больше твердости духа, чем муха, летящая на запах меда. К тому же он -
рискуя, по его словам, жизнью - обычно привозил ей из Нассау различные
маленькие сувениры: пакетики с булавками и иголками, пуговицы, катушки
шелковых ниток и шпильки для волос. Все эти мелкие предметы стали теперь
почти недоступной роскошью: дамы закалывали волосы деревянными, выстру-
ганными ножом шпильками ручного изготовления и носили пуговицы из обтя-
нутых материей желудей, и у тетушки Питти не хватало моральной стойкости
отказаться от таких даров. Самый вид пакета с каким-нибудь сюрпризом
доставлял ей такую детскую радость, что не вскрыть этот пакет она была
просто не в силах. А вскрыв, конечно, уже не могла не принять подарка. А
приняв, уже не находила в себе достаточного мужества, чтобы сказать да-
рителю, что его репутация не позволяет ему наносить визиты трем одиноким
женщинам, лишенным мужской опеки. Более того: всякий раз при появлении
капитана Батлера тетушка Питти начинала ощущать потребность в такой опе-
ке.
- Никак не пойму, что в нем такого, - со вздохом беспомощно говорила
она. - Но мне почему-то кажется, что я... вернее, что он мог бы быть
очень милым, привлекательным человеком, если бы... если бы я не чувство-
вала, что он в общем-то в глубине души не уважает женщин.
Мелани была шокирована: после того как капитан Батлер выкупил ее об-
ручальное кольцо, она считала его на редкость деликатным и тонко воспи-
танным джентльменом. Он всегда был исключительно предупредителен по от-
ношению к ней, она же держалась с ним несколько стесненно - главным об-
разом потому, что с детства была очень застенчива в обществе мужчин; к
тому же она втайне испытывала к нему жалость, что немало позабавило бы
капитана Батлера, догадайся он об этом. Она прониклась убеждением, что
он потерпел крушение на романтической почве и это его ожесточило, а лю-
бовь хорошей женщины могла бы его возродить. В своей мирной, лишенной
треволнений жизни Мелани не приходилось лицом к лицу сталкиваться с по-
роком, и ей трудно было поверить, что он существует. Доходившие до нее
сплетни о Ретте Батлере и некоей девушке из Чарльстона не могли не шоки-
ровать ее, но она не очень-то им верила, и, вместо того чтобы отвратить
ее от этого человека, они приводили лишь к тому, что она, преодолевая
свою застенчивость и негодуя на ужасную несправедливость света, станови-
лась к нему еще внимательнее.
Скарлетт же в душе была согласна с тетушкой Питти. Она тоже была уве-
рена, что женский пол не пользуется уважением капитана Батлера - хотя,
быть может, он и делал исключение для Мелани. Скарлетт всегда чувствова-
ла себя раздетой, когда он окидывал ее оценивающим взглядом от макушки
до пят. О, она сумела бы поставить его на место, произнеси он при этом
хоть слово. Но он просто смотрел, и она читала в его откровенно дерзком
взгляде, что он считает всех женщин как бы своей собственностью и видит
их назначение в том, чтобы доставлять ему наслаждение, ежели он этого
пожелает. И только когда он смотрел на Мелани, взгляд его выражал дру-
гое. Это уже не был холодно-оценивающий взгляд, в нем не таилось насмеш-
ки, и слова его, обращенные к Мелани, всегда звучали как-то по-особому -
с оттенком глубокого уважения, даже преданности и стремления услужить.
- Не могу понять, почему вы с ней всегда гораздо любезнее, чем со
мной, - досадливо сказала Скарлетт, оставшись как-то раз с ним наедине,
когда Мелани и тетушка Питтипэт пошли вздремнуть после обеда.
На протяжении целого часа наблюдала она, как Ретт Батлер терпеливо
держал на руках моток пряжи для вязания, помогая Мелани ее сматывать,
заметила, с каким вежливо-непроницаемым лицом слушал он, как Мелани, си-
яя гордостью, пространно рассказывала про Эшли и про то, что его произ-
вели в более высокий чин. Скарлетт знала, что Ретт Батлер отнюдь не раз-
деляет ее восторженного мнения об Эшли и ему ровным счетом наплевать на
то, что Эшли получил звание майора. Тем не менее он что-то вежливо под-
дакивал и делал уместные замечания по поводу проявленной Эшли храбрости.
"А стоит мне только упомянуть имя Эшли, - с раздражением думала Скар-
летт, - как у него тут же полезут вверх брови и по губам проползет эта
его отвратительная многозначительная ухмылка!"
- Я ведь красивее ее, - сказала Скарлетт. - Почему же вы с ней куда
любезнее, чем со мной?
- Могу ли я позволить себе возомнить, что вы ревнуете?
- О, пожалуйста, не воображайте!
- Еще одна иллюзия разбита вдребезги! Если я "куда любезнее" с миссис
Уилкс, то лишь потому, что она этого заслуживает. Я мало встречал в сво-
ей жизни таких искренних, добрых и бескорыстных людей. Но, вероятно, вы
не в состоянии оценить ее по достоинству. К тому же, несмотря на моло-
дость, она поистине благородная леди в самом лучшем смысле этого слова.
- Вы что, хотите сказать, что я не благородная леди?
- Если память мне не изменяет, мы еще в самом начале нашего зна-
комства установили, что вы отнюдь не "леди".
- Вы просто омерзительно грубый человек - зачем вы все это ворошите?
Как можете вы ставить мне в вину эту детскую выходку? Это было так дав-
но, я стала взрослой с тех пор и никогда и не вспомнила бы про это, если
бы не ваши постоянные намеки.
- Я не верю, что это была просто детская выходка и что вы сильно пе-
ременились с тех пор. Вы и сейчас совершенно так же, как тогда, способны
швыряться вазами, если вам что-нибудь не по нраву. Впрочем, вам теперь
почти всегда и во всем удается поступать по-своему. Так что необходимос-
ти бить антикварные предметы не возникает.
- Вы... Знаете, вы кто?.. Господи, почему я не мужчина! Я бы вызвала
вас на дуэль и...
- И получили бы пулю в лоб. Я попадаю в десятицентовик с пятидесяти
шагов. Лучше уж держитесь за свое проверенное оружие - улыбки, глазки,
вазы и тому подобное.
- Вы просто негодяй.
- Быть может, вы рассчитываете, что ваши слова приведут меня в исс-
тупление? Очень жаль, но должен вас разочаровать. Я не могу сердиться,
коль скоро вы в своих поношениях недалеки от истины. Конечно, я негодяй.
А почему бы нет? Мы живем в свободной стране, и каждый имеет право быть
негодяем, если ему так нравится. Это ведь только такие лицемерки с дале-
ко не чистой совестью, как вы, моя дорогая, приходят в бешенство, если
про них что-нибудь сказано не в бровь, а в глаз.
Он говорил спокойно, улыбаясь, неторопливо растягивая слова, и она
чувствовала свое бессилие перед ним. Это был единственный человек, кото-
рого она ничем не могла пронять. Ее привычное оружие - презрительная хо-
лодность, сарказм, оскорбительные слова, - ничто его не задевало. Сму-
тить его было невозможно. Она привыкла считать, что никто с таким жаром
не доказывает свою правдивость, как лжец, свою храбрость - как трус,
свою учтивость - как дурно воспитанный человек, свою незапятнанную честь
- как подонок. Но только не Ретт Батлер. Он со смехом признавался во
всех своих пороках, дразнил ее и тем вызывал на еще большую откровен-
ность.
Все последние месяцы он появлялся внезапно и так же внезапно исчезал,
не оповестив о своем отъезде. Скарлетт никогда не знала, какие дела при-
водили его в Атланту, - ведь мало кто из контрабандистов находил нужным
забираться так далеко от побережья. Они сгружали свой товар в Уилмингто-
не или в Чарльстоне, где их уже поджидал рой торговцев и спекулянтов,
стекавшихся сюда со всех концов Юга на аукционы. Конечно, она была бы
сильно польщена, если бы могла предположить, что он совершает эти поезд-
ки ради нее, но даже ей, с ее непомерным самомнением, такая мысль пока-
залась бы неправдоподобной. Попытайся он хоть раз приволокнуться за ней,
прояви хотя бы намек на ревность к окружавшей ее толпе поклонников, пож-
ми ей украдкой руку, попроси у нее портрет или платочек на память, она
могла бы с торжеством подумать, что и он попался наконец в ее сети. Но
он оставался раздражающе нечувствителен к ее чарам, а главное, казалось,
видел насквозь все уловки, с помощью которых она старалась повергнуть
его к своим ногам.
Всякий раз, как капитан Батлер появлялся в Атланте, все женское насе-
ление города приходило в волнение - и не только потому, что имя этого
человека было овеяно романтическим ореолом отчаянно-дерзких прорывов
блокады - ему сопутствовал еще и острый привкус чего-то дурного и зап-
ретного. Ведь об этом человеке шла такая плохая слава. И репутация его
становилась день ото дня все хуже, стоило городским кумушкам лишний раз
посплетничать о нем, а сам он делался при этом все притягательнее в гла-
зах молоденьких девушек. А так как большинство из них были еще весьма
невинны, им сообщалось только, что "этот человек очень нечистоплотен в
своих отношениях с женщинами", но как проявляет он эту свою "нечистоп-
лотность" на деле, оставалось для них тайной. Слышали они и такие, тоже
шепотом сказанные слова: "Ни одна девушка не может чувствовать себя с
ним в безопасности". И при этом казалось крайне удивительным, что чело-
век с такой репутацией ни разу с тех пор, как он стал появляться в Ат-
ланте, не попытался хотя бы поцеловать руку у какой-нибудь незамужней
особы женского пола. Впрочем, это делало его лишь еще более загадочным и
притягательным.
Он становился самой популярной личностью в Атланте - не считая, ко-
нечно, героев войны. Теперь уже всем и во всех подробностях было извест-
но, как его исключили из Вест-Пойнта за попойки и за "что-то, связанное
с женщинами". Чудовищно скандальная история с чарльстонской девицей, ко-
торую он скомпрометировал, и с ее братом, которого он застрелил на дуэ-
ли, давно стала всеобщим достоянием. Из переписки с чарльстонскими
друзьями и знакомыми были почерпнуты новые факты: выяснилось, что его
отец, очаровательный старый джентльмен - человек железного характера и
несгибаемой воли, - выгнал его из дома без гроша в кармане, когда ему
едва сравнялось двадцать лет, и даже вычеркнул его имя из семейного мо-
литвенника. После чего во время золотой лихорадки 1849 года блудный сын
отправился в Калифорнию, затем побывал в Южной Америке и на Кубе, где,
по слухам, занимался делами какого-то весьма сомнительного свойства. Бы-
ли на его счету и драки из-за женщин, и несколько дуэлей, и связи с мя-
тежниками в Центральной Америке, но самую печальную славу снискал он се-
бе в Атланте, когда там распространился слух, что он к тому же професси-
ональный игрок.
Во всей Джорджии едва ли нашлась бы такая семья, в которой хотя бы
один из ее мужских представителей или родственников не играл бы в азарт-
ные игры, спуская состояния, дома, землю, рабов. Но это совсем иное де-
ло. Можно довести себя игрой до полной нищеты и остаться джентльменом, а
профессиональный игрок - всегда, при всех обстоятельствах - изгой.
И не переверни война все представления вверх тормашками и не нуждайся
правительство Конфедерации в услугах капитана Батлера, никто в Атланте
не пустил бы его к себе на порог. А теперь даже самые чопорные блюстите-
ли нравов чувствовали: если они хотят быть патриотами, следует проявлять
большую терпимость. Люди наиболее сентиментальные высказывали предполо-
жение, что паршивая овца, отбившаяся от батлеровского стада, устыдясь
своей непутевой жизни, раскаялась и делает попытку загладить прежние
грехи. И особенно женщины считали своим долгом поддерживать эту точку
зрения о столь неустрашимом контрабандисте. Теперь уже все понимали:
судьбу Конфедерации решает не только отвага солдат на поле боя, но и
умение контрабандистских судов ускользать от флота янки.
Капитан Батлер пользовался славой лучшего лоцмана на всем Юге - дерз-
кого, бесстрашного, с железными нервами. Уроженец Чарльстона, он знал
каждый залив, каждую отмель и каждый риф на всем побережье штата Кароли-
на по ту и по другую сторону от чарльстонского порта и в такой же мере
