вился на петлявшей береговой тропе, прихрамывая и опираясь на руку Итио-
ты, ваине выбежали ему навстречу, и он с удивлением отметил отсутствие
Омааты.
После купания он почувствовал себя значительно лучше, отправился в
грот и принялся за работу. Он был один. Солнце уже начало спускаться за
остров, и ваине, чтобы подольше наслаждаться его лучами, расположились у
самой воды.
Он проработал около часу, когда у входа в грот показалась Омаата, ее
массивное черное тело резко выступило на фоне яркосинего неба. Парсел
поднял голову и спросил недовольным тоном:
- Где ты была?
Его сердитый голос восхитил Омаату. Покачивая пышными бедрами, она
вошла в грот и остановилась справа от Парсела, так близко, что почти ка-
салась его.
- Тебе здесь хорошо. Тут прохладно.
Парсел пожал плечами и поднял пилу над головой.
- Напротив, очень плохо. Я на самом сквозняке.
И правда, в потолке грота была широкая трещина, в которую врывалась
струя воздуха, и Парсел работал как будто в трубе.
Омаата поглядела вверх.
- Если бы я не боялась, что он тебя убьет, - засмеялась она, - я
сожгла бы все лодки. Вот бы они полыхали!
Немного помолчав, она сказала лукаво:
- А я была с Тетаити.
Парсел не шевельнулся, и, так как он молчал, не поднимая головы от
работы, она добавила:
- В твоей пещере.
Он старательно провел черту на одном из бимсов, чуть отступил и при-
нялся пилить. Омаата продолжала:
- С Фаиной, Рахой и Таиатой.
Он поднял голову и удивленно уставился на нее.
- Он спустился в колодец?
- Я держала веревку, а его женщины мне помогали.
Парсел положил пилу.
- Он нашел ружье?
Омаата утвердительно кивнула головой. Парсел некоторое время молча
смотрел на нее.
- Он мог оставить ружье в колодце. Вода съела бы его.
Она пожала могучими плечами. У входа в грот появилась темная тень.
Они оба одновременно повернули головы. Это был Тетаити. Первый раз со
времени окончания войны он нес ружье на ремне за плечом.
- Пойду выкупаюсь, - сказала Омаата.
И вышла. Тетаити стоял неподвижно, устремив глаза на шлюпку. Наконец
он увидел собственными глазами работу Адамо. Хотя был готов только кар-
кас, он убедился, что Адамо делает именно то, что говорил: строит на пи-
роге крышу.
Тетаити обошел шлюпку и, положив обе руки на планшир с другой сторо-
ны, посмотрел на Парсела.
- Насчет ружья, - медленно заговорил он, - ты сказал мне правду.
Он сделал паузу.
- И насчет Тими ты тоже сказал мне правду.
Парсел вопросительно поднял брови, и Тетаити добавил:
- Я отыскал в пещере пулю. Это была пуля от нашего ружья. Это была не
ваша пуля.
Затем наступило молчание и длилось так долго, что Парсел" стало не-
ловко. Тетаити стоял перед ним, крепкий, атлетически сложенный, с суро-
вым выражением лица, опустив тяжелые веки. Быть может, виной тому было
освещение в гроте, но Парселу вдруг показалось, что складки у Тетаити на
лбу и по обеим сторонам рта стали еще резче. Какой контраст между этим
грубо высеченным жестким лицом и молодым телом! Каждое движение Тетаити
выдавало его молодую силу, и, поднимая глаза, Парсел всякий раз удивлял-
ся, видя лицо человека уже в годах. Просто поразительно: голова зрелого
мужчины на юношеском теле!
Тетаити молчал, и с каждой секундой замешательство Парсела росло. Ему
было нечего сказать. Из учтивости он не решался взяться за работу. Он
стоял без дела по другую сторону шлюпки с пилой в руке и смотрел на Те-
таити, ожидая, когда тот заговорит, с тягостным ощущением, что перед ним
судья, а он подсудимый.
Полузакрыв глаза, Тетаити с отсутствующим видом смотрел на Парсела,
но не видел его. Он перебирал в уме печальные мысли, и Парсел вдруг с
отчаянием почувствовал, что их разделяет целый мир. Таитянин казался та-
ким недоступным! Даже не суровым, даже не враждебным, а бесконечно дале-
ким.
Руки Тетаити крепко сжимали планшир. Только это и выдавало его волне-
ние. Парсел с тревогой вглядывался в это замкнутое лицо. Между ним и Те-
таити легло столько несправедливостей, столько непонимания, столько тру-
пов! Сердце Парсела сжалось. В эту минуту ему было почти безразлично,
что он должен покинуть остров, выйти в океан, быть может, навстречу
смерти. Самым большим поражением была эта вставшая между ними стена.
Представление о перитани, которое создал себе Тетаити. Его презрение.
Его приговор.
- Вот в эту минуту, - сказал Тетаити, - ты должен был пойти с нами.
И сам широко открыл глаза, удивленный, что высказал вслух свою мысль.
Парсел спросил:
- В какую минуту?
- Когда Скелет убил Кори и Меоро. Если бы ты пошел с нами. Ропати то-
же пошел бы. И Уилли и Жоно. Может быть, и Желтолицый. Мы убили бы
только Скелета и Крысенка. Только их.
Его веки снова наполовину прикрыли глаза.
- А теперь, - продолжал он, - столько копий с головами стоят вокруг
моего дома, а я не чувствую себя счастливым. Я поношу их, но - если не
считать Скелета и Крысенка - это не доставляет мне удовольствия. Слишком
много мертвых стало на острове... Моих, твоих... Все из-за тебя.
- Нет, не из-за меня, - возразил Парсел, - из-за несправедливости.
- Из-за тебя! - с силой повторил Тетаити. - Из-за твоих убеждений
моа.
- Нехорошо проливать кровь! - твердо сказал Парсел.
- Человек! - вскричал Тетаити со сдержанной яростью и пожал плечами.
- Я тоже не люблю проливать кровь! Но кровь угнетателей проливать хоро-
шо. Помнишь нашу песню? Их кровью надо поить свиней! Приятно видеть,
когда течет эта кровь. Эту кровь сама земля пьет с великой радостью.
Несправедливость, о воины! - зловонная трава. Вырвите ее с корнем!
Тетаити прервал свою речь, как будто забыл продолжение, и сказал
упавшим голосом, не глядя на Парсела:
- Если бы ты пошел с нами, Меани был бы жив.
Парсел оперся левой рукой о шлюпку, ноги у него дрожали. "Меани был
бы жив". Он вспомнил горячее обвинение Уилли: "Ропати умер по вашей ви-
не!" Меани, Ропати... Сколько трупов принесли к его порогу! Парсела
пронзил мучительный страх. А вдруг это верно? Что если Тетаити прав? Что
если сам он все время ошибался? На мгновение все смешалось у него в го-
лове, будто сама жизнь его лишилась смысла.
- В день окончания войны, - снова заговорил Тетаити, глядя Парселу
прямо в глаза, - я спросил тебя, что сталось с Тими, и ты сказал мне то,
чего не было. А сегодня ты сказал правду. Почему?
- В тот день, - ответил Парсел, - я боялся, что ты меня убьешь.
- Ты не боялся, - тотчас возразил Тетаити и добавил с изящным жестом
руки: - Мог ли ты бояться, о "Ману-фаите"!
Парсел склонил голову. Это было великодушно.
- А сегодня, - продолжал Тетаити, наклонившись вперед и глядя на Пар-
села строгим взглядом, будто обвинитель, - ты сказал мне правду. Два ра-
за. Про ружье. И про смерть Тими. Почему?
Парсел ответил не сразу. Он старался поглубже заглянуть в себя. Ему
вдруг показалось, что очень важно разобраться в своем истинном побужде-
нии. Но сейчас, чем больше он думал, тем все становилось запутаннее. Он
находил не одно побуждение, а несколько, и из них ему приходилось выби-
рать одно.
- Чтобы ты мне доверял, - сказал он наконец.
Тетаити выпрямился, снял руки с планшира, и его худое, полное горечи
лицо стало еще более замкнутым. Он повернулся, устремив глаза вдаль, как
будто присутствие Парсела было ему теперь безразлично.
- На что тебе мое доверие, - сказал он равнодушно, - если ты уезжа-
ешь!
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Шестнадцатого июня, в ритуальный день после ночи Таматеа (когда луна
на закате освещает рыб), Ивоа родила сына и навала его Ропати.
Все ваине, в том числе и жены Тетаити, теперь не выходили из сада
Парсела. Они терпеливо ждали своей очереди, чтобы хоть несколько минут
подержать на руках первого ребенка, родившегося на острове. Они не цело-
вали его, а лишь нюхали по таитянскому обычаю нежный, теплый запах его
тельца. Глаза и волосы у него были черные, как у таитян, но кожа гораздо
светлее, чем у Ивоа; блестящий, светло - шоколадный, он казался отлитым
из чистого золота, как маленький идол.
Парсел знал, каким культом таитяне окружают детей, но не мог себе
представить, что вся жизнь острова сосредоточится вокруг Ропати. Нача-
лось с Ороа, которая заявила, что рыбная ловля не женское дело. Зачем ей
уходить и проводить несколько часов в день на скалах, когда она может
оставаться в саду у Адамо, любоваться Ропати и ждать, когда наступит ее
очередь понюхать его.
Два дня все сидели без рыбы. Потом Тетаити позвал Омаату. На острове
всего двое мужчин - Адамо и он. Адамо должен продолжать работу над своей
пирогой. Но он, Тетаити, глава острова, позаботится о пище для матери
Ропати. Тетаити, поразмыслив, видимо, решил, что ему неудобно таскать
ружье на рыбную ловлю, и потому через два дня после этого заявления он
окончательно помирился с женщинами. Он снял с копий головы перитани, ве-
лел положить их в пуани и отдать вдовам, чтобы те похоронили их вместе с
телами мужей. После этого он появился безоружный в саду Ивоа, попросил
показать ему маленького племянника, покачал его не хуже няньки, а когда
Омаата взяла младенца у него из рук, уселся с достоинством, дожидаясь
своей очереди.
Теперь, когда все население острова проводило время в саду Адамо,
оказалось значительно удобнее собираться всем вместе на общие трапезы.
Однако Адамо по-прежнему приносили обед в грот, а Тетаити ужинал у себя
в "па".
Каждый день Тетаити Исчезал из сада Ивоа незадолго до того, как Пар-
сел возвращался домой. Одна из его жен, должно быть, стояла на карауле,
ибо Парсел напрасно менял свой путь и
С той минуты, как он решил пойти к таитянам, его мучила Тетаити.
Как только Тетаити снял головы с копий, ваине посчитали, что он иску-
пил нанесенное им оскорбление. Однако Ороа и Тумата все-таки сочли бла-
гопристойным выждать еще несколько дней, прежде чем водвориться в "па".
Вместе с Фаиной, Рахой и Таиатой они заняли обширный первый этаж таи-
тянского дома, а Тетаити сохранил для себя надстройку. Ночью он удалялся
туда, втягивал за собой лестницу и запирал люк. Днем лестница была прик-
реплена к внешней стене дома цепью, которая также запиралась на один из
замков Маклеода. Другим замком запирался люк. По этим предосторожностям,
которые, кстати сказать, никого не оскорбляли, женщины решили, что на-
верху Тетаити прячет оружие.
С тех пор как появился маленький Ропати, Парсел уходил в работу позже
и возвращался раньше. Если б он осмелился, то вообще прервал бы свои
труды на несколько дней и посвятил бы себя сыну. Но он боялся, что Тета-
ити подумает, будто он хочет оттянуть свой отъезд.
Он принялся уже за последнюю часть работы: привинчивал обшивку к бим-
сам. Стремясь сделать каюту непроницаемой, он собирался еще обить ее бо-
ка и крышу парусиной и затем покрасить, но все же старался, чтобы щели
между досками были как можно меньше и доски, разбухнув от воды, прилега-
ли вплотную, одна к другой. Однако это требовало очень точной пригонки,
которой ему было трудно добиться из-за твердости имевшегося у него мате-
риала. Добротные дубовые доски с "Блоссома" от времени сильно затверде-
ли, и пробивать в них дырки для шурупов было нелегкой задачей. Однако,
даже принимая во внимание эти трудности, замедлявшие работу, Парсел
предполагал достроить лодку меньше чем за две недели. Таким образом,
взятые им обязательства перед Тетаити будут выполнены. Он покинет остров
в указанный им самим срок.
Ропати едва исполнилось десять дней, когда его впервые
выкупали в море. На западе залива Блоссом была небольшая, почти
закрытая от океана бухточка, которая, постепенно расширяясь,
вдавалась в берег и образовала круглое озерцо, защищенное от
