Люди устраивались на ночлег так, чтобы видеть поблескивавшие при свете
звезд рельсы. Люди падали, сраженные пулей, и последнее, что видел их
угасающий взор, были сверкающие под беспощадным солнцем рельсы и струя-
щееся над ними знойное марево.
Войска отходили в глубь страны по долине, а впереди них оказывалась
армия беженцев. Плантаторы и безземельные, богатые и бедные, белые и
черные, женщины и дети, старики и калеки, раненые и умирающие и даже
женщины на сносях запрудили дороги к Атланте: они шли пешком, они ехали
на поездах, верхом, в экипажах, на повозках, доверху загруженных сунду-
ками и всякой домашней утварью... На пять миль впереди отступающей армии
катилась волна беженцев, застревая в Резаке, в Калхоуне, Кингстоне -
каждый раз в надежде услышать, что янки отброшены назад и путь домой
свободен. Но не было для них пути обратно по этой солнечной долине. Се-
рые ряды солдат проходили мимо покинутых поместий, брошенных ферм, опус-
тевших хижин с распахнутыми настежь дверями. Кое-где можно было увидеть
одинокую фигуру женщины, не покинувшей родного гнезда, и возле нее кучку
перепуганных рабов. Женщины выходили на дорогу, чтобы приветствовать
солдат, напоить жаждущих свежей водой, принесенной в ведерке из колодца,
перевязать раненых или похоронить мертвых на своем семейном кладбище. Но
чаще солнечная долина казалась совсем безлюдной и заброшенной - лишь па-
лимые солнцем посевы одиноко стояли в полях.
Снова обойденный с флангов под Калхоуном, Джонстон отступил к Адаирс-
виллу, где завязалась жаркая перестрелка, оттуда - к Кассвиллу и затем
дальше на юг, к Картерсвиллу. Теперь уже неприятель продвинулся на
пятьдесят пять миль от Далтона. Проделав еще пятнадцать миль по дороге
отступлений и боев, серые цепочки заняли твердый оборонительный рубеж
под Нью-Хоуп-Черч и окопались. Синие цепочки неотвратимо наползали, из-
виваясь, как невиданные змеи, ожесточенно нападали, жалили, оттягивали
свои поредевшие ряды назад и бросались в атаку снова и снова. Жестокие
бои под Нью-Хоуп-Черч длились безостановочно одиннадцать суток, и все
атаки противника были отбиты в кровавом бою. После чего Джонстон, снова
обойденный с флангов, отступил со своей обескровленной армией еще на не-
сколько миль.
Потери армии конфедератов при Нью-Хоуп-Черч убитыми и ранеными были
огромны. Поезда с ранеными прибывали в Атланту один за другим, и город
пришел в смятение. Такого количества пострадавших здесь не видели ни ра-
зу, даже после битвы при Чикамауге. Госпитали были переполнены, раненые
лежали прямо на полу в опустевших складах и на кипах хлопка - в хранили-
щах. Все гостиницы, все пансионы и все частные владения были забиты
жертвами войны. Не избег этой участи и дом тетушки Питтипэт, хотя она и
пробовала протестовать, заявляя, что это верх неприличия - держать в до-
ме незнакомых мужчин, особенно когда Мелани в интересном положении и мо-
жет выкинуть от страшного зрелища крови и ран. Но Мелани подтянула повы-
ше верхний обруч своего кринолина, дабы скрыть выступающий живот, и ра-
неные наводнили кирпичный дом. Один за другим потекли дни беспрерывной
стряпни, стирки, скатывания бинтов, щипания корпии, перекладываний, при-
подниманий, обмахиваний веерами, вперемежку с жаркими бессонными ночами
под аккомпанемент бессвязных выкриков раненых, мечущихся в бреду в со-
седней комнате. Когда задыхающийся город больше уже никого не мог вмес-
тить, поток раненых был направлен в госпитали Мейкона и Огасты.
Хлынувшая в Атланту волна раненых принесла с собой ворох разноречивых
сообщений; приток беженцев рос, затопляя и без того забитый людьми го-
род, и охваченная волнением Атланта гудела. Маленькое облачко, появивше-
еся на небосклоне, стремительно росло, превращаясь в огромную зловещую
грозовую тучу, и на город повеяло леденящим душу ветром.
Никто еще не утратил веры в непобедимость армии, но никто-никто из
гражданского населения, во всяком случае, - не верил больше в генерала
Джонстона. От Нью-Хоуп-Черч было всего тридцать пять миль до Атланты! За
три недели генерал Джонстон позволил янки отбросить его войско на
шестьдесят пять миль! Почему, вместо того чтобы остановить янки, он
беспрерывно отступает? Он тупица и даже того хуже! Седобородые мужи из
войск внутреннего охранения и милиции, благополучно пересидевшие все бои
в Атланте, утверждали, что они провели бы эту кампанию куда лучше, и в
доказательство чертили на скатертях карты военных действий. Генерал
Джонстон, вынужденный отступать все дальше и дальше, когда его войско
совсем поредело, в отчаянии воззвал к губернатору - Брауну, прося о
подкреплении за счет именно этих гарнизонных служак, но те чувствовали
себя в полной безопасности. Ведь губернатор уже однажды не внял такому
же требованию со стороны Джефа Дэвиса. Чего ради станет он удовлетворять
просьбу генерала Джонстона?
Бои и отступления! И снова бои, и снова отступления! Двадцать пять
суток почти ежедневных боев и семьдесят пять миль отступлений выдержала
армия конфедератов. Теперь уже и Нью-Хоуп-Черч остался позади, превра-
тившись в еще одно воспоминание в ряду других таких же безумных воспоми-
наний, в которых, как в кровавом тумане, смешалось все: и жара, и пыль,
и голод, и усталость... и шлеп, шлеп сапогами по красным колеям дорог, и
шлеп, шлеп по красной слякоти... и в бой, и отходи, и окапывайся, и сно-
ва в бой, и снова отходи, и снова окапывайся, и снова в бой... Нью-Хо-
уп-Черч был кошмаром уже из какой-то другой жизни и таким же кошмаром
был и Биг-Шэнти, где они внезапно повернули и ударили по янки, налетели
на них как черти. Но, сколько бы они ни били янки, оставляя позади усе-
янные синими мундирами поля, вокруг снова были янки, снова свежие и све-
жие пополнения, снова с северо-востока наползало зловещее синее полу-
кольцо, прорываясь в тыл конфедератам, к железной дороге, к Атланте!
От Биг-Шэнти измученные, не спавшие ночи и ночи подряд отряды отсту-
пили вдоль дороги до горы Кеннесоу, неподалеку от маленького городка Ма-
риетты, и заняли там оборонительный рубеж, растянувшись дугой на десять
миль. На крутых склонах горы они вырыли свои одиночные окопчики, а над
ними, на вершине, расположили батареи. Обливаясь потом, чертыхаясь, сол-
даты на руках втаскивали тяжелые орудия на благословенные кручи, куда не
могли взобраться мулы. Раненые и вестовые, прибывавшие в Атланту, успо-
каивали перепуганное население города. Кручи Кеннесоу неприступны. Так
же как и гора Пай и гора Лост, расположенные рядом и тоже укрепленные.
Янки не смогут выбить старину Джо с его позиций, и теперь им едва ли
удастся обойти его с флангов, так как укрытые в горах батареи держат под
огнем все дороги на много миль. Атланта вздохнула было свободно, но...
Но ведь гора Кеннесоу была всего в двадцати двух милях от города!
В день, когда первые раненые с горы Кеннесоу стали прибывать в город,
экипаж миссис Мерриуэзер остановился перед домом тетушки Питти в совер-
шенно не предусмотренный для визитов час - в семь утра, и черный слуга,
дядюшка Леви, был послан наверх, к Скарлетт: пусть она немедленно оде-
нется - надо ехать в госпиталь. Фэнни Элсинг и сестры Боннелл, поднятые
ни свет ни заря с постелей, отчаянно зевали на заднем сиденье экипажа, а
элсинговская кормилица с крайне недовольным видом сидела на козлах с
корзиной свежевыстиранных бинтов на коленях. Скарлетт встала с постели
раздосадованная, так как протанцевала всю ночь напролет на балу в гарни-
зоне, и у нее от усталости гудели ноги. Пока Присси застегивала на ней
самое старое и поношенное ситцевое платье, надевавшееся только в госпи-
таль, она мысленно проклинала деятельную и неутомимую миссис Мерриуэзер
и раненых, а заодно и всю Конфедерацию в целом. Наскоро хлебнув горького
пойла из сушеного батата и поджаренной кукурузы, заменявшего кофе, она
вышла из дому и забралась в коляску.
Осточертела ей эта работа в госпитале. Сегодня же она скажет миссис
Мерриуэзер, что Эллин прислала письмо: просит ее приехать домой погос-
тить.
Однако толку от этого вышло мало. Достойная матрона в платье с засу-
ченными выше локтя рукавами и в широченном переднике, облегавшем ее до-
родную фигуру, искоса метнула на нее острый взгляд и сказала:
- Чтобы я больше не слышала от вас этого вздора, Скарлетт Гамильтон!
Сегодня же напишу вашей матушке и объясню, как мы нуждаемся в вашей по-
мощи. Не сомневаюсь, что она поймет и разрешит вам остаться. А теперь
надевайте передник и живей - к доктору Миду. Ему нужна помощница делать
перевязки.
"О боже! - угрюмо подумала Скарлетт. - Да в том-то и беда. Мама, ко-
нечно же, велит мне остаться здесь, а я просто погибаю от этой вони, не
могу я больше! Вот будь я старухой - тогда сама командовала бы девчонка-
ми, а мной никто бы не командовал... И послала бы я всех этих старых
ведьм во главе с миссис Мерриуэзер ко всем чертям!"
Да просто с души воротит от этого госпиталя, от этого зловония, вшей,
немытых, искалеченных тел. Если поначалу в работе для нее была новизна,
какая-то романтика, то еще год назад ей все приелось. К тому же эти ра-
неные, испытавшие горечь отступления, были совсем не так привлекательны,
как те, из первых эшелонов. Они не проявляли к ней никакого интереса. От
них только одно и можно было услышать: "Как там наши бьются?" "А что
предпринял сейчас старина Джо?" "Страх какой мозговитый командир старина
Джо". А Скарлетт старина Джо совсем не казался таким уж мозговитым. Все,
что он сумел сделать, - это позволил янки проникнуть на восемьдесят во-
семь миль в глубь Джорджии. Нет, эти раненые были ей совсем не симпатич-
ны. К тому же очень уж многие из них умирали-умирали быстро, молча,
слишком истощенные, чтобы бороться с гангреной, заражением крови, тифом
и пневмонией, начавшимися прежде, чем они смогли добраться до Атланты и
попасть в руки врача.
Дни стояли жаркие, и в отворенные окна тучами залетали мухи - жирные,
ленивые мухи, истощавшие терпение раненых хуже, чем боли от ран. Волны
страданий и смрада обступали Скарлетт со всех сторон, вздымались все вы-
ше и выше. Ее свеженакрахмаленное платье взмокло от пота, пока она, с
тазом в руках, следовала за доктором Мидом, переходя от раненого к ране-
ному.
Боже, как ей было гадко, какие усилия она прилагала, чтобы ее не
стошнило у всех на глазах, когда блестящий нож доктора Мида вонзался в
истерзанное тело! А как ужасно было слышать доносившиеся из операционной
вопли, когда там производилась ампутация! Как мучительно испытывать
чувство жалости и бессилия, глядя на бледные лица искалеченных людей,
слышавших эти вопли и напряженно обкидавших, что доктор сейчас подойдет
и скажет: "Что поделаешь, мой мальчик, руку тебе придется отнять. Да,
да, я понимаю, но ты же видишь эти багровые пятна? Придется тебе с ней
расстаться".
Хлороформа не хватало, и к нему приходилось прибегать лишь при самых
тяжелых ампутациях; опиум тоже был на вес золота, и его давали только
умирающим, чтобы облегчить им переход на тот свет, а оставшимся на этом
свете облегчить страдания было нечем. И ни хинина, ни йода не было сов-
сем. Да, Скарлетт все это осточертело, и в то утро она позавидовала Ме-
лани, которую беременность спасала от работы в госпитале. Это была почти
единственная причина, считавшаяся уважительной в глазах общества и из-
бавлявшая от ухода за ранеными.
В полдень Скарлетт сняла передник и потихоньку улизнула из госпиталя,
пока миссис Мид писала письмо под диктовку какого-то долговязого негра-
мотного горца. Скарлетт чувствовала, что силы ее иссякли. Достаточно уж
ею помыкали. К тому же она знала, что сейчас прибудет еще состав с ране-
ными, и тогда ей придется работать до ночи и даже поесть, возможно, бу-
