них батареями возводились вокруг Атланты - в миле от центра города. Эти
земляные укрепления были связаны траншеями с окопами, которые тянулись
миля за милей, окружая город со всех сторон. И еще окопы!
- Но зачем нам еще укрепления, разве мало их уже возведено? Нам же не
понадобятся и те, что есть. Ведь генерал, конечно же, не допустит...
- Наши теперешние укрепления расположены всего в одной миле от горо-
да, - сухо сказал капитан Рэндл. - А это слишком близко для спо-
койствия... и для безопасности. Новые окопы будут выдвинуты дальше. Вы
понимаете, что при новом отступлении наши войска могут приблизиться
вплотную к Атланте.
Он тут же пожалел о своих словах, заметив, как ее глаза расширились
от страха.
- Но, конечно, нового отступления не последует, - поспешил он доба-
вить. - Наши батареи размещены на склонах горы и держат под огнем все
дороги. Янки не могут пройти.
Но Скарлетт видела, как капитан опустил глаза под бесстрастным прони-
цательным взглядом Ретта, и ее охватил страх. Ей вспомнились последние
слова Ретта; "Когда янки вынудят его спуститься в долину, ему придет ко-
нец".
- О, капитан, неужели вы полагаете...
- Нет, разумеется, нет! Не забивайте себе голову такими мыслями.
Просто старина Джо любит принимать меры предосторожности. Поэтому мы и
роем новые окопы - только и всего... Но я должен отправляться дальше...
Очень рад был неожиданной встрече... Прощайтесь с вашей хозяйкой, ребя-
та, и живо в строй.
- До свидания, ребята. Если что-нибудь с вами случится, заболеет
кто-нибудь или еще что, вы дайте мне знать. Я живу на Персиковой улице,
почти в самом конце, на выезде из города. Обождите минутку... - Она по-
рылась в ридикюле. - Ах, боже мой, нет с собой ни цента. Ретт, дайте мне
несколько мелких монет. На вот. Большой Сэм, купи себе и ребятам табака.
И будь умницей, исполняй все, что тебе прикажет капитан Рэндл.
Строй был восстановлен, колонна двинулась дальше, над улицей снова
поднялось облако красной пыли, и Большой Сэм запел:
Спустись с горы к нам, Моисей,
На землю древнего Египта.
И моему народу путь
От слуг очисти Фараона.
- Ретт, капитан Рэндл лгал мне? Как лгут все мужчины - все стараются
скрыть правду от женщин, боятся, что мы упадем в обморок. Или он не
лгал? Но если опасность нам не грозит, зачем они возводят новые укрепле-
ния? О Ретт, неужели в армии так мало солдат, что им понадобились негры?
Ретт причмокнул, погоняя кобылу.
- Конечно, в армии чертовски не хватает солдат. Для чего бы иначе по-
надобилось призывать внутреннее охранение? Ну, а что до рытья окопов,
то, по-видимому, они должны сослужить службу в случае осады. Генерал го-
товится занять свои последние рубежи здесь.
- В случае осады? О, поворачивайте обратно! Я возвращаюсь домой, до-
мой, в Тару, немедленно.
- Какая муха вас укусила?
- Осада! Боже милостивый, осада! Я знаю, что такое осада! Папа был в
осаде... Или, может быть, это был папин папа, но папа рассказывал мне...
- О какой осаде вы говорите?
- Об осаде Дрохеды Кромвелем, когда ирландцам там совсем нечего было
есть, и папа говорил, что они умирали с голоду прямо на улицах и под ко-
нец съели всех кошек и крыс и разных насекомых, вроде тараканов. Он го-
ворил, что они даже ели друг друга, пока не сдались, только я никогда не
знала, можно ли этому верить. А когда Кромвель взял город, то всех жен-
щин... Осада! Матерь божья!
- Вы просто дикарка - такой невежественной женщины я, право, еще не
встречал. Осада Дрохеды - ведь это было в семнадцатом столетии, и мистер
О'Хара едва ли мог быть свидетелем ее. К тому же Шерман не Кромвель...
- Нет, он еще хуже. - Говорят...
- Что же касается экзотических блюд, которыми питались ирландцы во
время осады, то я, пожалуй, предпочту хорошую сочную крысу тому вареву,
какое мне на днях подали здесь в гостинице. Нет, надо возвращаться в
Ричмонд. Там можно хорошо поесть, были бы деньги, - Он с насмешкой гля-
дел на ее испуганное лицо.
Раздосадованная тем, что он стал свидетелем ее растерянности, она
воскликнула:
- А я вообще не понимаю, почему вы все еще здесь! Вам же на все нап-
левать, лишь бы самому жилось с удобствами и можно было хорошо поесть
и... ну, и всякое такое.
- По-моему, вкусно поесть "и всякое такое" - это одно из самых прият-
ных времяпрепровождений на свете, - сказал Ретт. - А почему я торчу
здесь? Так, видите ли, я немало читал про осажденные города, но
собственными глазами еще ни разу этого не видел. Вот и решил остаться
здесь и понаблюдать. Мне ничто не угрожает, так как я не военнообязан-
ный, и набраться впечатлений интересно. Никогда не упускайте случая ис-
пытать нечто новое, Скарлетт. Это расширяет кругозор.
- У меня достаточно широкий кругозор.
- Вероятно, вам лучше знать, но я бы сказал... Впрочем, это не совсем
галантно. А, может быть, я остаюсь здесь, чтобы спасти вас, если город
действительно будет осажден. Мне еще никогда не приходилось спасать пре-
красных дам от гибели. Это тоже будет совсем новое впечатление.
Она знала, что он просто шутит, но в его голосе ей почудилась серьез-
ная нотка. Она тряхнула головой.
- Я не нуждаюсь в том, чтобы вы меня спасали. Я сумею сама позабо-
титься о себе, мерси.
- Не говорите так, Скарлетт. Думайте так, если вам нравится, но ни-
когда, никогда не говорите этого мужчине. Это беда всех женщин-северя-
нок. Они были бы обольстительны, если бы постоянно не говорили, что уме-
ют постоять за себя, мерси. И ведь в большинстве случаев они говорят
правду, спаси их господи и помилуй. И конечно, мужчины оставляют их в
покое.
- Интересно, до чего вы еще договоритесь, - холодно произнесла Скар-
летт, так как сравнение с женщинами-янки было худшим из оскорблений. - А
насчет осады, я думаю, вы лжете. Сами знаете, что янки никогда не подой-
дут к Атланте.
- Предлагаю вам пари, что они будут здесь не позднее как через месяц.
Ставлю коробку конфет, а с вас потребую... - Он скользнул взглядом по ее
губам. - С вас потребую поцелуй.
На миг страх перед вторжением янки снова сжал ее сердце, но тут же
растаял при слове "поцелуй". Теперь она снова почувствовала себя в своей
стихии, и это было куда интересней, чем обсуждение всяких там военных
операций. Она с трудом сдержала торжествующую улыбку. С того памятного
дня, когда Ретт подарил ей зеленую шляпку, в его поведении больше не бы-
ло ни малейшего намека на любовное ухаживание. Как бы она ни старалась,
ей ни разу не удалось втянуть его в сколько-нибудь игривую беседу, и вот
теперь, без всяких поощрений с ее стороны, он вдруг заговорил о поцелу-
ях.
- Я не желаю разговаривать с вами о таких интимных вещах, - холодно
сказала она и сурово нахмурилась. - И если на то пошло, я скорее поцелую
хрюшку.
- О вкусах не спорят, и я действительно слышал не раз, что ирландцы и
впрямь питают особое пристрастие к свиньям... даже держат их у себя под
кроватью. Но, Скарлетт, вам же до смерти хочется целоваться. Вот ведь в
чем ваша беда. Все ваши поклонники или относятся к вам с чрезмерным ува-
жением - совершенно непонятно, кстати, почему - или же слишком робеют
перед вами и потому не могут вести себя так, как вам бы хотелось. Это
сделало вас невыносимо чванливой. Нужно, чтобы вас кто-то целовал. Ну и
конечно, тот, кто умеет это делать.
Разговор принимал совсем не тот оборот, какого она ждала. С Реттом
всегда получалось так. Всегда возникало нечто вроде словесного поединка,
из которого он неизменно выходил победителем.
- И себя вы, по-видимому, считаете самой подходящей для этого персо-
ной? - ядовито спросила она, с трудом обуздывая нараставшую в ней
злость.
- Да, вполне, если, конечно, мне придет охота взять на себя труд, -
небрежно отвечал он. - Говорят, я знаю в этом толк.
- О, вы... - начала она, глубоко уязвленная таким пренебрежением к ее
чарам. - Да вы просто... - Неожиданно она смешалась и смущенно потупи-
лась. Ретт улыбался, но в глубине его темных глаз вдруг жарко полыхнуло
что-то.
- Вы, вероятно, удивлены, почему я, подарив вам шляпку и целомудренно
чмокнув вас в щечку, никогда больше не возобновлял своей попытки...
- Я об этом даже и не...
- В таком, случае вы не настоящая светская дама, Скарлетт, и я очень
огорчен. Настоящие светские дамы всегда бывают удивлены, если мужчины не
стараются их поцеловать. Они знают, что не должны этого желать и должны
делать вид, что оскорблены, если кто-то позволит себе такое, и тем не
менее они хотят, чтобы попытка была сделана... Ну, ничего, дорогая, не
унывайте. Когда-нибудь я поцелую вас, и вам это будет приятно. Но не
сейчас, так что запаситесь терпением.
Она понимала, что он шутит, и, как всегда, это выводило ее из себя. В
его шутках была слишком большая доля правды. Ладно, на этом их отношения
кончаются. Если когда-нибудь, когда-нибудь он будет настолько невоспи-
тан, что попробует позволить себе какие-то вольности, она ему покажет.
- Не будете ли вы так любезны повернуть обратно, капитан Батлер? Я
хочу возвратиться в госпиталь.
- Вы в самом деле этого хотите, мой прелестный ангел? Значит, тазы с
помоями и насекомые вам приятнее беседы со мной? Что ж, ни в коей мере
не хотел бы я помешать двум прилежным ручкам трудиться во славу Нашего
Доблестного Дела. - Ретт повернул кабриолет, и они покатили в сторону
Пяти Углов.
- Что же до того, почему я не делал вам больше авансов, - как ни в
чем не бывало продолжал Ретт, словно не заметив ее нежелания поддержи-
вать разговор, - так это потому, что я жду, когда вы немного повзрослее-
те; не думаю, чтобы ваш поцелуй доставил мне сейчас ни с чем не сравни-
мое наслаждение, а я настолько эгоистичен, что ценю свои удовольствия
превыше всего. Целоваться же с маленькими девочками мне как-то никогда
не казалось увлекательным.
Он подавил усмешку, заметив краем глаза, как бурно вздымается ее
грудь. Скарлетт явно была вне себя от бешенства.
- Ну и к тому же, - негромко добавил он, - я жду, когда воспоминание
о достопочтенном Эшли Уилксе несколько померкнет.
При упоминании имени Эшли боль внезапно пронзила все ее существо и
слезы обожгли веки. Померкнет? Воспоминание об Эшли никогда не может по-
меркнуть. Даже если он умрет, она будет помнить его, проживи она хоть
сто лет. Ей подумалось, что, быть может, Эшли умирает сейчас от ран
где-то там, далеко, далеко, в плену у янки, и у него нет даже одеяла,
чтобы укрыться, и нет возле него никого, кто бы его пожалел, кто подер-
жал бы его руку в своей руке, и она почувствовала прилив острой ненавис-
ти к этому сытому, благополучному человеку, сидевшему рядом с ней и ле-
ниво цедившему фразы, в которых она как всегда улавливала насмешку.
Она не могла произнести ни слова от душившей ее злобы, и некоторое
время они ехали молча.
- Мне теперь, в сущности, ясно все, что касается вас и Эшли, - снова
заговорил Ретт. - После той не слишком пристойной сцены в Двенадцати Ду-
бах я наблюдал за вами и сделал кой-какие выводы. Какие именно? А то,
что вы все еще лелеете в своей душе детскую романтическую любовь к этому
человеку и он отвечает вам взаимностью - в той мере, в какой ему позво-
ляет это его благородная возвышенная натура. А миссис Уилкс находится в
полном неведении о происходящем, и вы здорово водите ее за нос. Мне ясно
все, за исключением одного, и это чрезвычайно бередит мое любопытство:
отважился ли благородный Эшли поцеловать вас с риском погубить свою
бессмертную душу?
Ответом послужило гробовое молчание и повернутая к нему затылком го-
лова.
- Ага, прекрасно, значит, все-таки отважился. Вероятно, это произош-
ло, когда он приезжал сюда в отпуск. И теперь, поскольку благородный Эш-
ли, возможно, уже мертв, вы благоговейно храните этот поцелуй в своем
