страну в новый строй жизни: из президентской республики (с уравновешенностью
президентской власти парламентскою) -- одним воздыманием дланей -- перевести
страну в "парламентскую " (в кавычках) республику.
С.Х.: Может быть хватит об этом, мы уже шесть минут говорим о
конституции.
В.М.: Не хватит, это важно. Меня удивляет (хотя я знаю причину такого
поведения) что ни президентская, ни съездовская стороны не признают того,
что конституции нет. Каждая из сторон клянется в верности конституции и
обязуется ее соблюдать. А ее нет, конституции! Сто четвертая статья обнулила
все статьи конституции. Привести 104-ю статью в соответствие с принципом
разделения властей, как это было предложено на последнем съезде ("поручить
верховному совету"), невозможно: нужно переработать всю конституцию, строить
ее на ином принципе.
Еще одно следствие из 104-й статьи: не работает конституционный суд.
Зорькин на одном из съездов говорит: "Ваше постановление противоречит
конституции, вы тогда уже или это постановление отменяйте, или конституцию
меняйте". То есть Зорькин и конституционный суд теоретически, в принципе, не
могут намертво зачеркнуть, отменить ни одно из постановлений съезда.
Ибо съезд может в обоснование своего неправового, неконституционного
решения изменить саму конституцию!
По нынешней конституции он правомочен это сделать. Поэтому Зорькин и
конституционный суд обречены всегда быть на стороне съезда.
Что я предлагаю сделать? На каком ином принципе стоящая, какая, на этот
переходный период, по конструкции нужна нам конституция? Не на том принципе,
на котором построены конституции стран развитой демократии -- сдержек и
противовесов. Предлагаемая мной конституция имеет более жесткую конструкцию:
в ней должно быть две части: первая часть -- мета-ядро, мета-конституция, в
нее должны входить статьи, которые не подлежат изменению ни парламентом и
никем. На какое-то, пока неопределенное время, не подлежат. В
метаконституцию включить: гарантии прав и свобод, в том числе свобод слова и
печати, исчерпывающим списком в нее же включить полномочия президента и
парламента (съезда не будет). Туда же включить регламент парламента. Туда же
включить закон о выборах. Это будет неприкосновенное ядро. Остальные статьи
конституции обязаны не противоречить статьям этого ядра, проверка
конституционности решений парламента будет производиться по сверке их со
статьями метаконституции. Не противоречат этому неприкосновенному ядру --
значит принятые парламентом дополнения к конституции конституционны. Мой
план даст незыблемую основу деятельности конституционного суда и лишит
законодателей права на произвол.
Думаю, мы неслучайно упали из автократии генеральных секретарей
(автократия, в переводе с древнегреческого, -- самовластье, самодержавие),
не в демократию, а в охлократию (толпократию): у нас коллективным
самодержцем стал съезд. Этот коллективный самодержец для страны намного
опаснее единого самодержца, ибо единость самодержца предполагает единство
воли скрепляющей государство, а коллективный самодержец лишен единства воли,
а тем самым и просто воли, и тем самым он планирует и подготавливает распад
государства на фрагменты, каждый из которых уже будет обладать единством
воли.
С.Х.: Ну, может быть, мы начнем с анализа вопросов референдума? На один
из них Вы недвусмысленно ответили -- Вы против охлократии, главенства
верховного совета и съезда, -- тут трудно с Вами не согласиться. Означает ли
это, что Вы за президентскую власть? А как быть с вопросом об экономической
политике? В какой мере он правомерен? Можно быть за президента, но не
соглашаться с его экономической программой... тут много нюансов.
В.М.: Ну, безусловно, я за президентскую республику, только тут надо
объяснить. Ведь президентская республика не означает автократии.
Президентская республика -- это та форма демократии, которая сегодня нам
нужна. Ведь президент не самодержец. Он не самодержец! Почему? ЗАКОНОВ ОН НЕ
ИЗДАЕТ.
Если Россия примет конституцию, о которой я говорю, то его полномочия
будут даны в ней исчерпывающим списком. Он вышел за пределы своих полномочий
-- его действия могут быть опротестованы конституционным судом.
Сейчас же, на мой взгляд, все эти разговоры об импичменте просто
преступны, и преступен конституционный суд: потому что такую конституцию не
соблюдать нужно, а с ней бороться и немедленно принимать новую. Узаконивая
действующую конституцию, мы узакониваем произвол тысячи человек. Мы ввергаем
всю страну в хаос, потому что страна живет в таком режиме, что не знает в
каком строе она завтра проснется. -- Да нельзя так жить! Статьи
метаконституции должны быть приняты либо волеизъявлением народа
(референдумом), либо специально созванной ассамблеей, -- чтобы дать
конституции большую легитимность и большую защиту: чтобы верхсовет не мог ее
(метаконституцию) отменить.
С.Х.: Ассамблея, которая примет конституцию и разойдется?
В.М.: Теперь по вопросу референдума о доверии президенту. Нужно понять
такую вещь: политика вещь далеко не прямая: политика -- это столкновение
воль, и воли эти выражаются не явно, не открыто, не прямо. В политике так:
задают один вопрос, а подразумевают другой. Ты даешь ответ, подразумевая
одно, а выводится из твоего ответа другое. Поясню сказанное. В своей газете
я год назад сказал о существенных коррективах, которые должны быть внесены в
реформу. Я сказал об этом 17 января, через две недели после либерализации
цен. Я сказал, что либерализация цен, в условиях монополизма на все и вся,
приведет не к росту производства, а к сокращению производства товаров и
росту цен на них. Это я сказал год и четыре месяца тому назад, когда реформа
только-только началась. И отнес эту статью в "Дагестанскую правду". Но наша
красная "Дагестанская правда" статью отвергла, испугалась.
Но в этой же статье я выступил ЗА основное направление реформ. При всех
необходимых, на мой взгляд, кардинальных коррекциях к ней. Потому что я
считал и считаю, что нынешнее направление реформ единственно возможное: то
есть переход к рынку и частной собственности. Выход только в этом. Для нас
это новость, а для всего остального мира (Алжира, Египта, Саудовской Аравии)
это уже старое, они только в этом и жили.
Так вот, выход только в этом, а вопрос поставлен не такой -- "Вы за
рынок и за частную собственность?". Вопрос ставится так: "Вы за президента
или нет?" и "Вы одобряете его реформы или нет?". И если я отвечу "нет" на
1-й и 2-й вопросы, то Исаков, который в телеинтервью говорил, что реформы
президента зашли в тупик, скажет: "Ну вот и все! Крест". А я креста на
переход к рынку и частной собственности не хочу.
- Что же вы предлагаете? -- спросил его в том интервью журналист.
- Карточки.
Но вот журналист его не спросил, а я спрошу: а у вас хватит товаров на
карточки? Если вы переведете людей на карточки, они станут работать так, что
будет хватать на карточки? Уже не станут.
С.Х.: Уже да.
В.М.: Уже не станут они работать как раньше. Раньше-то еле-еле хватало,
а сейчас работать как в 78-м году не будут. Это нужно понять прежде всего.
Мы в 78-й год уже не вернемся, даже если назначим генеральным секретарем
Зюганова, если сейчас все предприятия сделаем государственными, начнем все
сдавать в закрома родины. Мы не вернемся в то время, уже не будут люди за
120 рублей работать, они начнут растаскивать эти государственные
предприятия.
С.Х.: Никто не предлагает возвращаться обратно, предлагают только
сменить темп реформ.
В.М.: Я хочу прежде всего, чтобы в сознании людей отложилось: позади
нас 78-го года нет, позади нас, если мы пойдем назад, не брежневский режим
78 года, а большое сомали -- голодающая и раздираемая междоусобными войнами
страна. Работать здесь уже за 120 рублей не будут, здесь будут воровать,
будут грабить друг друга, начнется междоусобная война голодных людей.
С.Х.: Но ведь элементы этого наличествуют и сегодня.
В.М.: Наличествуют. Но здесь впереди другое. А там война и голод как
перспектива.
Теперь по поводу замедления темпа реформ. Вы понимаете какая штука:
реформы надо было начинать шестнадцать лет назад. А сейчас у нас уже нет
времени. Нет времени их замедлять.
Если мы хотим переходить к рынку, то надо переходить к частной
собственности. Потому что рынок -- это децентрализация производства, где
каждый из частных производителей имеет свой личный план производства и
выходит конкурентом на рынок, рискуя своими, а не государственными
средствами. А раз переход к частной собственности необходимая предпосылка
рынка, то мы должны как можно быстрее проводить приватизацию -- я не говорю,
что она должна быть хищнической, преступной и т.д., но мы должны ее делать!
Когда мне говорят, что, вот, приватизируют за бесценок, продают тем-то и
тем-то, то мне хочется сказать нашему дагестанскому обществу: почему ни один
из представителей тысячи, или сколько их там, карликовых общественных
организаций не участвует в контроле за процессом приватизации? Я один хожу в
это Госкомимущество и вижу какой остроты столкновения (интересов) происходят
на его заседаниях. Такой, что некоторые из членов Госкомимущества говорят:
вы только, пожалуйста, не говорите как я голосовал за тот или иной проект
приватизации конкретного предприятия.
Теперь, почему я говорю, что начинать преобразования надо было раньше.
Я писал, что нужно менять сам строй жизни общества еще в 77-м году. А вот
что я говорил в 80-м году на своем суде: это страничка из протокола
судебного заседания по моему делу, запись сделана секретарем суда: "Мы не
туда идем, если мы вовремя не свернем с этого пути, то будет катастрофа",
80-й год, декабрь. Так вот: у нас уже исчерпан резерв времени.
Сейчас для нас резерв времени исчерпан. Мы должны напрячь все силы,
включить все общественные организации, проследить за тем как идет процесс
приватизации, но нельзя этого процесса замедлять!
С.Х.: Прошу прощения, наше время практически закончилось.
В.М.: Очень плохо, что кончилось!
С.Х.: А, может быть, и очень хорошо, потому что эти темы можно
обсуждать до глубокой ночи...
В.М.: Ну и что из этого? Это ведь нужно. . . На самом деле ведь дело не
в Ельцине! Для меня что всего важнее? Вы понимаете... ведь в чем идея
реформы? Ведь мы привыкли к центристскому государству и тогда, при генсеках,
действительно можно было упрекать во всем главу государства, потому что все
делалось по его распоряжению или с его согласия. А сейчас Ельцин фактически
ведет страну к новому качеству, когда не он будет решать. Происходит
децентрализация собственности и, следовательно, децентрализация власти. Если
произойдет переход к частной собственности, то не Ельцин будет решать, и он
уже не решает за наших этих... кто они там... бизнесмены... Но за них никто
не решает, они почувствовали вкус экономической свободы...
К чИТАТЕЛЯМ "ДРУГОГО НЕБА"
"Другое небо", No3, август 1994 года.
В сегодняшнем дне сошлись и работают сразу три Времени -- прошлое,
настоящее и будущее. Мы еще не вышли из нашего недавнего строя жизни, образа
мысли, манеры поведения. Мы еще не сменили социальной психологии, наше
настоящее на 90% -- наше прошлое. Вот почему сегодня так важно понять
прошлое: понять наше прошлое -- это на 90% понять наше сегодняшнее
настоящее.
Глубина газетных статей, объясняющих сегодняшний день сегодняшним же
