дены были жениться и прожить вместе целую жизнь, изменяя друг другу и
проклиная ту минуту, когда он ошибся номером телефона.
Надежда
Тогда ангелы на бриллиантовых ножках особенно часто ходили по его
спине. Они возникали мгновенно: из-за черных лучей ресниц незнакомки,
из-за какой-нибудь стихотворной строчки и просто беспричинно, бывает та-
кое вдохновение - непонятно, к чему, - такое юношеское опьянение весен-
ним воздухом, щенячий восторг, когда любой ветер - попутный.
Сердце его порхало меж пролетающими с разными скоростями стрел в по-
пытках зацепить хоть одну.
Ему было двадцать, а ей двадцать три. Но разница между ними была го-
раздо больше. Между ними была целая жизнь.
Он был еще птенцом, не пробившим скорлупу. А она была уже женщина,
уже мать, хотя и легкомысленная, вся в дочь.
Он влюбился в ее лицо. Кроме лиц, тогда ничего не видел. Ни души. Ни
тела.
Она была легкая. Маленькая голова, слабая шея, мелкие глазки к вис-
кам, как будто все время щурится.
А нижняя половина была от кого-то другого. И тот другой, видно, долго
занимался прыжками вверх: ноги сильные, параллельные друг дружке. А мо-
жет, потому и прыгала, что такие ноги. Хотя туфельки опять маленькие.
Инфузории.
Робкая грудь. Она незаметно для него прижимала локти к своим ребрам,
чтобы грудь выросла на несколько минут. Это такой прием. А у кого она
низкая, те руки за голову кладут. За свою, конечно. Как бы задумались. И
грудь воспрянула. А вместе с ней и сидящий напротив.
Впрочем, и мужчины, завидев красивую женщину, тоже распрямляют позво-
ночник, надуваются воздухом. Особенно - небольшие. Есть такая полая пти-
ца. Называется голубь. По-французски - пижон.
Они сразу влюбились. Бывает так: только с человеком познакомился - и
у вас полное взаимопонимание, а с другим живешь много лет - и друг друга
абсолютно не понимаете!
Но он ей не очень-то верил. Во-первых, намного старше его. На три го-
да. Потом - с довеском. Шести лет. В-третьих, разведенная. Терять нече-
го. В четвертых и пятых, из глухомани, без прописки. Нет, все-таки много
неясностей в автобиографии.
Практичная. Это - кому как. Одним нравится, другим - нет. Он этого
тогда вообще не замечал. Но теперь-то заметил: была практичная. Из ерун-
ды могла сделать салат. Причем сама не ела. Почему они не едят то, что
сами же приготовили? Или наедаются, пока это готовят? Или брезгуют, так
как видят, из чего это делается? А то блузку себе купит дешевенькую, но
как она ей идет! И другой такой же больше нет ни у кого. Да, одеваться
они умеют, в этом мы их никогда не догоним. Мужчина, он же вбухает кучу
денег в какую-нибудь куртень, а потом оказывается, что в такой ходят все
и всем она одинаково не идет.
Но мечтала стать романтичной.
Есть женщины-романтики (это которые без денег или, наоборот, денег
столько, что они их не замечают). Есть женщины-циники (эти, в основном,
из медперсонала, из работников прилавка, видят жизнь с другой стороны
экрана, которая обычно темная). Есть женщины-дети (эти откуда угодно,
рядом со сценой, например, можно найти).
Много позже он узнал такую. Женщина-ребенок. Сорок годиков, а все ще-
бечет детским голоском. Девочкой играла во взрослую, а взрослой стала
играть в девочку. Обожает детские стихи. Рассмешить ее может только юмор
в коротких штанишках. Прочие шутки считает грубыми и пошлыми, говорит:
фу! Своих детей нет.
У нее-то этого не было. У нее было другое. Другие мухи в голове. Ког-
да "скорая помощь" спросила ее: кто вы? - ответила: весы. Как все женщи-
ны, еще не нашедшие своего главного мужчину, верила в гороскопы, приме-
ты, нумерологию. Внимательно следила за совпадениями. И у меня дома та-
кая же чашка! Это тоже мой любимый писатель! Надо же, я только что об
этом подумала! Но не сказала! Цыганка ей нагадала их встречу.
Письма и открытки подписывала многозначительно: Надежда. По телефону
- тоже: это Надежда. Пауза. Никаких надь и надежд петровн.
В минуты особенно горячие вскрикивала отчетливо ему в ухо: мой! муж!
мой! Внушение на близком расстоянии.
А то посмотрит на него в целом и скажет: мы же с тобой так молоды! Ни
хрена себе - молоды: бабе уже двадцать три!
Играла с ним как кошка с мышкой. Точней - с мышем. Игра до предпос-
леднего предела. Последний был всегда на замке. Это ее и сгубило. Будь
она менее опытной или наоборот, более, опытной настолько, что скрывала
бы свой опыт, он бы на ней и женился. Но ее игра была рассчитана на
опытного мужчину. Это подтверждает тот факт, что через месяц он ее бро-
сил. А еще через два женился на другой. Начинающей женщине. И не такой
красивой. И более дурой. И провоевал с ней десять лет. А с Наденькой, то
есть Надеждой был бы, наверняка, счастливей. Хотя, наверняка, тоже не
больше десяти лет.
Шутка у нее была: у нас с тобой еще все спереди! Она ею все время
острила. И сама же смеялась. Причем совершенно искренне.
Потом они снова встретились. Когда он уже состоял в разводе. Но не
развелся. Она опять приехала поступать в институт. Сразу накинулась: а
ты меня? как ты все это время?
Совсем не изменилась. Но изменился он. Поэтому она уже стала для него
другой. Смешная. Старомодная. И уже неопытная.
Он стал намного опытней. И старше. Хотя ему еще было чуть больше
тридцати. А ей уже хорошо за тридцать.
Ей опять что-то нагадала цыганка. Какое-то крупное счастье.
В первый же день они и дошли до предела, до которого она стратегичес-
ки не допускала его раньше. Как говорят на исповедях, все произошло
быстро и неожиданно, я даже ничего не почувствовала!
То, что казалось в ней смелым, теперь показалось ему робким. Консер-
вативные ласки. Любит молча. И он чтоб немел. "Без комментариев!"
Нога все такая же. Ступня только чуть грубей.
Резкий запах духов. Это французские, говорила она. Нашего разлива,
добавлял он.
И по-прежнему любит танцевать перед ним. Надев чужую шляпу.
И по-прежнему любит помучать его. Думает, что так он будет любить ее
больше.
Уже и дочь ее вышла замуж. А она все никак. Хотя торопится. А когда
торопишься выйти замуж, ни к чему хорошему это не приводит. Даже если
выйдешь.
Последний раз встретились еще через много лет. Кода он попал в
больницу. Позвонила беспричинно ему на работу из своего Мурманска. Ей и
похвастались. Прилетела с апельсинами, которые у нее там в три раза до-
роже.
А к нему тогда никто, кроме нее, не пришел. Даже жена. Даже вторая.
Сейчас бывшая. Хотя и болезнь-то у него была пустяковая, так, отдохнул
две недельки.
Погуляли с ней по больничному саду, загребала все сапожком опавшие
листья, и улетела назад.
Он подурнел. То есть стал глупей и старообразней. Детьми так и не об-
завелся. Злой, как революционер.
У нее уже внуки. Но выглядит на пятьдесят с хвостиком. Все-таки стала
его моложе. Женский ум сохраняется дольше. На бреющем как-никак полете.
Мужской же резко берет вверх, а потом резко летит вниз. Все так же, как
в сексе.
В этом варианте она понравилась ему больше всего. Ему показалось, что
он опять ее полюбил.
Она же любила его любым.
Белый танец
Горшков давно просил Спиридонова с кем-нибудь его познакомить. Нако-
нец Спиридонов сказал:
- Записывай.
- Симпатичная?
- Симпатичная. Костлявая только.
- Я костлявых не перевариваю, - сказал Горшков.
Но телефон записал.
- Звонить после десяти, - сказал Спиридонов.
- Утра или вечера?
- Не помню.
- А что сказать?
- Может, за тебя и все остальное сделать?
Горшков позвонил ровно в десять вечера. Трубку никто не снял. Перез-
вонил Спиридонову.
- Трубку никто не снимает.
- Значит, ее нет. Ты чего, будешь теперь мне о каждом своем шаге док-
ладывать?
Горшков позвонил через час. Трубку сняли. Горшков сразу это понял.
- Зину можно?
- Можно.
Горшков подождал. Потом спросил:
- Вы что там делаете? Молчите?
- Так я ж сказала: можно.
- А вы чего - Зина?
- Зина. А вы?
- А я - от Спиридонова.
- Ой, подождите, я чайник сниму! - оживилась вдруг Зина.
Горшков подождал. В трубке снова возникла Зина:
- Я тут.
- Все нормально? - спросил Горшков.
- В смысле?
- Ну, с чайником. Сняли?
- Допустим, - сказала Зина.
Горшков помолчал. Потом спросил:
- Чаю попить хотели?
- Нет, кофию.
- Кофе на ночь вредно пить! - обрадованно выпалил Горшков.
- Почему же?
- Да это я так шучу.
- Ну, рассказывайте, кто вы, что вы, где работаете?
- Сейчас - механиком.
- А раньше?
- И раньше - механиком. Я всю жизнь - механиком.
- Как родились?
- Нет, попозже.
- Женаты?
Горшков не ответил.
- Что вы молчите?
- Думаю.
- Думаете, женаты ли вы?
- В принципе - нет.
- Как это?
- Она - стерва!
- А дети есть?
- Нет, - ответил Горшков. - Она их с собой забрала.
Договорились встретиться у какого-нибудь метро.
- Вы как будете одеты? - спросила Зина.
- На ногах - ботинки.
- Со шнурками? - уточнила Зина.
- Сейчас посмотрю, - сказал Горшков.
Зина сказала, что будет одета в синюю куртку.
Горшков приехал к месту встречи и уже издали увидел девушку в синей
куртке. "Симпатичная, - подумал он. - Хреново. Могу не понравиться".
- Вы - Зина? - с трудом развернув улыбку, подошел к ней Горшков.
Девушка нецензурно ответила в рифму. На букву "П".
Горшков тоже послал ее с матерком. Но уже - в затылок. Поэтому она
его не услышала. Услышал здоровенный мужик, проходивший мимо. Горшков
сбивчиво объяснил ему, что отправил не его. Мужик поверил и отпустил
Горшкова.
Через несколько минут выяснилось, что половина человечества - в синих
куртках. Горшков перестал обращаться ко всем синим, к тому же один из
них оказался парнем с длинными волосами и врезал Горшкову по чайнику.
Поэтому Горшков теперь стоял без всяких признаков жизни и только ду-
мал: "Хорошо бы не эта!.. А вот эта бы - хорошо!.."
Зина возникла с тылу. Совершенно не такая, какая была по телефону.
- Здравствуйте, Коля!
- А я вас сразу узнал, - сказал Горшков.
- Почему же?
- Так вы ж сказали: "Здравствуйте, Коля"!
Горшков пригляделся: Зина оказалась в очках. Поэтому он спросил:
- Вы - не учительница?
- Нет. Бухгалтер. Я же вам говорила.
- Бухгалтер, милый мой бухгалтер! - спел ей Горшков.
- Куда пойдем? - спросила Зина.
- Прогуляемся для разнообразия, - сказал Горшков.
Прогулка потекла по улице. Зина быстро завяла от шума и пыли грузовых
машин и через час сказала:
- Может, поедем ко мне?
- Давно пора! - проснулся Горшков. - Может, я вас тогда уж и под руку
возьму? Я сразу хотел предложить, да подумал, что это будет не совсем
удобно.
- Под руку?
- Нет, к вам - домой.
Квартира была однокомнатная.
- Сразу видно - женщина живет, - сделал вывод Горшков.
- А как вы догадались?
- Чисто у вас.
- А у вас что, окурки на полу валяются?
- Нет, на полу не валяются, - обиделся Горшков. - Но в раковине можно
найти. Мокрые, правда.
- Но можно подсушить!
- Кстати, о планировке. Туалет имеется?
- Вообще-то - да. Вторая дверь.
- Вас понял. Запомним на будущее.
Горшков прошел в комнату, а Зина метнулась на кухню.
- Коньяк будете? - крикнула она.
- Ну, раз ничего другого нет... - сказал Горшков.
Зина вернулась с коньяком и двумя грейпфрутами в тарелке, похожими на
грудь Венеры.
- А чего коньяк не полный?
- Отмечала свой день рождения.
- Плохо, наверно, отметили?
- Почему?
- Так не допито.
- Эта третья была.
Горшков налил себе и Зину не забыл.
- Как говорит Костя Мелихан, поднимая тост за даму: "Дай бог - не
последняя!"
Горшков сразу осушил свою рюмку и тут же наполнил снова. Зина грела
свою в маленьких ладонях.
- Может, включить музыку?
- Ага! - обрадовался Горшков и поперхнулся коньяком. - Делать-то все
