кой-нибудь престарелый дядюшка или тетушка, завернув в воскресенье ото-
бедать, много лет спустя отправлялся из этого же дома на погост, так и
не удосужившись убраться восвояси. Гости никого не утруждали, ибо дома
были вместительны, в челяди недостатка не ощущалось, а прокормить нес-
колько лишних ртов в этом краю изобилия не составляло труда. Во всех до-
мах постоянно было полно гостей разного возраста и пола: приезжали с ви-
зитом новобрачные; приезжали молодые матери - похвалиться своим новорож-
денным; приезжали выздоравливающие - окрепнуть после болезни; приезжали
удрученные горем молодые девушки, усланные родителями из дома, дабы убе-
речь их от нежелательного брака, и молодые девушки, достигшие критичес-
кого возраста и еще не обручившиеся и отправленные к родственникам в на-
дежде, что с их помощью и на новом месте удастся поймать подходящего же-
ниха. Гости вносили разнообразие, оживляли неспешное течение жизни Юга,
И им всегда оказывали радушный прием.
Так и Скарлетт приехала в Атланту, не имея ни малейшего представления
о том, как долго она здесь пробудет. Если ей покажется тут так же скуч-
но, как в Саванне и Чарльстоне, она возвратится домой через месяц. Если
понравится, она будет тут жить, сколько поживется. Однако не успела она
приехать, как тетушка Питти и Мелани повели на нее атаку, стараясь убе-
дить ее обосноваться у них навечно. Все и всяческие аргументы были пуще-
ны в ход. Они хотят, чтобы она жила с ними, потому что они ее любят. Они
очень одиноки, и по ночам им бывает ужасно страшно в этом большом доме,
а Скарлетт такая храбрая, и с ней они ничего не будут бояться. Она такая
очаровательная, сумеет развеять их печаль. Теперь, после смерти Чарлза,
ее место и место его сына - здесь, с родней усопшего. К тому же, соглас-
но завещанию Чарлза, половина дома принадлежит ей. И наконец: Конфедера-
ции дорога каждая пара рук, чтобы шить, вязать, скатывать бинты и ухажи-
вать за ранеными.
Дядюшка Чарлза, старый холостяк Генри Гамильтон, живший в отеле "Ат-
ланта" возле вокзала, также имел с ней серьезную беседу на этот счет.
Дядюшка Генри - маленький, гневливый джентльмен с округлым брюшком, ро-
зовым личиком и длинной гривой седых волос - отличался свирепой нетерпи-
мостью к тому, что он называл женским сюсюканьем и ломаньем. По этой
причине он почти не общался со своей сестрой мисс Питтипэт. С детства
они отличались резким несходством характеров, окончательный же разрыв
произошел у них из-за несогласия дядюшки Генри с тем, как тетушка Питти
воспитывала их племянника Чарлза. "Делает какую-то слюнявую девчонку из
сына солдата!" - возмущался дядюшка Генри. И несколько лет назад он поз-
волил себе так оскорбительно высказаться по адресу тетушки Питти, что
она теперь говорила о нем только приглушенным шепотом и с такими та-
инственными умолчаниями, что непосвященному человеку могло показаться,
будто речь идет не о честном старом юристе, а по меньшей мере о потенци-
альном убийце. Оскорбление было нанесено в тот день, когда тетушка Питти
подделала изъять пятьсот долларов из доходов от своей недвижимости, опе-
ку над которой осуществлял дядюшка Генри, дабы вложить эти деньги в не-
существующие золотые рудники. Дядюшка наотрез отказался выдать ей эту
сумму и сгоряча заявил, что у тетушки не больше здравого смысла, чем у
блохи, и у него через пять минут пребывания в ее обществе делаются нерв-
ные колики. С того дня тетя Питти встречалась с дядей Генри только раз в
месяц на деловой почве: дядюшка Питер отвозил ее в контору, где она по-
лучала у дяди Генри деньги на ведение хозяйства, и всякий раз после этих
коротких визитов - вся в слезах и с флаконом нюхательных солей в руке -
укладывалась в постель на весь остаток дня. Мелани и Чарлз, находившиеся
в наилучших отношениях со своим дядей, предлагали тетушке избавить ее от
этого тяжкого испытания, но она, упрямо сжав свой детский ротик, реши-
тельно мотала головой и отказывалась наотрез. Она должна до конца нести
свой крест, ниспосланный ей в лице дядюшки Генри. Чарлз и Мелани пришли
к заключению, что эта периодическая нервная встряска - единственная в ее
спокойной упорядоченной жизни - приносит ей глубокое удовлетворение.
Дядюшке Генри Скарлетт с первого взгляда пришлась по душе, ибо, ска-
зал он, несмотря на все ее глупые ужимки, сразу видно, что у нее есть
крупица здравого смысла в голове. Дядя был доверенным лицом и вел дела
не только тети Питти и Мелани, но ведал и той частью имущества, которая
досталась Скарлетт в наследство от Чарлза. Для Скарлетт это было неожи-
данным и приятным сюрпризом: оказывается, она состоятельная молодая вдо-
ва - ведь Чарлз завещал ей вместе с половиной дома еще и землю и кое-ка-
кую собственность в городе. А стоимость доставшихся ей в наследство ам-
баров и товарных складов, разместившихся вдоль железнодорожного полотна
за вокзалом, возросла за время войны втрое. Вот тут-то, делая обстоя-
тельный доклад о состоянии ее недвижимой собственности, дядюшка Генри и
предложил ей избрать местом постоянного жительства Атланту.
- Достигнув совершеннолетия, Уэйд Хэмптон станет богатым человеком, -
сказал дядя Генри. - Атланта растет, и через двадцать лет недвижимое
имущество мальчика будет стоить в десять раз больше, чем теперь. Было бы
только разумно, чтобы он жил там, где находится его собственность, дабы
иметь возможность самому управлять ею, да и имуществом Питти и Мелани
тоже. Вскоре он останется единственным мужским представителем рода Га-
мильтонов, поскольку мне ведь не жить вечно.
Дядюшка Питер просто с самого начала считал само собой разумеющимся,
что Скарлетт приехала в Атланту, чтобы обосноваться здесь навсегда. У
него как-то не укладывалось в голове, что единственный сын Чарлза будет
воспитываться где-то далеко и он не сможет следить за его воспитанием.
Скарлетт выслушивала все эти доводы с улыбкой, но не отвечала ничего.
Она не хотела связывать себя какими-либо обещаниями, еще не будучи уве-
ренной в том, понравится ли ей жизнь в Атланте и постоянное общение с ее
новыми родственниками. К тому же она понимала, что Джералд и Эллин на-
верняка воспротивятся этому. И кроме того - теперь, вдали от Тары, в ней
уже пробуждалась мучительная тоска по дому - по красным, вспаханным по-
лям, и по зеленым всходам хлопка, и по благоуханной тишине вечерних су-
мерек. Впервые она начинала смутно прозревать, что имел в виду Джералд,
говоря о любви к этой земле, которая у нее в крови.
Поэтому она пока что ловко уклонялась от окончательного ответа, не
раскрывая, как долго намерена погостить, и понемногу входя в жизнь крас-
ного кирпичного дома на тихом краю Персиковой улицы.
Ближе знакомясь с родственниками Чарлза, приглядываясь к дому, в ко-
тором он вырос, Скарлетт стала мало-помалу лучше понимать этого юношу,
который так стремительно, за такой короткий срок успел сделать ее своей
женой, матерью своего сына и вдовой. Теперь ей открылось, откуда была в
нем эта застенчивость, это простодушие, эта мечтательность. Если даже
Чарлз и унаследовал что-то от того сурового, вспыльчивого, бесстрашного
воина, каким был его отец, то изнеживающая, женственная атмосфера дома,
где он рос, заглушила в нем еще в детстве наследственные черты характе-
ра. Он был глубоко привязан к тете Питти, так и оставшейся до старости
ребенком, и необычайно горячо любил Мелани, а обе они были на редкость
добры и на редкость не от мира сего.
Тетушку при крещении - это произошло шестьдесят лет тому назад - на-
рекли Сарой Джейн Гамильтон, но уже давно, с того самого дня, когда обо-
жавший ее отец, заслышав быстрый легкий топот маленьких ножек, внезапно
придумал ей прозвище, никто и никогда не звал ее иначе, как Питтипэт. С
этого второго крещения прошло много лет, внешность тетушки претерпела
роковые изменения, и прозвище стало казаться несколько неуместным. Ма-
ленькие ножки тети Питтипэт несли теперь слишком грузное для них тело, и
разве что склонность к бездумному и несколько ребячливому лепету могла
порой воскресить в памяти забытый образ живой шаловливой девчушки. Тетя
Питтипэт была теперь кругленькая, розовощекая, сереброволосая дама,
страдающая легкой одышкой из-за слишком туго затянутого корсета, ее ма-
ленькие ножки, втиснутые в чрезмерно тесные туфельки, с трудом могли
покрыть расстояние свыше одного квартала. При самомалейшем волнении
сердце тетушки Питти начинало болезненно трепетать, и она бесстыдно ему
потакала, позволяя себе лишаться чувств при каждом удобном и неудобном
случае. Всем и каждому было известно, что обмороки тетушки - не более
как маленькие дамские притворства, но, любя ее, все предпочитали об этом
умалчивать. Да, все любили тетушку и баловали, как ребенка, но никто не
принимал ее всерьез - никто, кроме дядюшки Генри.
Самым излюбленным занятием тетушки было почесать язычок; она любила
это даже больше, чем вкусно покушать, и могла часами добродушно и безо-
бидно обсуждать чужие дела. Не будучи в состоянии запомнить ни одного
имени, ни одной даты или названия места, она постоянно путала действую-
щих лиц одной разыгравшейся в Атланте драмы с действующими лицами дру-
гой, что, впрочем, никого не вводило в заблуждение, так как никто не был
настолько глуп, чтобы принимать ее слова на веру. К тому же ей никогда и
не рассказывали ничего по-настоящему скандального или неприличного, так
как, невзирая на ее шестидесятилетний возраст, все считали своим долгом
оберегать целомудрие этой старой девы, и благодаря молчаливому сговору
ее добрых друзей она так и осталась на всю жизнь невинным, избалованным
старым ребенком.
Мелани во многих отношениях походила на свою тетку. Она была так же
скромна, так же застенчива, так же заливалась краской, однако при всем
том вовсе не лишена здравого смысла. "Да, конечно, на свой лад", - не-
вольно признавала в глубине души Скарлетт. Лицо Мелани, как и лицо те-
тушки Питти, было невинно и безоблачно, словно лицо ребенка, встречавше-
го в жизни лишь доброту и правдивость, искренность и любовь. Лицо ребен-
ка, ни разу еще не столкнувшегося ни с жестокостью, ни со злом и не су-
мевшего бы распознать их при встрече. Мелани была счастлива, и ей хоте-
лось, чтобы все вокруг тоже были счастливы или хотя бы довольны своей
судьбой. Поэтому она стремилась видеть в человеке только лучшие его сто-
роны и всегда доброжелательно отзывалась о людях. В любом, самом тупом
из слуг она обнаруживала черты преданности и доброты, искупавшие в ее
глазах тупость; в любой, самой уродливой и несимпатичной из знакомых де-
виц открывала благородство характера или приятное обхождение и о любом
мужчине, сколь бы он ни был незначителен или скучен, старалась судить не
по бросающимся в глаза недостаткам, а по скрытым в нем, быть может, дос-
тоинствам.
За эти искренние и непосредственные порывы ее великодушного сердца
все любили Мелани и невольно тянулись к ней, ибо кто может остаться не-
чувствительным к чарам такого существа, умеющего открыть в других поло-
жительные черты характера, о коих сам их обладатель даже и не подозрева-
ет? И у Мелани было больше подруг, чем у любой другой женщины в городе,
а также больше друзей-мужчин, хотя и меньше, чем у других девушек пок-
лонников, так как она была лишена самоуверенности и эгоизма, играющих
немалую роль в деле покорения мужских сердец.
Правила хорошего тона предписывали всем девушкам-южанкам стремиться к
тому, чтобы окружающие чувствовали себя легко, свободно и приятно в их
обществе, и Мелани всего лишь следовала общим канонам. Этот установлен-
ный женщинами неписаный кодекс поведения и придавал привлекательность
обществу южан. Женщины Юга понимали, что тот край, где мужчины довольны
жизнью, привыкли не встречать возражений и могут преспокойно тешить свое
