тям выпить за здоровье родителей невесты.
Жили они с первой женой, так же, как потом и со второй, порознь, каж-
дый в своем доме. Встречались раз в неделю. Прощаясь, говорили:
- Созвунимся. Или созвонимся.
А потом они стали встречаться реже, потому что она переехала в Моск-
ву.
Детей у них могло быть двое. (Так же, как и со второй женой).
Первого не хотели оба: он - потому, что не хотел вообще, а она - по-
тому, что не хотел он. А еще потому, что чувствовала непрочность их свя-
зи. Да еще институт не был закончен.
Второго не хотел только он. Но когда пришло письмо, в котором сообща-
лось, что сынок все-таки будет, он плюнул: а, пусть! Но судьба и на этот
раз оказалась к нему благосклонной. Слухи о зачатии его ребенка оказа-
лись немного преувеличены.
С каждым годом они встречались все реже и реже. Раз в год. Раз в два.
Потом - развод. Развод был плавным и естественным, как превращение ки-
пятка, которым заливают хоккейную площадку в лед.
Они встречались и после развода. И даже после его второй женитьбы.
Сначала он изменял первой жене с будущей, а потом - второй с бывшей.
Тут раздался телефонный звонок. Он снял трубку. Женский голос спро-
сил:
- Вы меня узнали?
- Конечно, узнал, - сказал он.
- А вот и нет! Не узнали.
- А вот и да! Вот узнал.
- Кто же я?
- Вы - абонент! Женского пола.
- О, у вас тонкое чувство юмора.
Он подумал, что сказал не то, что она сейчас обидится и повесит труб-
ку. Надо было тянуть время.
- А вы откуда звоните?
- С улицы. По телефону. Вы меня ждете?
- Да, жду! - воскликнул он. Чуть было не сказал: "Жду всегда и всех".
- Только что получил от вас телеграмму.
- Какую телеграмму?
Он опять напугался, что сказал не то.
- Да тут какая-то телеграмма. Черт знает, от кого. - Ах, да телеграм-
ма! Это я послала. Так вы ждете или нет?
- Да, да! Жду! - закричал он.
- Сегодня... - услышал он, и пошли короткие гудки. Он повесил трубку
и взглянул в зеркало, висящее рядом.
Еще вчера я сильным был, Вино с приятелями пил, И смерть была мне не
страшна Еще вчера.
Он вымылся, побрился, надел чистую рубашку, новый галстук, костюм и
стал ждать.
Почему она называла его на "вы"? Или это новая знакомая, которую он
плохо знает (когда-то дал в попыхах телефон), или очень старая, которую
он хорошо забыл. Может, она так играет?
Это была у него такая Мила. Игрунья. Любительница телефонных шуток.
- Это из суда звонят. К нам пришел исполнительный лист. Почему вы не
платите алименты за внебрачного ребенка пяти лет? Вам необходимо упла-
тить... Ха-ха-ха!
И дальше переходит на нормальный голос.
Но это еще так, юмор Бонифация.
Самое страшное - когда они тебе звонят: "Нам надо срочно встре-
титься". - "Зачем?" - "Это не телефонный разговор". - "Ну, приезжай". -
"Нет, давай встретимся где-нибудь в центре".
В такие минуты у него внутри что-нибудь обрывалось. Но внешне он сох-
ранял олимпийское спокойствие:"В центре тебя?". Или: "Не делай глупос-
тей". - "А что делать?" - "Ты же не маленькая..." Иногда он говорил: "С
ней пошутили, а она и надулась! "
Впрочем - не будем об обратной стороне любви. Кого же он сейчас ждет?
Может, это - Лодыгина? Палач в постели. Сначала пытка голодом, а по-
том перееданием. В итоге сама же оказывается жертвой.
А может, - Илона? Как обои - красивая только с одной стороны. Глаза
газели и позвоночник бронтозавра.
Или - Зелинская? Грубая в жизни, но не позволяющая грубостей в любви.
Он провел пальцем по пыльному абажуру настольной лампы.
Нэлли Р. Всегда умудрялась глядеть в глаза.
Вершинина Галя. Тихая, стеснительная. Но когда они доходили до дела,
становилась такой дьяволицей, что он по сравнению с ней был сущим анге-
лом.
Лика Ракитина. Анжелика, где твой король? Была постоянно во внутрен-
ней борьбе. И хотелось ей и кололось. Так себя этим истощила, что к
тридцати годам была уже старой безобразной девой.
Ольчик. Крупная, полная, но никогда не замечала свою полноту и не да-
вала повода замечать другим.
Власта 3. Все стремятся к Власте. Расчетливо изменяла мужу, но все
равно любила. И не приведи господь было сказать ей о муже что-нибудь
плохое!
Лора Рихтер. Плохо понимала, чего ей нужно. Ложилась в кровать, как в
гроб.
Торпеда (Торопова Наталья). Некрасивая, но горячая. Силой любви ста-
ралась отвлечь внимание от своих слабых мест.
Чем загадочней становился образ пославшей телеграмму, тем сильней
разгоралось воображение.
Как беременная женщина уже любит еще неродившегося ребенка, так и он
уже готов был влюбиться, еще не зная в кого. Незримая, она уже была ему
мила. Во-первых, потому, что воображение часто идеализирует того, чей
голос впервые слышишь по телефону, или чьи пылкие строки читаешь в пос-
лании.
Во-вторых, потому, что эта незнакомка наверняка его бывшая знакомая,
а раньше его вкус вряд ли был хуже, чем сейчас.
В-третьих, потому, что сейчас он был готов к этой встрече, даже желал
ее, устав от последних лет одиночества.
Время - как комар: его хорошо убивать книгой.
Он взял с полки томик поэта и придиванился, заложив ногу на ногу.
Дон Гуан
К ней прямо в дверь - а если кто-нибудь
Уж у нее - прошу в окно прыгнуть.
Лепорелло
Конечно. Ну, развеселились мы.
Недолго нас покойницы тревожат.
Кто к нам идет?
Он вышел на балкон. Белые ночи кружили над городом. Прилетела фраза.
Уж полночь близится, а вечера все нет.
Он стал разглядывать проходящих внизу людей. Женщин было, как всегда,
больше. Или он не замечал мужчин? От нечего делать он решил оценивать
каждую: с какой бы из них он захотел встретиться? Потом усложнил задание
- и стал определять семейное положение, профессию, куда и откуда идет.
Вот спешит блондинка. Но химическая. Сверху это особенно хорошо вид-
но. Химическая блондинка - это женщина с темным прошлым. Замужем. И, су-
дя по продуктовой сумке, два ребенка. Один - маленький, второй большой,
старше ее. У жены всегда на одного ребенка больше, чем у мужа.
А вот дама неопределенных лет, пола и профессии. Не то читающая, не
то пишущая. Женщина-писатель - это не женщина и не писатель.
А вот совсем молоденькая. Поросенок в юбочке. Что с ней будет через
несколько лет?
С молодыми вообще трудно. Мало того, что ничего не умеют, так еще
уговаривать сколько. А пока уговоришь, все силы растеряешь. И уже ничего
не надо.
Он поплыл на крыльях воспоминаний...
Вдруг звякнула штора за балконной дверью. Значит, открылась дверь на
лестницу. Он ее, кажется, и не закрывал: на случай - если не услышит
звонок.
Шагнул в комнату и в ту же минуту услышал из прихожей низкий, но кра-
сивый женский голос:
- Живые есть?
И тут возникла она. Он ее и не узнал поначалу. Во всяком случае, ему
показалось, что не узнал. Хотя лицо было знакомо.
Высокая дама в легкой юбке цвета фиолет и таком же, но темней пиджа-
ке. Синяя шляпка. Темные кудри до плеч. Большие вишневые губы растяну-
лись в уверенную улыбку:
- Вот как вы меня встречаете!
- Я вас встречал, - тоже улыбаясь, сказал он.
- Я вас встречал, чего же боле! - сказала она, продолжая улыбаться.
- Я вас с балкона высматривал.
- Вы ожидали, что я прилечу прямо на балкон? А я взяла и нарушила ва-
ши правила: вошла через дверь. А это - вам!
И она протянула ему влажный букет алых роз.
- Их столько, сколько вам лет. Я вас не оскорбляю тем, что называю на
"вы"?
Он поставил розы в прозрачную вазу.
- В какое из этих кресел может сесть дама? - спросила она.
- Только - в то, где сидит мужчина.
Она села, раскинув руки и платье по всему креслу, и замерла, уставив-
шись на него, как на фотографа.
Его взгляд тут же попал в паутину ее чулка.
- Вы один? - спросила она.
- Да. Я всегда был один. Даже когда был женат.
- Вы не были счастливы с женой?
- Были. Но только до свадьбы.
- Да, после свадьбы женщина становится хуже.
- Нет. Не женщина после свадьбы становится хуже, а требования к ней
становятся выше.
- Как она готовила?
- Плохо. Но зато разрешала это не есть.
- Вы ее обманывали?
- Да, обманывал без конца. Обман вызывает цепную реакцию. Стоит обма-
нуть один раз, как потом обманываешь второй, чтобы скрыть первый. Но
ложь - это еще не самое страшное. Страшней, когда вынужден сказать прав-
ду. Впрочем, ложь и правда, добро и зло - это нейтральные понятия: как
дождь и пламя, как боль и радость. Хирург делает больно. Предатель гово-
рит правду. И вообще добро и зло - не одно ли это и тоже? Все зависит от
точки зрения. Станьте выше - и вы увидите дальше. Вы увидите, что от зла
рождается добро, а добро, как Иван Сусанин, ведет вас в дебри зла.
- А по-моему, вы завели меня в дебри метафизики.
Да, подумал он, разговор становится слишком серьезным. Надо выби-
раться на лужайку радости. Смех быстрей прокладывает путь к женщине, чем
слезы. А он даже не знает, кто она.
- Хотите шампанского?
- Нет, - сказала она. - Это изобретение французов. Оно плохо усваива-
ется северным организмом. Не лучше ли красное вино? Оно добавляет в нашу
кровь германий и уносит из нее столь вредный для нас стронций, - она по-
тянулась к сумочке. - Я позаботилась заранее.
- Знаете, что делать, если вы пролили красное вино на белую скатерть?
- Знаю, - сказала она. - Надо начать есть черную икру. Это отвлечет
внимание хозяйки от белой скатерти.
Сейчас она напоминала его жену. Своей самоуверенностью. И даже внеш-
не. Он не любил женщин, напоминавших его жену. Когда он встречал таких
женщин, у него просыпалась к жене любовь. Как и после очередной измены.
После того, как он изменял жене, он любил ее сильней всего. А может, это
была не любовь, а жалость? Впрочем, жалость - это разновидность любви.
Есть два вида любви: любовь вверх и любовь вниз. Первая - восхищение.
Вторая - жалость.
Думая об этом, он одновременно говорил с незнакомкой о другом.
- Вы похожи на мою жену, - сказал он.
- Вы всегда так знакомитесь с женщинами? - сказала она.
После вина она преобразилась. Вино перешло в щеки. Волосы стали менее
строгими. Она помолодела. Теперь ей на вид можно было дать не больше
двадцати.
Ему захотелось прикоснуться к ней губами. Но она, предугадав его же-
лание, сказала:
- Я приготовила вам сюрприз.
Он вздрогнул.
- Какой же?
- Я - ваша дочь.
Он отпрянул назад. Чудовищные секунды! Лавина картин и мыслей обруши-
лась на его. Мигом сложилась вся ее жизнь.
Она засмеялась.
- Ловко я вас провела! Хотела посмотреть на вашу реакцию. Какая же я
ваша дочь, если я старше вас!
Он вгляделся. Действительно! Как он не заметил раньше! Крысиная про-
седь в черных проволочных волосах. Морщины у глаз и рта. Жилистые руки.
Сиплый голос.
Ему стало холодно.
- Кто же вы? - прошептал он.
- Я - ваша любовь. Ваша старая любовь.
Он мысленно листал свой список.
- Не напрягайте память.
Вдруг пропикало радио из кухни. Послышались позывные последнего вы-
пуска новостей. Он и не заметил, как стемнело.
- Я ухожу.
- Так рано?
Он включил свет.
И ахнул! Перед ним стояла совершенно другая женщина.
На свету оказалось, что она вовсе не седая, а русая. И не худая, а
чуть склонная к полноте. И совсем не высокая. И возраст - не хорошо за
пятьдесят, а немного за тридцать.
Внешность зависит от освещения.
- Провожать не надо.
Раньше он радовался этим словам. Теперь же...
- Нет, нет! Я провожу.
- Хорошо. Но только до угла.
Он выключил свет и захлопнул дверь. Снизу из-под лестницы дохнуло
гнилью.
Они молча спустились и вышли на Старую Дворянскую. У дворца Кшесинс-
кой она остановилась и повернулась к нему. Было темно, но он вновь заме-
тил чудную метаморфозу, происшедшую с ней. Плоское лицо. Азиатские ску-
