собственной шкуре почувствуют, каково это - вести войну на своей земле.
Теперь они узнают, каково это - когда твои плодородные земли вытоптаны,
дома сожжены, кони и скот угнаны, старики и юноши взяты под стражу, а
женщинам и детям угрожает голодная смерть!
Всем было хорошо известно, что творили янки в Миссури, в Кентукки, в
Теннесси, в Виргинии. Даже малые ребятишки, дрожа от ненависти и страха,
могли бы поведать об ужасах, содеянных янки на покоренных землях. В Ат-
ланте уже было полно беженцев из восточных районов Теннесси, и город уз-
навал из первых рук о перенесенных ими страданиях. Там, как во всех пог-
раничных с Северными штатами областях, сторонники Конфедерации были в
меньшинстве, и война обернулась к ним самой страшной своей стороной, ибо
сосед доносил на соседа и брат убивал брата. Все беженцы требовали в
один голос, чтобы Пенсильванию превратили в пылающий костер, и даже де-
ликатнейшие старые дамы не могли при этом скрыть своего мрачного удов-
летворения.
Когда же стали поступать сообщения, что Ли издал приказ: частная
собственность пенсильванцев неприкосновенна, мародерство будет караться
смертью, а все реквизированное имущество армия будет оплачивать, - репу-
тация генерала едва не пошатнулась, несмотря на весь его огромный авто-
ритет. Запретить солдатам пользоваться добром, припрятанным на складах
этого преуспевающего штата? О ком он печется, генерал Ли? А наши мальчи-
ки разутые, раздетые, голодные, без лошадей!
Торопливое письмо Дарси Мида доктору было первой ласточкой, долетев-
шей до Атланты в эти дни начала июля. Оно переходило из рук в руки, и
возмущение росло.
"Па, не можешь ли ты раздобыть мне пару сапог? Уже вторую неделю я
хожу босиком и потерял всякую надежду, что меня обуют. Будь у меня не
такие здоровущие ноги, я мог бы снять сапоги с какого-нибудь убитого ян-
ки, как делают многие из наших ребят, но мне не попалось еще ни одного
янки, чьи сапоги были бы мне впору. А если раздобудешь, не отправляй по
почте. Кто-нибудь все равно присвоит их, и я даже никого не могу за это
винить. Посади Фила в поезд, пусть он мне их привезет. Я тебе скоро на-
пишу, где меня найти. Пока я знаю только, что мы движемся на север. Сей-
час мы в Мериленде, и все говорят, что нас направляют в Пенсильванию.
Па, я думал, что мы отплатим янки их же монетой, но генерал сказал:
"Нет!", а лично я готов стать к стенке за удовольствие подпалить дом ка-
кого-нибудь янки. Сегодня, па, мы промаршировали через такие огромные
кукурузные плантации, каких я отродясь не видывал. У нас такой кукурузы
не растет. Признаться, мы немножко поживились там украдкой, ведь все мы
здорово голодны, а генералу от этого не убудет, поскольку он ничего не
узнает. Впрочем, незрелая кукуруза не слишком-то пошла нам на пользу.
Все ребята и без того мучаются животом, а от кукурузы им стало еще хуже.
Ранение в ногу не так тяжело в походе, как понос. Па, пожалуйста, поста-
райся раздобыть мне сапоги. Я теперь уже капитан, а капитан должен иметь
хотя бы сапоги, даже если у него нет нового мундира и эполет".
Но так или иначе войска вступили уже в Пенсильванию, и только это,
собственно, и имело значение. Еще одна победа, и войне конец, и у Дарси
Мида будет столько сапог, сколько его душе потребно, и наши ребята про-
маршируют обратно домой, и наступят счастливые дни для всех. Серые глаза
миссис Мид подергивались влагой, когда она рисовала себе своего сына-во-
ина, возвратившегося наконец под родной кров, чтобы больше никогда его
не покидать.
Однако третьего июля телеграфные сообщения с севера внезапно прекра-
тились, и молчание это длилось до следующего полудня, когда в штаб стали
поступать отрывочные, сумбурные сведения. В Пенсильвании, около ма-
ленького городка под названием Геттисберг, произошло большое сражение, в
которое генерал Ли бросил всю свою армию. Сведения были неточны и сильно
запаздывали, так как бои шли на неприятельской территории и сообщения
поступали сначала в Мериленд, оттуда передавались в Ричмонд и уж затем -
в Атланту.
Напряжение возрастало, и по городу начал расползаться страх. Неиз-
вестность страшнее всего. Семьи, не знавшие, где именно воюют их сы-
новья, молили бога, чтобы они не оказались в Пенсильвании, те же, чьи
близкие были в одном полку с Дарси Мидом, стиснув зубы, заявляли, что
рады выпавшей на долю этих храбрецов чести участвовать в великой битве,
которая нанесет янки последнее и окончательное поражение.
В доме тетушки Питтипэт три женщины избегали смотреть друг другу в
глаза, не умея скрыть поселившийся в их душах страх. Эшли служил в одном
полку с Дарси.
Пятого июля поступили дурные вести, но не с северного, а с западного
фронта. После долгой и ожесточенной осады пал Виксберг, и вся долина ре-
ки Миссисипи от Сент-Луиса до Нового Орлеана была теперь фактически в
руках янки. Армия конфедератов оказалась расколотой надвое. В другое
время такое тяжелое известие произвело бы в Атланте смятение и вызвало
горестный плач. Но сейчас всем было уже не до Виксберга. Мысли всех были
прикованы к Пенсильвании и к генералу Ли, который вел там бои. Потеря
Виксберга - это еще не катастрофа, если Ли удастся одержать победу на
Востоке. Там - Филадельфия, Нью-Йорк, Вашингтон. Потеря этих городов па-
рализует Север и возместит с лихвой поражение на Миссисипи.
Тяжко, медленно тянулись часы, и черная туча бедствия нависла над го-
родом, заслонив собою даже блеск солнца, и люди невольно поглядывали на
небо, словно дивясь безмятежной голубизне там, где они ожидали увидеть
грозовые облака. И повсюду - на крылечках, на тротуарах, даже на мосто-
вой - женщины стали собираться кучками, стараясь подбодрить друг друга,
уверяя друг друга, что отсутствие вестей - это хорошая весть, и не поз-
воляя себе пасть духом. Но зловещие слухи, что генерал Ли убит, сражение
проиграно и потери убитыми и ранеными неисчислимы, словно обезумевшие от
страха летучие мыши, носились над притихшим в ожидании городом. И как ни
старались люди не верить этим слухам, охваченные паникой толпы народа
устремились со всей округи в город, осаждая редакции газет и военные уч-
реждения, добиваясь известий с фронта, любых известий, пусть самых
страшных.
Толпы заполнили вокзал - в надежде узнать что-нибудь от прибывающих с
поездами; толпы собирались у телеграфного агентства, у штаба, перед за-
пертыми дверями редакций газет. Люди стояли странно молчаливые, но коли-
чество их все росло и росло. Почти не слышно было голосов. Одиноко проз-
вучит порой чей-то дрожащий старческий голос и замрет, не вызвав отклика
в толпе, лишь усугубив тягостное молчание, когда в ответ ему раздастся
уже стократно повторявшееся: "Никаких телеграфных известий с Севера,
идут бои". По краям толпы появлялось все больше и больше женщин в коляс-
ках, некоторые подходили и пешком, толпа густела, воздух становился все
удушливее от пыли, поднятой бесчисленным количеством ног. Женщины молча-
ли, но их бледные, напряженные лица были выразительнее самой душеразди-
рающей мольбы.
В городе почти не оставалось дома, который не отдал бы фронту отца,
сына, брата, мужа или возлюбленного. И известие о смерти могло прийти в
любую семью. Его ждали все. Но поражения не ждал никто. Такую мысль все
отметали прочь. Быть может, в эту самую минуту их мужья и сыновья умира-
ют на выжженных солнцем травянистых склонах пенсильванских холмов. Быть
может, сейчас ряды южан падают как подкошенные под градом пуль, но Дело,
за которое они отдают жизнь, должно победить. Быть может, они будут гиб-
нуть тысячами, но, словно из-под земли, тысячи и тысячи новых воинов в
серых мундирах станут на их место с мятежным кличем на устах. Откуда они
возьмутся, эти воины, никто не знал. Но все знали - знали так же твердо,
как то, что есть на небесах бог, справедливый и карающий: генерал Ли
умеет творить чудеса, и виргинская армия непобедима.
Скарлетт, Мелани и мисс Питтипэт сидели в коляске с опущенным верхом
перед зданием редакции "Дейли экземинер", укрываясь от солнца зонтиками.
У Скарлетт так дрожали руки, что зонтик подпрыгивал у нее над головой.
Тетушка Питтипэт от волнения дергала носом, как кролик, но Мелани сиде-
ла, словно мраморное изваяние, и только глаза ее, казалось, с каждой ми-
нутой темнели и становились все огромней. На протяжении двух часов она
произнесла всего несколько слов, когда, достав из ридикюля флакончик с
нюхательными солями, протянула его тетушке Питтипэт и впервые в жизни
сказала без обычной нежности и сочувствия в голосе:
- Понюхайте, если вам дурно. А если тем не менее вам станет совсем
дурно - ничего не поделаешь, придется дядюшке Питеру отвезти вас домой,
но предупреждаю: я отсюда не уеду, пока не узнаю о... пока не узнаю. И
Скарлетт останется со мной, я ее не отпущу.
А Скарлетт и не собиралась уезжать, не собиралась сидеть дома, где
она не сможет первой узнать о судьбе Эшли. Если бы даже тетушка Питти
стала отдавать богу душу, Скарлетт все равно не двинулась бы с места.
Где-то там сражался Эшли, быть может, умирал, и только здесь, в редакции
газеты, могла она узнать о нем правду.
Она окидывала взглядом толпу, выискивая знакомых и соседей: вон мис-
сис Мид в сбившемся на сторону капоре крепко вцепилась в локоть пятнад-
цатилетнего Фила; вон сестры Маклюр - губы у них дрожат, обнажая лошади-
ные зубы; вон миссис Элсинг сидит прямая, как истинная спартанка, и
только выбившиеся из шиньона седые локоны выдают ее скрытое волнение; а
рядом с ней Фэнни Элсинг, бледная как смерть. (Быть не может, чтобы Фэн-
ни так тревожилась за своего брата Хью! Неужто она проводила на войну
любимого, о котором никто не подозревает?) Вон миссис Мерриуэзер в своей
коляске успокаивающе похлопывает по руке Мейбелл, которая уже столь явно
брюхата, что сколько бы она ни куталась в шаль, все равно неприлично по-
казываться на людях в таком виде. А ей-то чего уж: так тревожиться? Ни
разу не сообщалось о том, чтобы луизианские войска перебрасывали в Пен-
сильванию. Вероятнее всего, ее волосатый маленький зуав пребывает сейчас
в полной безопасности в Ричмонде.
В толпе произошло движение, люди расступились, и Ретт Батлер верхом
начал осторожно продвигаться к коляске тетушки Питтипэт. "В храбрости
ему не откажешь, - мелькнуло у Скарлетт в голове. - Его же тут в любую
минуту могут просто растерзать за то, что он не надел формы". Он прибли-
жался, и она подумала, что могла бы сама, первая, выцарапать ему глаза.
Как смеет он появляться здесь, холеный, сытый, на этой великолепной ло-
шади, в отличном белом полотняном костюме, в сверкающих сапогах, с доро-
гой сигарой во рту, в то время как Эшли и все наши парни, босые, голод-
ные, изнемогая от жары, погибая от дизентерии, сражаются с янки!
Злые взгляды сопровождали его неторопливое продвижение. Старики
что-то ворчали себе в бороды, а никогда не отличавшаяся робостью миссис
Мерриуэзер, слегка приподнявшись на сиденье, отчетливо произнесла самым
ядовитым и оскорбительным тоном:
- Спекулянт!
Не обращая ни малейшего внимания ни на кого, Ретт Батлер приподнял
шляпу, приветствуя тетушку Питтипэт и Мелани, подъехал к коляске, накло-
нился к Скарлетт и прошептал ей на ухо:
- Не кажется ли вам, что сейчас самое время доктору Миду разразиться
одной из своих знаменитых речей на тему о победе, реющей, подобно расп-
ластавшему крылья орлу, над нашими знаменами?
Нервы Скарлетт были натянуты до предела. Резко повернувшись на си-
денье, она, как рассвирепевшая кошка, уже готова была выпустить когти и
зашипеть, но Ретт жестом остановил ее.
- Я приехал сообщить вам, дамы, - громко произнес он, - что с передо-
вой уже начали поступать первые списки убитых и раненых.
Толпа всколыхнулась; среди стоявших достаточно близко, чтобы расслы-
