сам Беленький был урожденцем Исландии - огромной страны, давшей миру це-
лую плеяду величайших писателей, артистов оперы и космонавтов.
Государственный обвинитель откашлялся и на новолатинском языке стал
зачитывать обвинение:
- Обвиняемый Беленький, по матери - Юнь Нань, - обвиняется в преступ-
лении против порядка. Первый раз гражданин Беленький проник в XIX век с
целью застрелить из нейтринного пистолета Дантеса, когда последний ехал
на Черную речку. И лишь благодаря усилиям Межвременного Надзора опас-
ность Вмешательства была предотвращена. Тогда суд ограничился лишением
гражданина Беленького всех прав передвижения во времени в обоих направ-
лениях.
"Бедняги! - подумал Беленький. - Они не знают всей правды".
Утопая по колено в пушистом снегу, он стоял за молодыми елями. И ког-
да Пушкин выстрелил в воздух, телекинезом направил пулю прямо в грудь
Дантесу.
Если бы знать тогда, что у него под одеждой был защитный жилет!
- Но второе преступление, - продолжал государственный обвинитель, -
есть вершина коварства, на которую только способен человек XXII века.
Видите это кольцо?
Он постукал по столу тонким метановым обручем.
- Как установлено экспертизой, диаметр кольца совпадает с диаметром
головы обвиняемого, а кольцо - есть не что иное, как телепатическая
приставка, позволяющая внушать мысли не только в пространстве, но и во
времени. А теперь, гражданин Беленький, ответьте суду, зачем вы продлили
жизнь Достоевскому?
- Я очень люблю этого писателя, - ответил Беленький. - Как много бы
он еще сделал, если б не ранняя смерть.
- Но ведь вы нарушили причинно-следственную связь! - вскричал госу-
дарственный обвинитель. - Перед самой смертью Достоевского, когда солда-
ты уже заряжали ружья, вы внушили царю отменить приказ о расстреле. Что
он и сделал. С головы Достоевского и других петрашевцев были сняты меш-
ки, и приговоренные к смертной казни были сосланы в Сибирь.
- Да! - воскликнул Беленький. - Но теперь мы имеем возможность читать
такие книги, как "Записки из Мертвого дома", "Дядюшкин сон", "Униженные
и оскорбленные", "Преступление и наказание", "Братья Карамазовы", "Бе-
сы", "Подросток", "Идиот".
- Кто - идиот?! - вскочил обвинитель.
- Это роман такой - "Идиот", - пояснил судья. - Я вчера прочел. В эн-
циклопедии.
- И все-таки должен выдвинуть еще одно обвинение, - сказал госу-
дарственный обвинитель. - В преступлении против личности. После на-
сильственного вмешательства сознание Достоевского раскололось. Личность
его раздвоилась, существование стало парадоксальным. Возьмите любое из
его произведений - везде чувствуется два Достоевских: живой и мертвый.
Тема двойничества проходит через все его романы и повести...
Государственный обвинитель говорил еще долго и убедительно. После
нескольких часов работы Суд приговорил Беленького к высшей мере наказа-
ния.
Но когда судья стал зачитывать приговор вслух, к его удивлению, ока-
залось, что подсудимый представляется к высшей награде.
Именно тогда Беленький почувствовал, что он далеко не одинок на этом
бесконечном отрезке времени...
Ворон и дева
"Возраст женщины - величина постоянная".
Софья Троянская, русский математик
Ворон появился у нас где-то в классе седьмом. Темный, мрачный, паря-
щий над жизнью, одним словом - Ворон.
Поступки его часто казались лишенными логики, но это потому, что мы
не видели так далеко, как видел он. Я был его единственным и, как мне
казалось, лучшим другом.
Друзьями обычно становятся случайно. Случайно стал моим другом и Во-
рон. Когда он впервые пришел к нам, директор школы Андрей Григорич или,
как мы его звали, Андрей Горыныч, обвел взглядом класс и, увидев, что я
сижу один, сказал:
- Вон там свободное место, Воронихин.
На что он ответил:
- Люблю свободу!
А к нам Ворон перешел, как он выразился, из умалишенной школы-интер-
ната. Сначала я думал, что та школа была нормальной, пока Ворон в ней не
учился, а умалишенной стала, когда он в нее пришел. Но потом я понял,
что как раз наоборот: пока Ворон в этой школе учился, она была нор-
мальной, а когда он из нее ушел, стала умалишенной, потому что лишилась
такого ума. Причем Ворона в ту школу сначала не принимали, благодаря то-
му, что он никак не мог сдать в нее экзамены. Там нужно было сдать все
экзамены на двойки, а Ворон почему-то сдавал на пятерки. Но, к счастью
его матери, у нее там нашелся один хороший знакомый, и Ворона туда по
блату приняли за крупное денежное вознаграждение.
Мать Ворона все не знала, как от него отделаться. Отца-то легко бро-
сить, а ребенка - тяжело: в обычный интернат тогда принимали только си-
рот и детей алкоголиков. А попробуй докажи этим бюрократам, что ваш ре-
бенок - круглый сирота и сын алкоголиков.
Когда его мать мчалась на поезде в большое и светлое будущее с артис-
том калужской филармонии, Ворон бежал из интерната в свое маленькое и
светлое прошлое.
Отец его узнал обо всем, только когда вернулся из плавания. А забрать
Ворона из того интерната оказалось еще сложней, чем туда устроить. Поэ-
тому Ворон убегал до тех пор, пока его не перевели в нашу школу. Любая
затея Ворона вызывала у меня восхищение. К примеру, химия, которой он
вдруг увлекся. Карнавальные жидкости, пузатые пузырьки, изящные колбоч-
ки. Книга "Маги и алхимики средневековья" в кровавой обложке.
Правда, к химии я быстро охладел, - так же, как и быстро ею загорел-
ся. Наверно, потому, что сквозь пар из реторты не видел цели. В отличие
от Ворона. Да и как увидеть цель, установленную на границе жизни и смер-
ти? И тем более - как до нее добраться?
Никто не мог превзойти Ворона и в единоборстве - даже ребята из стар-
ших классов. Несмотря на то, что он был невысок и не отличался физичес-
кой силой, у него была потрясающая сила воли, с которой не мог спра-
виться никто, - иногда даже он сам. Эта душевная энергия сметала все на
своем пути, пугая противника бесстрашием, а возможно, и безрассудством.
Учился Ворон неровно. Одну четверть получал сплошные пятерки, а дру-
гую - сплошные двойки. Причем двойки его никогда не огорчали, а пятерки
никогда не радовали. Да их ему и показывать-то было некому. Отец долгое
время находился в плавании, а соседка, которой он поручил присматривать
за сыном, не могла с ним сладить, махнула на Ворона рукой, и он зажил
совершенно самостоятельной жизнью. Отец оставлял ему запас чистого белья
на три месяца, а еду Ворон готовил сам. Иногда, впрочем, есть ему надое-
дало, и он жил только на пустом чае.
Теперь - о другом событии, которое произошло примерно в то же время.
Недели через две после прихода в наш класс нового ученика к нам приш-
ла новая учительница.
Александра Семеновна Ш., молодая, высокая, с каштановым душем волос,
нам всем очень понравилась: она сразу заявила, что оценки по литературе
ставить нельзя, что литературой надо просто наслаждаться, а не зубрить
вырванные из текста куски и дрожать в ожидании, что тебя спросят.
- Но поскольку высокое начальство хочет, чтобы оценки ставились, -
закончила свою вступительную речь Александра Семеновна, - я буду их ста-
вить. И только хорошие.
Горыныч не мог нарадоваться на новую учительницу, потому что раньше у
нас по литературе была самая низкая успеваемость в районе, а с приходом
Александры Семеновны она поднялась на недосягаемую высоту.
Время, конечно, многое стирает с памяти. Остаются только какие-то от-
дельные картинки, часто не самые лучшие, мелкие, но въевшиеся в память
глубоко, глубоко... Вот одна из них.
Победа весны. По реке плывут облака. Песня поднимается над нами, как
флаг. Ее не спеть одному, ее можно спеть только хором. Ворон сидит на
камне, отвернувшись от всего мира. Александра Семеновна лежит, подложив
под спину лужайку. Сквозь пальцы ее рук и ног растут цветы и травинки.
Картинка называется практические занятия по русской поэзии.
Однажды она велела нам написать сочинение на свободную тему.
- Но начинаться сочинение обязательно должно следующими словами, -
сказала она и, сверкнув икрами, обсыпанными золотистой пыльцой, вывела
на доске: "Больше всего я люблю..."
Ворон написал первым. Долго пишет тот, кто не знает, о чем писать. А
Ворон, видно, давно уже все продумал.
- Ты что, уже написал? - спросила она, подходя к Ворону.
Ворон молча кивнул.
Я посмотрел в его тетрадь: к четырем начальным словам было добавлено
лишь три.
Она поднесла тетрадь к самым глазам, чтобы, наверно, никто больше не
видел, что написано на этой странице и что написано на ее лице.
Кто-то сказал, что тайна - это нечто слишком малое для одного, доста-
точное для двоих, но слишком большое для троих. Вскоре уже весь наш
класс гордился тем, что именно в нашем классе Александра Семеновна
встретила наконец хорошего человека.
Из школы они всегда шли вместе. В одной руке он нес свой портфель, а
в другой - ее. Не знаю, о чем они там говорили и говорили ли вообще.
Впрочем, один их разговор мне удалось подслушать. Но об этом чуть позже.
Если мы гордились этим неземным чувством двух совершенно противопо-
ложных по полу и возрасту людей, то учителя не могли этого перенести.
По школе поползли грязные слухи. Когда директору сообщали новые вол-
нующие подробности, он отвечал какой-нибудь цитатой из Шекспира. Ответ
получался убедительный, но непонятный. Александру Семеновну он почему-то
ставил выше всего педсовета. Наконец слухи доползли до роно. Директор
отбивался как мог, сотрясая стены роно уже не только Шекспиром, но и
другими классиками. Однако в роно больше доверяли классикам марксиз-
ма-ленинизма и нашу учительницу перевели в другую школу.
Это был тяжелый удар. И для Ворона, и для Александры Семеновны.
Между тем судьба уготовила им еще одно испытание. Года через полтора
после того, как Александру Семеновну перевели в другое место, я зашел к
Ворону. Дверь была приоткрыта, и я невольно зацепил обрывок их разгово-
ра.
- Подождите. Зачем за него выходить?
- Я и так поздно выхожу. Чего ж еще ждать?
- Меня подождите.
- Ну, допустим, через несколько лет тебе будет восемнадцать. Но
мне-то уже будет тридцать три. Ты меня никогда не догонишь, Ворон!
Неделю после ее свадьбы он не ходил в школу. А потом пришел с потем-
невшим взглядом, как с поминок. Да, свадьба - праздник для одного и по-
хороны для другого.
Печальная развязка, не правда ли?
Мой друг теряет свою любимую, а я теряю своего друга.
Не знаю только, почему он бросил меня.
Когда я окончил школу, мои родители решили вернуться обратно в Ле-
нинград. Мне надо было поступать в институт. Точней, это надо было моим
родителям. Да и что за жизнь для молодого человека в провинциальном го-
роде?
Накануне отъезда к нам домой неожиданно зашел Ворон.
Слезы навернулись мне на глаза. Я сразу простил Ворону все свои оби-
ды, написал ему на тетрадном листке свой ленинградский адрес и велел
непременно приезжать. Мы обнялись, я полез в грузовик.
Машина тронулась, и я обернулся назад, чтобы помахать Ворону на про-
щание.
Но он уже шагал прочь.
Последнее, что я увидел, был тетрадный листок, который Ворон вынул из
кармана и бросил на дорогу.
Порыв ветра подхватил мою жалкую бумажку и понес ее вместе с ос-
тальным мусором.
Я закончил институт. Женился. На этом можно было бы поставить и точ-
ку, если бы не письмо, которое я получил от своего бывшего одноклассника
Н.
Он спрашивал, как я живу, рассказывал о себе, приглашал в гости. Была
в этом письме, между прочим, и такая фраза: "Александра Семеновна умер-
ла".
В тот же день я послал ему ответ, полный вопросов. Но больше мой то-
варищ ничего не знал.
Прошло несколько лет.
И вот однажды на Невском проспекте я сталкиваюсь с молодой женщиной.
