! Сильный человек! Женщины тоже смотрели на него. Тогда
Ороа, которая еще при Скелете и даже при Уилли, бывало, немного играла с
ним, заявила: "Сними голову моего танэ с копья, и я приду в твой дом". И
Тетаити ответил, как будто с сожалением: "Нет. Таков обычай". Все замол-
чали. И одна лишь Таиата вошла в его дом. А когда Ороа это увидела, то
крикнула с насмешкой (а может, просто со зла): "Человек! Ты приобрел се-
бе сокровище!" И все женщины покинули его, кроме Таиаты и, конечно, Рахи
и Фаины.
- А ты? - спросил Парсел, подняв голову.
- Я тоже ушла, - ответила она, и глаза ее сверкнули. - Тетаити позвал
меня и сказал: "Итиа, сестра моя, ты тоже уходишь?" И я ответила: "Моим
танэ был Меани, а не ты. И я считаю, что ты поступаешь нехорошо". Он
проговорил с суровым лицом: "Я поступаю по праву. Сбегай за Омаатой и
приведи ее ко мне". Я привела Омаату, он посмотрел ей в глаза и спросил:
"Где Тими?" Она не ответила. Тогда он сказал: "Где Адамо? И почему Ивоа
не было среди женщин?" А когда она снова ничего не ответила, он сказал
твердым голосом: "Адамо мой пленник, и я его не убью. Скажи ему, чтобы
он пришел поговорить со мной в мой дом". Омаата ничего не сказала. Она
ушла, а я не знала, куда идти, и пошла за ней в ее дом. Ауа! Все женщины
были там! Когда они увидели Омаату, они закричали: "Что делать, Омаата?"
И некоторые плакали, хотя плакать нехорошо. Одни спрашивали: "Где Тими?
Где Ивоа?" А другие говорили: "Что он сделает с Адамо?" Омаата сказала:
"Замолчите! Он говорит, что не убьет Адамо".
Итиа смолкла, Парсел тоже молчал.
- Ну, что же ты будешь делать? - спросила Итиа.
Парсел повернулся к ней, и она увидела, что лицо его снова стало
твердым.
- Итиа, - проговорил он наконец, - скажи мне правду, ты не знаешь,
где Ивоа?
- Нет.
- Омаата знает?
- Может быть, знает.
Он встал, пощупал свои брюки, с досадой убедился, что они еще не про-
сохли, и натянул их.
- Послушай, - сказал он. - Мы спустимся вниз. Я буду ждать под
баньяном, а ты приведешь Омаату. - Он добавил: - Но не говори другим
женщинам, где я.
- А что я скажу Тетаити?
- Ничего. Скажешь, что Омаата меня ищет. Иди, не жди меня.
За эти сутки он почти забыл, какое солнце горячее и какой яркий свет
оно проливает на землю. Щуря глаза и хватаясь обеими руками за камни,
спустился он по крутому обрыву. Он был жив и не хотел думать ни о чем
другом.
Его голову, плечи и ноги сквозь мокрую материю жгли палящие лучи
солнца. Весь остров раскинулся под ним, как рельефная карта, зеленый,
пестрый, окруженный темно - лазоревым океаном. Парсел глубоко вдыхал ве-
тер, пролетавший над чащей, над кострами поселка, над цветущим плоско-
горьем.
Он не вошел под тень баньяна. Сняв брюки, он повесил их на воздушном
корне и растянулся ничком на траве. Через несколько минут он уже обли-
вался потом, но не двинулся с места: ему казалось, что никогда он не
прогреется насквозь. По небу плыло несколько облачков, и стоило одному
из них заслонить солнце, как Парсела охватывало мучительное ощущение,
будто свет и тепло могут исчезнуть и остров погрузится в вечную тьму.
Омаата пришла через час; она все предусмотрела и принесла ему поесть.
Он сделал несколько шагов ей навстречу, поглядел в лицо, почувствовал
легкое смущение и взял лепешку у нее из рук. Не сказав ни слова, он вер-
нулся под баньян, но на этот раз уселся в тени. Он чувствовал ожог на
плечах.
- Где Ивоа?
- Не знаю.
Он продолжал смотреть на нее, и Омаата сказала
- Человек, где ты хочешь, чтоб она была?
- Ты видела ее вчера вечером ?
- Сегодня утром. Когда Меани упал, она бросилась к нему, стала на ко-
лени, а потом поднялась и ушла.
- В каком направлении?
- К твоему дому.
Понятно. Она пошла за ружьем. Меани умер. Она не стала тратить время
и оплакивать его. Она скрылась в чаще, чтобы защищать своего танэ от Те-
таити.
Он спросил:
- А разве Тетаити хочет меня убить?
Омаата прилегла возле него. Опершись на локоть, она вырывала травинки
и одну за другой прикусывала зубами.
- Он сказал, что не убьет тебя.
- Я спрашиваю тебя не об этом.
Она тихонько заворчала. Как ему объяснить? У Тетаити не было желания
его убить - лично его. Все это гораздо сложней.
Омаата по-прежнему молчала, и Парсел спросил:
- Я должен его опасаться?
- Всегда надо опасаться.
- Так же, как когда Тими был жив?
- Может быть, и нет. - Она добавила: - Тетаити сказал, что он тебя не
убьет.
Парсел тщетно пытался встретиться взглядом с ее глазами.
- Разве Тетаити такой человек, который говорит одно, а делает другое?
Она пожала широкими плечами
- Как все вожди.
- Оту был не таким.
- В мирное время - нет. Но во время войны Оту был очень хитер.
- Война кончилась.
- О мой малыш! - Омаата подняла голову, и из ее громадных глаз на
Парсела хлынули целые потоки света.
Она вынула травинки изо рта и бросила их на землю.
- Война со Скелетом окончена. Но есть другая война - между Тетаити и
женщинами. И еще одна - между Тетаити и Адамо...
- Война со мной? - воскликнул Парсел, опешив.
Она заворчала, легла на живот, подперев кулаками свое широкое лицо, и
сбоку нежно поглядела на него.
- Знаешь, что сейчас делает Тетаити? Он кончает "па"...
- "Па", начатое перитани?
Она кивнула головой.
- Маамаа!
- Нет, - сказала она серьезно. - Нет... Нынче утром он поломал все
ружья, кроме своего. Но на острове есть еще два ружья. Ружье Ивоа...
Пауза. Потупившись, Омаата добавила:
- И ружье Тими.
Парсел тотчас сказал:
- Я бросил ружье Тими в колодец.
Она вздохнула, но промолчала. Он продолжал:
- Неужели женщины решатся на убийство Тетаити?
Она снова заворчала. Вернее, сердито фыркнула. Вечно эти прямые без-
застенчивые вопросы в духе перитани. Куда девались хорошие манеры Адамо?
Потом она взглянула на него: какой он белый, розовый, с широкой красной
полосой на плечах, бедный петушок, он не переносит солнца, - ничего-то
он не понимает, сущий ребенок, затесавшийся среди взрослых, кому же он
может задавать вопросы, как не им! Умилившись, она протянула широкую
кисть и погладила его по руке. Он повернулся, и она встретила его
взгляд. О, эти голубые, прозрачные, как небо, глаза! Такие ясные! О мой
петушок! О Адамо!
- Женщины оскорблены, - проговорила она наконец. - И я тоже очень ос-
корблена.
- Но ведь таков обычай.
- Нет! Нет! - воскликнула она горячо. - После войны в своем же племе-
ни не выставляют головы на копьях.
Помолчав, Парсел спросил:
- Почему же он так поступил?
Омаата пожала плечами.
- Он ненавидит перитани. И старается уверить себя, что счастлив своей
победой. Для него эти восемь голов...
Не окончив фразы, она слегка взмахнула рукой. Парсел поднял подборо-
док, и глаза его сразу стали холодными. Восемь голов. С его головой де-
вять. Если бы все перитани были убиты, Тетаити был бы совсем счастлив.
Он встал и повернулся к Омаате.
- Идем, - проговорил он твердо. - Ты пойдешь к Тетаити и скажешь ему:
"Адамо говорит - я не пойду в твой дом, я не хочу видеть головы перитани
на копьях. Адамо говорит - приходи на базарную площадь, когда солнце
поднимет свое чрево. Я буду там".
Омаата с минуту молча глядела на него. Ауэ, как могли меняться его
глаза!
- Я вернусь с тобой в деревню, - добавил Парсел. - И буду ждать отве-
та у себя дома.
Только вчера, почти в этот же час, он прошел по Ист-авеню и вместе с
женщинами двинулся по Баньян - лейн!.. Теперь он снова здесь - он возв-
ращается в деревню. По правую руку от него стоит дом Мэсона. Если вместо
того чтобы свернуть влево к своему дому, он пойдет дальше по Ист-авеню,
то увидит все хижины поселка. Как хорошо было выбрано место для селения!
Как разумно составлен план! С какой любовью выдержана симметрия! Все
расстояния между домами тщательно вымерены; все правила, принятые в ци-
вилизованном обществе, полностью соблюдены. Как удачно все получилось!
Организация работ, соединенные усилия, творческая мысль, желание все
предусмотреть, забота о будущем, стремление передать свое благосостояние
детям - все было достойно восхищения! Несколько месяцев назад на этом
месте простирались дикие джунгли. А теперь эти "улицы", эти почти иде-
ально прямые "авеню", на каждом углу дощечка с названием; большая базар-
ная площадь с будкой, с колоколом, с часами и цистернами для воды, кото-
рые устроил Маклеод; не слишком изящные, но прочные домики, и при каждом
хорошо обработанный садик, обнесенный забором. Каждый у себя. Каждый сам
по себе. Все отгородились друг от друга. Сосед ничего не просил у сосе-
да. Все двери запирались на ключ. А подальше, на плоскогорье, - девять
участков плодородной земли, принадлежавшей девяти британцам, земли, ко-
