прямой демократии -- принятию бюджета, налогового законодательства,
экономической стратегии прямым голосованием всего демоса. Это было бы такой
же бессмыслицей, как если бы теоремы из высшей математики принимались
всенародным голосованием. Демократия -- это механизм нахождения "лучших",
исключающий дискриминацию: никто из народа не должен быть заранее исключен
из числа претендентов на занятие властных должностей по родовому,
национальному, религиозному признакам. Этим демократия должна отличаться от
обществ Древнего Египта, Индии, феодального и раннебуржуазного, где
преградой на пути к властным полномочиям стояли либо рождение не в той
касте, либо не в той нации, либо не в том сословии, либо не в той религии,
либо имущественный ценз, либо (как в сегодняшней Америке) не то место
рождения, либо (как в коммунистическом советском союзе) невхождение в самую
передовую партию в мире. Но это все отрицательные определения демократии.
Это все перечисление того, чем демократия не должна быть. А вот чем она
должна быть? Каким должен быть этот механизм отбора "лучших"? Есть
соображения и на этот счет.
А МЫ РАЗВЕ НЕ ГОСУДАРСТВЕННИКИ?
А мы разве не государственники? А кто, кроме П.А.Кропоткина, против
государства? Вот только государства бывают разные. Коммунистическое
государство предписывает (лишая, тем самым, человека свободы, а значит и
жизни), а демократическое государство запрещает конечным списком запретов
(оставляя, тем самым, за человеком бесконечную свободу действий).
ТЕОРИЯ СВОБОДЫ
Почему демократическое государство запрещает? Что оно запрещает? -- Оно
запрещает потому, или, вернее, для того, чтобы обеспечить личности свободу.
-- Как так? Что за бессмыслица? -- Свобода живущего в обществе стоит на
принципе "свобода одного кончается там, где начинается свобода другого". Я
обозначаю это пространство индивидуальной свободы кружком (в кружке точек
очень много, больше, чем всех целых чисел вместе взятых, так что свободы в
кружке хватает). Но эта свобода будет моей свободой, пока на нее не налез
чужой кружок, чужая свобода. Вот и ответ на вопрос, что запрещает, что
должно запрещать демократическое государство. Оно должно запрещать налезать
на область чужой свободы.
(Лариса Богораз в передаче "Пресс-клуб" вдруг решила порассуждать на
тему свободы: "Вот говорят, что свобода одного кончается там, где начинается
свобода другого. Да, но как я могу знать где начинается свобода другого?!"
Простите, вам этого и нельзя и незачем знать. Я (законодатель) определяю
границы конкретных свобод "другого": скажем, свободу движения автомобилиста.
Она определяется правилами движения, которые составлены так, чтобы
максимизировать свободу и безопасность передвижения всех автомобилистов. То
же в общем случае: я должен общее пространство конкретной свободы поделить
на число ее возможных пользователей -- частное даст границы свободы: и моей,
и "другого". Свобода личности в обществе, свобода даруемая законом,
определяется не столько тем, что "другой" хочет, сколько тем сколько и каких
прав и свобод я могу ему дать без устроения своими законами гоббсовой "войны
всех против всех", или: размер кружков определяется условием неналожения их
друг на друга. Одно только это условие и породило все правовые институты
демократии, одно оно и ведет к их пересмотру и совершенствованию.)
У нас в стране 150 миллионов кружков свободы, и государство (законы и
их исполнители) должно обеспечивать неналезание кружков друг на друга и тем
самым свободу личности, а значит и просто свободу. Чтобы исключить это
наложение кружков друг на друга (а хозяева многих кружков стремятся
расширить свои кружки и на территорию чужих кружков) нужно очень сильное
государство. Понимают ли это нынешние демократы? Ну конечно, нет. Шумейко
заявляет, что парламент намерен дать больше прав правоохранительным органам
и добавляет извиняющимся тоном: "но не за счет прав и свобод граждан".
Извинительный тон г.Шумейко здесь неуместен: права государственным органам в
демократическом обществе даются для обеспечения прав и свобод граждан.
Вывод: демократ обязан быть государственником. Держать действия и самые
права государства под контролем, но быть поборником сильной государственной
власти. И только тем отличаться от руцких, алкснисов, станкевичей и
традиционной русской идеи государственности, что для идеи русской
государственности государство первично, а человек вторичен, а для демократа,
для новой российской государственности человек, его права и свободы -- цель,
а государство инструмент ее достижения. Но инструмент сильный и обязанный
быть сильным.
БЕДА ГОСУДАРСТВЕННЫХ ДЕМОКРАТОВ
Я сказал, что коммунистическое государство предписывает, а
демократическое запрещает конечным перечнем запретов. Беда нынешнего нашего
государства в том, что оно стесняется запрещать (не дай Бог какой-нибудь
Леонид Никитинский или Александр Кабаков, или Людмила Сараскина, или
Анатолий Стреляный заголосит, что запрет этот знаменует конец российской
демократии), а предписывать отказывается принципиально (и это правильно).
Государственные демократы никак не могут понять, что демократия и сильное
государство не только не противоречат друг другу, но что сильное государство
необходимое условие демократии. Так как у нас нет сильного государства, у
нас нет и демократии. Сегодня у нас государство не предписывает и не
запрещает, и потому мы живем в асоциальной, гоббсовой среде. И по-дурному
уступаем идею государственности жириновским, аксючицам,бабуриным, алкснисам,
руцким, станкевичам, шахраям.
К ВОПРОСУ О ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ
Гражданская война, в общепринятом понимании этого термина, вещь,
безусловно, нежелательная. Но... ведь в здоровых обществах непрерывно
ведется и должна вестись гражданская война: война людей, желающих жить по
правилам, с людьми, не желающими жить по правилам, а желающими
паразитировать на том, что другие живут по правилам. Это именно гражданская
война -- внутренняя, одной части общества с другой его частью. И это война,
которая должна вестись, чтобы общество оставалось здоровым.
Эта гражданская война велась (и ведется в здоровых обществах) во всех
социумах, во все времена, при всех формациях. А у нас эта очистительная
гражданская война -- тонкая, адресная, правовая -- не ведется, и потому в
обществе накапливается отрицательный заряд, необходимый и достаточный для
обыкновенной гражданской войны.
Войны, по Питириму Сорокину, понижающей уровень и качество общества, а
то и ведущей его к гибели.
РЫНОК ПОЛИТИКОВ
"Другое небо", No3, 1994 год.
В рыночной экономике много рынков: рынок недвижимости, рынок земли,
рынок валюты, рынок денег, рынок ценных бумаг и т.п.
Одним из важнейших рынков, на мой взгляд, должен быть рынок политиков и
политик, в том числе и экономических политик.
Этот последний рынок не чета всем остальным рынкам, это рынок самих
устроителей рынка. Мне представляется крайне необходимым, первоочередным
создание этого рынка. Россия и ее регионы, быть может, больше всего страдают
из-за отсутствия рынка политиков и политик. Нет правильно налаженных каналов
от продавцов новых политик к покупателям политик -- народу. Нет рыночного
механизма выведения нового политического товара на политический рынок.
Нет в сегодняшней России и рынка демократов. Кого сегодня предлагают
российскому потребителю в качестве демократов? Кто отбирает для выставления
на рынок, для ознакомления покупателя (избирателя) с товаром
(демократическим общественным деятелем) сам этот товар? Светлана Сорокина?
Олег Попцов? Александр Любимов? Леонид Никитинский? Андрей Караулов? Наша
Ольга Мамедова? А кто их самих выбирал? И как их теперь переизбрать -- этих
людей, неведомо на каком основании получившим власть вещать на сто
миллионов?
Каков механизм общественного сопоставления номенклатурной обоймы
демократов -- всех этих якуниных, пономаревых, ковалевых, филатовых,
макаровых, калугиных, старовойтовых, боннэр, григорьянцев и тому подобных с
людьми им не подобными, но считающими себя демократами?
Если бы у нас был телевизионный рынок, а не государственное
телевидение, тогда, может быть, он мог стать инструментом такого
сопоставления. Сейчас власть отбирать "демократов для народа" отдана
случайным людям. А такую власть, наверное, вообще никому нельзя отдавать.
Сегодня, как во многих других сферах, "рынок" политиков и "рынок" демократов
формируется государственными служащими.
Для меня примером того, как в России формируется рынок демократов,
служит история моего участия в съезде российских демократов в марте 1993
года.
Я было начал по свежим следам даже писать на эту тему, тогда я
озаглавил этот набросок "Как мы с Эдиком Гаджиевым ездили в Москву спасать
российскую демократию". Вот текст этого наброска:
Вечером 20 марта мне позвонил Эдик Гаджиев, активный участник движения
"Демроссия": "B.C.! только что получены телеграмма и телефонограмма из
Москвы -- 22 марта состоится всероссийское совещание представителей земель
по спасению российской демократии, положение отчаянное, Москва умоляет, вы
должны ехать."
---А в чем дело? Ездили же вы без меня все четыре года.
-- Нет, на этот раз без Вас никак нельзя. Говорят, будет обсуждаться
стратегия демократического движения, нужны только Вы.
-- Я не совсем здоров и ребенок еще не в норме...
--- Но Вы же сами говорили, что Россию надо спасать провинциями.
--- Пусть Эдик Уразаев едет.
---Нет, демократическому Дагестану пора крупно заявить о себе.
-- Да нужны ли мы этой "Демроссии" и этой команде правителей? Дадут ли
мне слово, мне ведь абсолютно неинтересно калякать с Якуниными-Пономаревыми,
нового они мне сказать не могут, новое говорю я, и мне нет смысла ездить
слушать политическую чернь.
--- Нет! Россия должна Вас узнать! Там ведь будут представители
регионов -- им очень нужно услышать Вас. А слово Вам дадут. Я специально
оговорил это с Татьяной Юрьевной и Марьей Алексевной.
---А, ну тогда...
Звонил Эдик в субботу, а совещание начиналось в понедельник в 5 вечера
в зале кинотеатра "Октябрь". Билетов на самолет у нас нет, надо ждать до
понедельника, а там, в день вылета, я обращусь к одному из моих знакомых
помочь нам с билетами.
Выходим утром с вещами, иду к знакомому, получаю записку к начальнику
авиаотряда, говорю с ним, покупаем билеты, вылет задерживается, наконец
вылетаем, прилетаем за час до начала совещания, решаем ехать не в гостиницу
"Россия", где нам должен быть забронирован номер, а сразу в "Октябрь".
Толком не-емши-не-пимши летим в "Октябрь" спасать российскую демократию. У
"Октября" скопление падкой на хэппенинги московской публики. Пробираемся
через толпу к кассам кинотеатра, в которых сидят функционеры "Демроссии" и
аппарата президента. Выясняется, что пригласительных билетов для нас нет и в
зал мы попасть не сможем. Картина Ильи Репина "Не ждали". Я гляжу на Эдика.
Эдик растерян. Однако находит Татьяну Юрьевну. Теперь ее очередь теряться.
Она теряется и говорит, что, понимаете... не все пригласительные билеты
подвезли. Узнаю тебя, Москва!
-- Что же делать?
-- А делать что ж... делать нечего. Без пригласительного билета в зал
