отвечать.
- Кто отключает? - не понимает меня Хелен. - Ты что, не платишь за
воду?
- Нет, плачу.
- Так почему отключают?
- Для ремонта водопровода.
- А, он у вас всегда портится летом! Какая точная техника!
Мы заходим в маленькое кафе. В Дании все кафе маленькие. Но зато их
много. Чем их больше, тем они меньше.
Я предлагаю выпить за нашу технику:
- Как говорит наш сантехник: "Кто рано встает, с тем бог поддает!"
- А кто такой сан-техник? - спрашивает Хелен.
- Это и есть наш бог, - отвечаю я. - Бог нашей техники. Сан-техник.
То есть святой техник. Питается исключительно святой водой.
- А где он ее берет?
- Жильцы ставят.
- Как это - ставят воду? Она что, твердая?
- Да, - говорю. - Крепкая.
- То есть ее покушал - и становишься крепче?
- Наоборот, - говорю. - Жиже. Шатаешься после нее.
Из кафе мы идем к знакомым Хелен. Это ее старинные друзья и живут они
в старинном доме. В Копенгагене почти все дома старинные снаружи, но
современные внутри. В отличие от многих наших домов, которые старинные
внутри, но современные снаружи.
- Это - парадный вход? - спрашиваю я.
- Да, парадный, - говорит Хелен. - А что это такое?
- Ну, - говорю я, - парадный вход - это такой вход, над которым висит
большой плакат с какой-нибудь большой мыслью, например: "Верным путем
идете, товарищи!"
- Это чтобы сантехник с пути не сбился? - спрашивает Хелен.
- Не только сантехник, - говорю я. - Мы все без парадных входов жить
не можем. Мы, куда бы ни шли, всегда идем через парадный вход и всегда
парадным шагом. Есть, правда, у нас и черный вход. Но не для всех. А
только для белых.
- У вас что, есть черные и белые?
- И черные, - говорю, - и белые, и красные, и коричневые, и зеленые,
и серые, и голубые, и оранжевые, и фиолетовые.
- Фиолетовые?!
- Да. Это - те, кто в реке искупался.
- А оранжевые?
- А оранжевые - это тетки такие. В оранжевых жилетках. Рельсоукладчи-
цы. Одной рельсой она может двадцать человек уложить.
С 1917 г. у нас был только один цвет. Красный. Все остальные были
запрещены. Сейчас по количеству цветов мы уже обогнали Данию.
В Дании не любят революций. Ну, была у них одна революция - да и та
сексуальная. Причем обошлась малой кровью. Хотели заинтересовать населе-
ние в собственном воспроизводстве, поскольку мало народу. Но результат
как всегда обратный. Самые горячие мужчины по-прежнему - в жаркой Азии,
потому что там самые стыдливые женщины: не снимают чадру даже во время
обеда.
* * *
Как-то я получил письмо: "Что делать, если моя "жена - это прочитан-
ная книга"?"
Я ответил: "Пользуйтесь публичной библиотекой".
Публичные дома в Дании разрешены: чтобы все проститутки были под кол-
паком.
Кроме того, благодаря публичным домам намного меньше стрессов, изна-
силований и венерических заболеваний
Мой приятель, съездивший по приглашению в США, рассказал, как они с
женой заметили, что их сын-семиклассник все время что-то покупает и
складывает в рюкзак. Приехали домой и решили заглянуть - что у него там.
Открывают - полный рюкзак презервативов!
Бизнес по-русски.
И презреватив может быть лицом легкой промышленности. В российских,
во-первых, слишком много резины, как в галошах. Во-вторых, быстро снаши-
ваются. В-третьих, их мало.
Одноразовые средства в Дании на каждом углу. Наверно, только у нас -
многоразовые презервативы, многоразовые сосиски. Все остальное у нас -
одноразовое: туфли, стулья, мосты (речные и зубные). А шприцы - одноза-
разовые.
* * *
Конечно, проблемы есть не только у нас, но и у них. У нас, например,
- как купить? А у них - как продать?
У них есть, с чем сравнивать. На датских прилавках - все лучшее, что
производится в мире.
Хелен говорит:
- У испанков лучше вино.
- У испанцев, - поправляю я.
Что датчане делают хуже россиян, так это говорят по-русски.
- Мужчина, - объясняю я, - испанец. А женщина - испанка. Испанцы и
испанки. Датчане и датчанки. Французы и француженки. Русские и русские.
- У вас что, нет разделения на мужчин и женщин?
- Есть, но оно не бросается сразу в глаза.
У нас определить, мужчина ты или женщина, легче ночью, чем днем. А
днем можно определить только по силе. У женщины сумки тяжелей.
Только в наших анкетах есть графа: пол.
У нас пол сравняли с землей.
Многие у нас требуют отменить конкурсы красоты. Стесняются смотреть
на обнаженную женщину в купальнике. Привыкли видеть ее в ватнике и кир-
зовых сапогах, с лопатой и ломом.
Женщины у нас красятся почти все. Старые - чтобы быть моложе. Молодые
- чтобы быть старше.
У нас накрашеная женщина - это красавица. А у них накрашеная женщина
- это клоун.
Косметикой у датчан пользуются в основном проститутки.
У датчан другие понятия о красоте. Красота - это здоровье. Поэтому
все направлено на то, чтобы человек был здоровым. Все, что делает чело-
века здоровей, очень дешево. Фрукты, овощи, лекарства, спорт - на дота-
ции государства.
У нас все это дороже. Потому, наверно, и живем меньше. По продолжи-
тельности жизни мы опережаем только Африку. И только Центральную. А Ев-
ропу мы опережаем только по продолжительности жизни курицы. Только у нас
курица умирает своей смертью. А судя по мускулатуре ее ног, ходит поми-
рать из деревни в город пешком.
Датская женщина не носит платье. Женщина в платье, в пальто, на высо-
ком каблуке - не деловая женщина. В платье, в пальто, в туфлях трудно
делать широкий шаг, неудобно жать на педаль. Поэтому датская женщина - в
брюках, в шортах, в куртках, в кроссовках.
Сумок в руках тоже нет. Носить сумки - слишком унылая функция для
датской руки. Поэтому сумка висит на плече. Или за спиной - сумка-рюк-
зак. Или сумка на поясе, пристегнутая к ремню. У мужчин иногда маленькая
сумочка на ремешке вокруг запястья, как говорят у нас, - "потаскушка".
Наше главное богатство - это наши ресурсы: лес, вода, уголь, нефть,
женщины.
Наша женщина - то же горючее: выполняет самую тяжелую работу, загора-
ется от одного неосторожного движения мужчины и очень высоко ценится на
Западе.
Многовековое смешение наций на территории нашей страны вывело уни-
кальный тип женщины, в которой есть все лучшее от каждой нации. (Это,
правда, не означает, что все худшее от каждой нации - в нашем мужчине).
Как российские шахматисты и музыканты увозят почти все награды с меж-
дународных турниров и конкурсов, так и российские женщины увозят уже
почти все награды с международных конкурсов красоты. Правда, если их
женщина стала победительницей, ее сразу хватают замуж, а если - наша, то
ее выгоняют из дома.
Хотя наша одежда так уродует наших красавиц, что их мужья должны
спать спокойно.
А наша обувь! - кажется, что ее выпускает не легкая промышленность, а
тяжелая.
А наше белье! - кажется, что оно не нижнее, а верхнее. Ясно теперь,
почему наша женщина так быстро раздевается. Всю одежду - одним рывком.
Картина с репродукции Гойи "Обнаженная одним махом".
Нет, прежде чем раздевать женщину, мужчина должен ее как следует
одеть.
Герда, подружка Хелен, приехала на велосипеде и прикатила под уздцы -
второй. Оказывается, мы едем на пикник. Чтобы мне было понятней, Герда
называет велосипед бисиклетом. Для бисиклетов вдоль улиц специальные до-
роги - между пешеходной и автомобильной. Есть и велосипедные стоянки:
металлические скобы, вделанные в асфальт.
Перед пикником заехали в небольшой магазин. Сорта помидор напоминают
годовой репертуар театра, а сорта колбасы - репертуар кинотеатра.
Хорошо, что они меня не спросили про наши помидоры. А то бы я им от-
ветил: "У нас два сорта помидор - недозрелые и перезрелые".
Больше всего меня удивляет не качество и количество их колбасы, а то,
как они ориентируются в этих колбасных джунглях. Какую взять? Тоже проб-
лема.
- Лично я, - говорит Герда, - покупаю то, что покупала вчера.
- А я, - говорю, - покупаю то, чего не купить завтра.
- У вас маленький колбаскин выбор? - спрашивает Герда.
- У нас социалистический выбор, - говорю я. - Это значит, что у нас в
каждом доме выборы, кому сегодня есть колбасу.
Не хотел я им говорить, что у нас колбаса - вообще только во время
выборов и референдумов. Не хотел их расстраивать.
И что самое обидное, каждый сорт колбасы у них пахнет по-разному. А у
нас - один сорт колбасы, но пахнет тоже по-разному. В течение часа.
Герда изучает русский язык.
- А как пишется слово "колбаса": КОЛбаса или КАЛбаса?
- Смотря из чего она сделана, - говорю я. - КОНЬбаса, КОТбаса,
КОСТЬбаса...
Мы купили 200 г колбасы и 300 г помидор. Мне кажется, в Дании еще и
потому всего много, что там берут всего мало. В Дании покупают обычно
100 г сметаны, 150 г мяса. Мясо не исчезает даже во время стихийного
бедствия. Во время стихийного бедствия, наоборот, вообще всего больше,
потому что все-таки не что-нибудь, а стихийное бедствие!
У нас быстро забывают о том, что было вчера, но долго думают о том,
что будет завтра.
Конфет берут 10 кило. Сахарного песку - мешок. Картошки - сколько мо-
жешь унести. Потому что завтра может не быть. А завтра оно раз - и снова
есть. Тогда приходится все съедать, потому что оно уже начало гнить.
Причем за месяц до того, как вы купили.
Перед Данией меня предупредили, что датчане едят мало. Но когда я ту-
да приехал, меня стали кормить, как приплывшего в отпуск Робинзона Кру-
зо. Потом я узнал: их, оказывается, предупредили, что русские едят мно-
го. Потому что нечего есть.
* * *
На улице, где живет мэр, я видел, как брали грабителя. Седому интел-
лигентного вида громиле две полицейские женщины надели с извинениями на-
ручники. Я думаю, они его нашли по визитной карточке, которую он предус-
мотрительно оставил на месте преступления.
Грабят и воруют, конечно, в каждой стране. Разница лишь в том - что,
как и сколько.
У нас вором считается только тот, кто ворует не со своей работы.
В датские урны заправлены полиэтиленовые мешки - концами наружу. Ког-
да мешок наполняется, его вынимают и заправляют новый мешок. Сразу вспо-
минаются наши каменные урны без дна. Наша дворничиха, которая приподни-
мает ее одной левой, а одной правой выгребает из-под нее мусор и ставит
на место. Урну и того, кто в эту урну плюнул.
* * *
Мы с Хелен перешли на другую сторону улицы.
- Интересно, - говорю я. - Вы переходите дорогу только на зеленый
свет. Даже если нет ни одной машины.
- А у вас разве по-другому?
- Ну, мы в общем-то тоже переходим дорогу на зеленый свет. А на крас-
ный мы перебегаем.
Причем умудряемся еще перевести на красный свет какую-нибудь старуш-
ку.
Но это - нарушения, которых могло бы не быть. А есть нарушения, кото-
рых не может не быть. В Ленинграде или в Москве иногда попадается такая
широкая улица, что невозможно успеть перейти ее на зеленый. Тем более -
пожилой старушке. Поэтому опытная старушка начинает переходить на крас-
ный. Когда вспыхивает зеленый свет, она еще только на середине. А когда
снова вспыхивает красный свет, она мысленно уже прощается с белым.
Мы с Хелен садимся а автобус. Обычный рейсовый автобус. Но датский.
Внутри - ковровые дорожки.
В Дании входишь в автобус только после того, как пробьешь компостером
специальную картонку. На ней указан час, когда ты вошел. И этот битый
час можно ездить бесплатно на всех автобусах города. Правда, транспорт,
хоть и лучше, чем у нас, но дороже.
На следующей остановке входит датская старушка. Я, как джентльмен,
встаю и уступаю ей место:
- Сит даун, плиз, мамаша!
Весь автобус оборачивается и смотрит на меня, не как на джентльмена,
а как на донкихота.
Оказывается, в Дании джентльмены никому не уступают место, потому что
там места хватает всем.
