Она не ответила, и он услышал звук откатившегося камешка. Его охватил
страх, он вскочил и бросился в темноте к отверстию в скале.
- Омаата!
Он протянул руку и нащупал ее. Она сидела на земле и уже просунула
ноги в дыру.
- Нет! - закричал он, хватая ее за плечи и делая смехотворные усилия,
чтобы ее удержать. - Нет, нет!
- Почему? - спросила она равнодушным тоном. - Тебе уже не холодно. Ты
поел. У тебя есть одеяло.
- Останься! - закричал он.
Он обнял ее за шею, изо всех сил стараясь втащить назад. Омаата не
противилась, не делала ни малейшего движения, и все же ему не удавалось
сдвинуть ее ни на дюйм.
- Останься! Останься! - умолял он.
В эту минуту он ни о чем не думал, только отчаянно хотел, чтобы она
осталась, как будто от этого зависела его жизнь.
- Ты боишься замерзнуть? - спросила она наконец, и он не понял, зву-
чала ли насмешка в ее словах.
- Нет, нет! - ответил он, качая головой, как будто она могла его ви-
деть.
И внезапно он добавил тонким голосом, удивившим его самого:
- Я не хочу оставаться один.
Наступило долгое молчание, как будто Омаата обдумывала его ответ. По-
том она сказала тем же равнодушным голосом:
- Пусти меня. Я останусь.
Она снова стояла по эту сторону стены, но не говорила ни слова, не
шевелилась, не трогала его. Прошла минута, и он взял ее за руку.
- Ты сердишься?
- Нет.
И все. Парсел чувствовал себя крайне смущенным. Ему хотелось снова
лечь и заснуть. Но он не решался позвать с собой Омаату. Несколько минут
назад ему ничуть не казалось непристойным лежать с ней на одном ложе. А
теперь ему было неловко даже стоять рядом с ней в темноте, держа ее за
руку.
- Надо ложиться спать, - наконец сказал он нерешительно.
Она по-прежнему не шевелилась и продолжала молчать. Тогда он сделал
шаг к постели и потянул ее за собой. Она не двинулась. Он резко остано-
вился, держа ее за руку, не в силах стронуть с места.
И вдруг до него дошла вся нелепость этой сцены, и он чуть не расхохо-
тался. Он, Адам Брайтон Парсел, младший лейтенант судна "Блоссом", стоит
здесь, за десятки тысяч миль от своей родной Шотландии, в дикой пещере,
в полной темноте, голый, как первобытный человек, и держит за руку эту
гигантскую черную леди...
- Иди, женщина! - нетерпеливо сказал он.
Его властный тон оказал магическое действие. Омаата двинулась с места
и последовала за ним. Он сел на постель и потянул ее за руку. Она пос-
лушно улеглась и не шелохнулась, пока он натягивал на них одеяло и затем
положил ей голову на грудь. Он подождал, повернувшись к ней лицом. Но
она лежала молча, неподвижно. Он слышал только ее дыхание.
Улегшись рядом с ней, он обхватил ее правой рукой за талию и, согнув
колено, положил ногу ей на живот. Но минуты шли, и это объятие все
больше смущало его. Оно утратило прежнюю невинность, и теперь Парсел не
испытывал той близости с Омаатой, когда ему казалось, что он растворяет-
ся, сливается с ней в едином дыхании. Теперь они были разделены, далеки
друг от друга. Два обломка одного материка, брошенные в океан. Два ост-
рова.
Он опустил веки, но сон уже прошел. Неуверенность и смятение овладели
его мыслями. Где-то вдалеке Тими покачивался на волнах, уносимый течени-
ем, но Парсел видел устремленные на него темные глаза, они искоса смот-
рели из-под длинных ресниц с мягким упреком. Парсел жмурился в темноте,
но все равно видел эти глаза перед собой и испытывал стыд, который в си-
лу какой-то странной логики сменился в его сознании раскаянием в том,
что он оскорбил Омаату.
- Ты не спишь, Омаата?
- Нет, - ответила она, помолчав.
Дурацкий вопрос. Конечно, она не спит. Она здесь потому, что он про-
сил ее остаться. И лежит возле него, словно каменный истукан. Даже не
оскорбленная. Отсутствующая. Думающая о своей жизни на острове теперь,
когда Жоно умер. Стареющая на острове. В одиночестве.
- Омаата, почему ты сказала, что победят "те"?
Опять последовало долгое молчание, как будто слова Парсела должны бы-
ли преодолеть далекое расстояние, прежде чем дойти до нее.
- Когда "те" скрылись в чаще, - сказала она бесцветным голосом, - пе-
ритани не должны были оставаться в деревне.
- Почему?
- Они не знали, где прячутся "те". А "те" знали, где перитани.
- Что же они должны были сделать?
- Уйти в чащу.
- Они тоже?
- Они тоже. - И добавила: - Или тотчас же построить "па" и закончить
его еще до ночи.
- Почему до ночи?
- Если "па" не закончен, настанет ночь, и "те" нападут. Если "па" за-
кончен и сделан хорошо, тогда напасть почти невозможно.
- Даже с ружьем?
- Человек! - презрительно сказала она. - Что такое ружье? Копье, ко-
торое бьет дальше других...
Парсел вспомнил взгляд, которым Тетаити и Меани обменялись в лагере.
- Омаата, ты думаешь, что сегодня "те" нападут?
- Не сейчас. Сегодняшняя ночь - ночь Роонуи. Она очень черная. Но под
утро, на рассвете они непременно нападут, пока "па" еще не закончен.
- Перитани знают об этом?
- Я им сказала.
Парсел поднял голову и вытянул шею, как будто мог ее увидеть во мра-
ке.
- Зачем?
Она ответила не колеблясь:
- Жоно был перитани.
Не зная, правильно ли он понял смысл ее слов, Парсел спросил:
- Ты хотела бы, чтобы победили перитани?
- Нет, - ответила она твердо, - я хочу, чтобы победили "те".
- Даже после смерти Жоно?
Снова последовало молчание, потом послышался тот же твердый голос:
- У Жоно было ружье.
- Ты больше любишь "тех", чем перитани?
- "Те" были очень оскорблены.
- И все же ты помогла перитани, предупредив их о нападении?
- Да.
- Почему ты им помогла?
- Из-за Жоно.
Они вернулись к исходной точке. Парсел так и не получил объяснения.
Вдруг Омаата сказала с почти такой же интонацией, как Ивоа:
- Перитани: "Почему!", "Почему!"
И она тихонько засмеялась, что доставило Парселу несказанное удо-
вольствие. Это был ее прежний голос. Насмешливый, дружеский, почти неж-
ный. Он тихонько потерся щекой о ее грудь. С тех пор как они разговори-
лись, она стала ему ближе. Даже тело ее стало другим: более мягким, бо-
лее податливым.
Он продолжал:
- Послушай, ты не дала мне договорить. Ведь я не убивал Тими.
И он ей все рассказал. Когда он кончил, она немного подумала и прого-
ворила:
- Ты его убил.
- Но я же объяснил тебе...
- Ауэ, человек, не будь таким упрямым. Акула нападает, ты выставляешь
перед собой нож, и она напарывается на него. Все равно ты ее убил. - И
добавила: - Ты очень храбрый человек, Адамо.
Глубокий сильный голос, та же искренность, тот же пыл; это снова она,
Омаата.
- Я человек, который очень боялся, - сказал Парсел с иронической нот-
кой в голосе. - С самого утра и до смерти Тими. А после смерти Тими я
испугался холода. Когда же прошел холод, мне было страшно оставаться од-
ному. Ауэ, сегодня был день страхов. Если бы страх мог убивать, я бы уж
давно умер.
Она засмеялась, помолчала и сказала:
- Ты очень храбрый, Адамо. - И продолжала: - Я видела тебя в хижине с
тремя перитани. И видела, как ты уходил с "Ману-фаите". Ауэ, я плакала,
когда смотрела, как ты уходишь с "Ману-фаите", без всякого оружия. Такой
маленький, такой слабый и такой непобедимый! О мой петушок! О Адамо!
Тут уж нечего было говорить. Он крепче прижался щекой к ее груди,
сильнее сжал рукой ее широкий стаи. Этот шепот во мраке вновь создал
связь между ними. Но это была не прежняя близость. Та минута уже не вер-
нется. Это было что-то другое. Товарищество. Понимание. Нежность, кото-
рая не была высказана.
Ему сделалось жарко, и он сбросил одеяло. Тотчас исчез запах "Блоссо-
ма", и его охватил теплый аромат Омааты. Он узнавал в нем один за другим
благоухание цветов, вплетенных в ее волосы. Только один он не мог разга-
дать - самый сильный, самый знакомый. Он узнал бы его среди тысячи дру-
гих, а назвать не мог. Крепкий, пряный аромат, в котором смешивался за-
пах мускуса и амбры, он дразнил и возбуждал. Запах растения, похожего на
плоть. Сначала трудно было определить, приятен ли он. Но пока вы стара-
лись в нем разобраться, он проникал в вас, как пьянящий напиток. Он ка-
зался Парселу неотъемлемой частью Омааты, ее шеи, ее плеча, ее груди,
которой касалась его щека. Этот запах был глубоко интимен. И в то же
время напоминал прозрачную воду, большие деревья с поникшими ветвями,
теплый песок в лагуне, палящее чрево солнца... Если радость жизни имела
запах, то это был именно он. И вместе с тем в нем был еле заметный тре-
вожный оттенок, как будто напоминавший о свежести, которой грозит разло-
жение.
- Мне хорошо, - сонно сказал Парсел.
- Тебе хорошо, мой малыш? - тихонько спросила она.
Голос ее рокотал, как легкий прибой в хорошую погоду на пляже. Она
добавила:
- Листья не слишком жестки? Хочешь иди ко мне?
И прежде чем он успел ответить, она приподняла его и прижала к себе.
Аромат сразу усилился, и Парсел замер с открытыми глазами. Он ощущал
восхитительную полноту жизни. Все смешалось - аромат и плоть. Отяжелев,
но не ослабев, он почувствовал себя растением, которое наливается соком.
В эту минуту странная, нелепая мысль мелькнула у него в голове.
- Скажи, откуда ты взяла рыбу? Перитани не удили сегодня утром.
Она ответила:
- Ороа ходила на рыбную ловлю.
Он мысленно проследил путь Омааты после того, как она ушла из пещеры.
Она выбросила тело Тими в море, вернулась в свою хижину, взяла там одея-
ло, рыбу, лепешки и...
Он широко раскрыл глаза. Значит, вот это что! Он поднял руку и ласко-
во провел ею по шее Омааты. Под его пальцами перекатывались шишки панда-
нуса, и он почувствовал связывающую их лиану. Он склонился к ним, поню-
хал и сказал, вскинув голову:
- Ты надела свое ожерелье?
Грудь Омааты приподнялась, послышался легкий вздох, и все стихло.
- Омаата...
Она молчала. Он поднял руку и провел ладонью по ее широким щекам.
- Омаата...
Через минуту она мягко взяла его лицо в обе руки и приложила к своим
бусам. На мгновение он замер, склонившись на ее грудь. Шишки впивались
ему в щеку, он повернул голову, с силой вдохнув их аромат. И почувство-
вал, как пьянящий запах проникает не только в ноздри, но и во все поры
его кожи. Голова его опустела, стены пещеры исчезли, он шел по берегу,
северо-западный ветер хлестал его в лицо. Ему казалось, он вот-вот поле-
тит. Он сильно оттолкнулся от земли ногами, распростер руки и стал па-
рить в воздухе, трепеща крыльями.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
- Адамо!
Парсел открыл глаза. Перед ним была Итиа. Итиа, неподвижная, безмолв-
ная. В пещере было почти светло.
Он сел. Ему никак не удавалось приподнять слипшиеся веки. Черты лица
Итиа расплывались перед ним. Он почувствовал, что происходит что-то
странное. Итиа ничего не говорит. Не бросается ему на шею.
Он пошарил рукой около себя.
- Где Омаата?
- В деревне, - мрачно ответила Итиа.
- Что она делает?
Итиа пожала плечами.
- Что она может делать?
Он посмотрел на светлое пятно на стене. Солнце стояло уже высоко.
Видно, он долго спал. Он прищурил глаза, и все прояснилось. Взглянув на
Итию, он разглядел выражение ее лица.
- Итиа!
- Война кончилась, - сказала она все так же мрачно.
Он вскочил, открыл было рот, но не мог ничего сказать. Он знал, он
уже все знал!
- Меани?
Она смотрела прямо перед собой и тихо произнесла:
- Все, все. Кроме Тетаити.
Затем отвела глаза и сказала враждебно:
- Он даже не ранен.
Последовало молчание, и Парсел повторил настойчиво, словно ребенок:
- Меани?
Она два раза кивнула головой. Парселу показалось, что его глаза
вот-вот выскочат из орбит, черная пелена опустилась перед ним, он вытя-
нул руки, упал на колени, потом ничком.
- Адамо!
Итиа бросилась к нему и перевернула его на спину. Он был совсем бе-
