пробираясь сквозь толпу, с этой своей поганой усмешечкой на губах. Да ей
наплевать на него, наплевать, будь он хоть президент Линкольн! Она будет
танцевать, вот и все! Она пойдет в первой паре в кадрили! Она ослепи-
тельно улыбнулась ему и присела в низком реверансе, и он поклонился,
приложив руку к манишке. Растерянный Леви поспешно выкрикнул, стараясь
разрядить обстановку:
- Виргинская кадриль! Кавалеры приглашают дам!
И оркестр грянул лучшую, любимейшую из всех мелодий - "Дикси".
- Как вы посмели привлечь ко мне всеобщее внимание, капитан Батлер?
- Но, дорогая миссис Гамильтон, вы совершенно явно сами к этому стре-
мились.
- Как вы посмели выкрикнуть мое имя на весь зал?
- Но вы же могли отказаться.
- Я не имела права... ради нашего Дела... я... я не могла думать о
себе, когда вы предложили такую уйму денег, да еще золотом... Перес-
таньте смеяться, на нас все смотрят.
- Они все равно будут на нас смотреть. И бросьте эту чепуху насчет
Дела - со мной это не пройдет. Вам хотелось потанцевать, и я предоставил
вам такую возможность. Эта пробежка - последняя фигура кадрили, верно?
- Да, конечно. Танец окончен, и я хочу теперь посидеть.
- Почему? Я отдавил вам ногу?
- Нет... Но про меня начнут судачить.
- А вам - положа руку на сердце - не все равно?
- Ну, видите ли...
- Какое в этом преступление? Почему бы не протанцевать со мной вальс?
- Но если мама когда-нибудь узнает...
- Все еще ходите на помочах у вашей матушки?
- У вас необыкновенно отвратительное свойство издеваться над благоп-
ристойностью, превращая ее в непроходимую глупость.
- Но это же и в самом деле глупо. Разве вам не все равно, если о вас
судачат?
- Да, конечно... но... Я не хочу об этом говорить. Слава богу, уже
заиграли вальс. От кадрили у меня всегда дух захватывает.
- Не уклоняйтесь от ответа. Разве вам не безразлично, что говорят о
вас эти женщины?
- Раз уж вам так хочется припереть меня к стенке - хорошо: да, без-
различно! Но считается, что это не должно быть безразлично. Только се-
годня я не хочу с этим мириться.
- Браво! Вы, кажется, начинаете мыслить самостоятельно - до сих пор
вы предпочитали, чтобы за вас думали другие. В вас пробуждается жизнен-
ная мудрость.
- Да, но...
- Если бы вы возбуждали о себе столько толков, как я, вы бы поняли,
до какой степени это не имеет значения. Подумайте хотя бы: во всем
Чарльстоне нет ни одного дома, где я бы был принят. Даже мой щедрый
вклад в наше Праведное и Святое Дело не снимает с меня этого запрета.
- Какой ужас!
- Да вовсе нет. Только потеряв свою так называемую "репутацию", вы
начинаете понимать, какая это обуза и как хороша приобретенная такой це-
ной свобода.
- Вы говорите чудовищные вещи!
- Чудовищные, потому что это чистая правда. Без хорошей репутации
превосходно можно обойтись при условии, что у вас есть деньги и доста-
точно мужества.
- Не все можно купить за деньги.
- Кто вам это внушил? Сами вы не могли бы додуматься до такой ба-
нальности. Что же нельзя купить за деньги?
- Ну, как... я не знаю... Во всяком случае, счастье и любовь -
нельзя.
- Чаще всего можно. А уж если не получится, то им всегда можно найти
отличную замену.
- И у вас так много денег, капитан Батлер?
- Какой неделикатный вопрос! Я просто поражен, миссис Гамильтон. Ну
что ж, да. Для молодого человека, оставленного в дни беспечной юности
без гроша, я неплохо преуспел. И не сомневаюсь, что на блокаде сумею
сколотить миллион.
- О нет, не может быть!
- О да! Большинство людей почему-то никак не могут уразуметь, что на
крушении цивилизации можно заработать ничуть не меньше денег, чем на
создании ее.
- Как это понять?
- Ваше семейство да и мое семейство и все здесь присутствующие нажили
свои состояния, превращая пустыню в цивилизованный край. Так создаются
империи. И на этом сколачиваются состояния. Но когда империи рушатся,
здесь возможности для поживы не меньше.
- О какой империи вы толкуете?
- О той, в которой мы с вами обитаем, - о Юге, о Конфедерации, о Ко-
ролевстве Хлопка. Эта империя трещит по всем швам у нас на глазах.
Только величайшие дураки могут этого не видеть и не использовать в своих
интересах надвигающийся крах. Я наживаю свой капитал на крушении импе-
рии.
- Так вы и в самом деле считаете, что янки сотрут нас с лица земли?
- Конечно! Какой смысл прятать, как страус, голову под крыло?
- О господи, эти разговоры нагоняют на меня тоску! Неужели вы никогда
не можете поговорить о чем-нибудь приятном, капитан Батлер?
- Может быть, я угожу вам, если скажу, что ваши глаза - как два дра-
гоценных сосуда, наполненных до краев прозрачнейшей зеленоватой влагой,
в которой плавают крохотные золотые рыбки, и когда эти рыбки плескаются
- как вот сейчас - на поверхности, вы становитесь чертовски соблазни-
тельной?
- Ах, перестаньте, мне это не нравится... Какая дивная музыка, не
правда ли? Мне кажется, я могу кружиться в вальсе всю жизнь. Я даже сама
не понимала, как мне этого не хватало!
- Вы танцуете божественно. Мне еще не доводилось танцевать с такой
великолепной партнершей.
- Не прижимайте меня к себе так крепко, капитан Батлер. Все на нас
смотрят.
- А если бы никто не смотрел, тогда бы вы не стали возражать?
- Вы забываетесь, капитан Батлер.
- Вот уж нет. Разве это возможно, когда я держу вас в объятиях?.. Что
это за мелодия? Что-то новое?
- Да. Восхитительная музыка, верно? Мы взяли ее у янки.
- Как она называется?
- "В час победы нашей".
- А какие там слова? Спойте мне.
Милый, помнишь нашу встречу?
Ты у ног моих
Мне в своей любви признался...
Помнишь этот миг?
Ты, гордясь мундиром серым,
Клялся, что готов
Мне хранить до гроба верность
И земле отцов.
Слезы лью я одиноко,
Новой встречи жду!..
Верю в час победы нашей
И в твою звезду!
Там, конечно, было сказано "синим", но мы переменили на "серым". А вы
прекрасно вальсируете, капитан Батлер. Знаете, у рослых мужчин это редко
получается. И подумать только, что пройдут годы, прежде чем мне можно
будет снова потанцевать.
- Не годы, а всего несколько минут. Я намерен пригласить вас на сле-
дующую кадриль. А также и на следующую и еще.
- О нет! Я не могу! Вы не должны меня приглашать. Моя репутация по-
гибнет.
- От нее и так уже остались одни лохмотья, так что еще один танец ни-
чего не изменит. После пяти, шести танцев я, конечно, могу уступить эту
честь и другим, но последний танец должен быть моим.
- Ну, хорошо. Я знаю, что это безумие, но мне все равно. Мне напле-
вать, что они там будут говорить. Мне так прискучило сидеть дома взапер-
ти. Я буду танцевать и танцевать...
- И снимете траур? Вид этого похоронного крепа вызывает во мне содро-
гание.
- Нет, снять траур я не могу... Капитан Батлер, не прижимайте меня
так крепко. Я рассержусь.
- А вы великолепны, когда сердитесь. Я прижму вас еще крепче - вот
так, - нарочно, чтобы поглядеть, как вы рассердитесь. Вы даже не подоз-
реваете, как ослепительны вы были тогда в Двенадцати Дубах, когда, расс-
вирепев, швырялись вазами.
- Ах, будет вам... Вы что, никак не можете про это забыть?
- Никак. Это одно из драгоценнейших моих воспоминаний: благовоспитан-
ная красавица-южанка, в которой взыграла ее ирландская кровь. Вы - ир-
ландка до мозга костей. Известно вам это?
- О боже, музыка кончается, а из задней комнаты появилась тетушка
Питтипэт. Конечно, миссис Мерриуэзер уже напела ей в уши. О, бога ради,
отойдемте, постоим у окна, я не хочу, чтобы она вцепилась в меня сейчас.
Вы видите, глаза у нее стали от ужаса как плошки.
ГЛАВА Х
На следующее утро во время завтрака тетушка Питтипэт прикладывала
платочек к глазам, Мелани хранила молчание, а Скарлетт держалась вызыва-
юще.
- Мне наплевать - пусть говорят. Я уверена, что никто не принес гос-
питалю столько денег, как я. Да и вся эта дрянь, которую вы продавали в
киосках, тоже принесла меньше.
- Ах, милочка, разве дело в деньгах? - ломая руки, причитала тетушка
Питти. - Я просто не могла поверить своим глазам: бедный Чарли всего год
как в могиле, а вы... И этот ужасный капитан Батлер, который нарочно
выставлял вас напоказ. О, он ужасный, ужасный человек, Скарлетт. Муж
миссис Колмен - кузины миссис Уайтинг, - он родом из Чарльстона, так она
мне все рассказала про этого Батлера. Он из приличной семьи, но эта пар-
шивая овца в стаде... просто непостижимо, как Батлеры могли произвести
на свет такого сына! В Чарльстоне для него закрыты все двери, у него чу-
довищная репутация, и там была история с какой-то девицей... Нечто нас-
только непристойное, что миссис Колмен даже ничего не знает толком...
- А я как-то не могу поверить, что он дурной человек, - мягко прого-
ворила Мелани. - С виду он джентльмен, и притом храбр - доставлять нам
оружие, прорывая блокаду...
- Это не потому, что он храбр, - из духа противоречия заявила Скар-
летт, выливая на вафли половину сиропа из соусника. - Он делает это ради
денег. Он сам мне так сказал. Ему наплевать на Конфедерацию, и он ут-
верждает, что янки сотрут нас с лица земли. Но танцует он божественно.
Дамы онемели от ужаса.
- Мне все это надоело, я не намерена больше сидеть взаперти. Если они
вчера перемывали мне косточки, значит, репутация моя все равно погибла и
мне нечего терять.
Она даже не заметила, что повторяет слова Ретта Батлера - так кстати
они пришлись и так точно выражали ее собственные мысли.
- Боже мой, что скажет ваша матушка, как узнает? Что она будет думать
обо мне?
При мысли о том, в какой ужас придет Эллин, если ей когда-нибудь до-
ведется узнать о скандальном поведении дочери, Скарлетт похолодела и в
душе у нее пробудилось раскаяние. Но она тут же приободрилась, вспомнив,
что от Тары до Атланты двадцать пять миль. Тетя Питти, конечно, ничего
не скажет Эллин. Ведь это бросит тень и на нее. А раз Питти не скажет,
нечего и беспокоиться.
- Мне кажется... - нерешительно промолвила тетушка Питти, - мне ка-
жется, я должна написать об этом Генри... ужасно не лежит у меня к этому
душа, но ведь он единственный мужчина в нашей семье, так пусть погово-
рит, внушительно поговорит с этим капитаном Батлером... О господи, если
бы Чарли был жив... Вы никогда, никогда не должны больше разговаривать с
этим человеком, Скарлетт.
Мелани сидела молча, сложив руки на коленях. Нетронутые вафли остыва-
ли на ее тарелке. Она поднялась, подошла сзади к Скарлетт и обхватила
руками ее шею.
- Дорогая, - сказала она, - не расстраивайся. Я все понимаю, и ты
вчера поступила очень мужественно и очень много сделала для госпиталя. И
если кто-нибудь посмеет сказать о тебе хоть одно дурное слово, я сумею
за тебя заступиться... Не плачьте, тетя Питти. Скарлетт было очень труд-
но сидеть все время взаперти. Она еще совсем ребенок. - Пальцы Мелани
нежно перебирали темные волосы Скарлетт. - Может быть, и нам всем будет
легче, если мы хоть изредка начнем появляться на людях. Может быть, это
было эгоистично с нашей стороны, что мы, закрывшись в четырех стенах,
предавались своему горю. В войну все по-другому - не так, как в мирное
время. Когда я думаю о всех воинах, оторванных от дома, у которых в на-
шем городе нет никого знакомых, и им не к кому пойти вечерами, и о тех,
кто лежит в госпиталях - а многие из них ведь уже ходят, но еще не нас-
только оправились, чтоб вернуться на фронт... Да, конечно, мы вели себя
эгоистично. Мы должны сейчас же взять к себе из госпиталя трех выздорав-
ливающих, как сделали это все в городе, и каждое воскресенье приглашать
еще несколько на обед. А ты не тревожься, Скарлетт. Люди не будут о нас
