ее высокомерием, ее манерами, ее вспышками раздражения, с ее наглостью и
с откровенной, неприкрытой грубостью ее замечаний, если они совершали
оплошность.
Они так недавно стали кем-то из ничего и были еще так неуверены в се-
бе, что отчаянно боялись показаться недостаточно рафинированными, дать
волю своему нраву или резко ответить: а вдруг подумают, что они вовсе и
не леди. Им же во что бы то ни стало хотелось быть леди. Вот они и стро-
или из себя этаких деликатных, скромных, наивных дам. Послушать их, мож-
но было подумать, что они бесплотны, не отправляют естественных нужд и
понятия не имеют об этом порочном мире. Никому бы и в голову не пришло,
что рыжая Бриджет Флэгерти, чья белая кожа оставалась белой, невзирая на
яркое солнце, а ирландский акцент был густым, как патока, украла сбере-
жения своего отца, чтобы приехать в Америку, где стала горничной в
нью-йоркском отеле. А глядя на хрупкую восторженную Сильвию Коннингтон
(бывшую Красотку Сэйди) и на Мэйми Барт, никто бы не заподозрил, что
первая выросла на Бауэри над салуном своего отца и во время наплыва кли-
ентов помогала в баре, а вторая, судя по слухам, подвизалась прежде в
одном из публичных домов своего мужа. О нет, теперь это были неясные,
хрупкие создания,
Мужчины же хоть и нажили деньги, однако не так быстро обучились новым
манерам, а возможно, просто поплевывали на требования новой знати. Они
много пили на вечерах у Скарлетт - даже слишком много, - и в результате
после приема гость - другой неизменно оставался на ночь. Пили они совсем
иначе, чем те мужчины, которых знала Скарлетт в юности. Они становились
отталкивающими, глупыми, отвратительными сквернословами. А кроме того,
сколько бы она ни ставила плевательниц у всех на виду, наутро после при-
ема ковры неизменно изобиловали следами от табачной жвачки.
Скарлетт презирала этих людей и в то же время получала удовольствие
от общения с ними. И поскольку она получала удовольствие, то и наполняла
ими дом. А поскольку она их презирала, то без стеснения посылала к чер-
ту, как только они начинали ее раздражать. Но они со всем мирились.
Они мирились даже с ее супругом, что было куда труднее, ибо Ретт ви-
дел их насквозь и они это знали. Он, не задумываясь, мог, что называет-
ся, раздеть их догола даже в своем доме - да так, что им и отвечать было
нечего. Не стесняясь того, какими путями он сам пришел к богатству, он
делал вид, будто думает, что и они не стесняются своих корней, и потому
при любой возможности касался таких предметов, которые, по общему мне-
нию, лучше было вежливо обходить молчанием.
Никто не мог предвидеть, когда ему вздумается весело бросить за круж-
кой пунша: "Ральф, будь я поумнее, я нажил бы состояние, как ты, - про-
давая акции золотых приисков вдовам и сиротам, вместо того чтобы проры-
вать блокаду. Оно куда безопаснее". Или: "Эй, Билл, я смотрю, у тебя но-
вые лошади появились. Продал еще несколько тысчонок акций несуществующих
железных дорог? Хорошо работаешь, мальчик!" Или: "Поздравляю, Эймос, с
получением контракта от штата. Жаль только, что тебе пришлось столько
народу подмазать, чтоб добиться его".
Дамы считали Ретта отвратительно, невыносимо вульгарным. Мужчины за
его спиной говорили, что он свинья и мерзавец. Словом, новая Атланта лю-
била Ретта не больше, чем старая, а он, как и прежде, даже не пытался
наладить с ней отношения. Он следовал своим путем, забавляясь, всех пре-
зирая, глухой к претензиям окружающих, настолько подчеркнуто любезный,
что сама любезность его выглядела как вызов. Для Скарлетт он по-прежнему
являлся загадкой, но загадкой, над которой она больше не ломала голову.
Она была убеждена, что ему ничем и никогда не потрафить; он либо очень
чего-то хотел, но не мог получить, либо вообще ничего не хотел и плевал
на все. Он смеялся над любыми ее начинаниями, поощрял ее расточи-
тельность и высокомерие, глумился над ее претензиями и... платил по сче-
там.
ГЛАВА L
Ретт всегда держался со Скарлетт спокойно, бесстрастно - даже в самые
интимные минуты. Но Скарлетт никогда не покидало давно укоренившееся
чувство, что он исподтишка наблюдает за ней: она знала, что стоит ей
внезапно повернуть голову, и она обнаружит в его глазах это задумчивое,
настороженно-выжидательное выражение, которое она не могла объяснить.
Выражение, исполненное поистине безграничного терпения.
Порой ей было очень уютно с ним, несмотря на одно злополучное
свойство его характера - он не терпел в своем присутствии никакой лжи,
никакой претенциозности или бахвальства. Он слушал ее рассказы о лавке,
о лесопилках, о салуне, о каторжниках и о том, сколько стоит их прокор-
мить, и давал ей практические советы. Он с неутомимой энергией участво-
вал в танцах и вечеринках, которые она так любила, и располагал беско-
нечным запасом не слишком пристойных историй, которыми угощал ее, когда
они изредка проводили вечера вдвоем, после того, как со стола была убра-
на еда и перед ними появлялся кофе с коньяком. Она обнаружила, что если
быть с ним прямой и откровенной, он даст ей все, чего бы она ни пожела-
ла, ответит на любой ее вопрос, но окольным путем и женскими хитростями
она ничего от него не добьется. Он обезоруживал ее тем, что видел наск-
возь и, разгадав ее уловки, открыто смеялся.
Наблюдая это мягкое безразличие, с каким он обычно относился к ней,
Скарлетт нередко удивлялась - впрочем, без особого любопытства, - почему
он женился на ней. Мужчины женятся по любви, или ради того, чтобы завес-
ти дом и. детей, или ради денег, но она знала, что Ретт женился на ней
не поэтому. Он, конечно, ее не любил. Ее прелестный дом он называл архи-
тектурным кошмаром и говорил, что предпочел бы жить в хорошо обставлен-
ной гостинице. И ни разу не намекнул, что хотел бы иметь от нее ребенка,
как делали в свое время Чарлз и Фрэнк. Однажды она спросила кокетства
ради, почему он женился на ней, и пришла в ярость, услышав ответ да еще
увидев в его глазах веселые искорки: "Я женился на тебе, чтобы держать
вместо кошки, моя дорогая".
Да, он женился на ней вовсе не по тем причинам, которые обычно побуж-
дают мужчину жениться. Он женился только потому, что хотел обладать ею,
а другим путем не мог этого добиться. Ведь так он и сказал в тот вечер,
когда сделал ей предложение. Он хотел обладать ею, как в свое время хо-
тел обладать Красоткой Уотлинг. Эта мысль была ей не очень приятна.
Собственно, она была просто оскорбительна. Но Скарлетт быстро выкинула
ее из головы, как научилась выкидывать из головы все неприятное. Они
заключили сделку, и она со своей стороны была вполне довольна этой сдел-
кой. Она надеялась, что доволен и он, а в общем-то ей это было безраз-
лично.
Но вот однажды, советуясь с доктором Мидом по поводу расстройства же-
лудка, она услышала неприятное известие, от которого было уже не отмах-
нуться. Вернувшись в сумерки домой, она ворвалась к себе в спальню и,
глядя на Ретта ненавидящими глазами, сообщила, что у нее будет ребенок.
Он сидел в шелковом халате, окруженный облаком табачного дыма, и тот-
час вскинул на нее глаза. Однако не произнес ни слова. Он молча смотрел
на нее, ожидая, что она скажет дальше, - только поза его стала напряжен-
ной, но она этого не заметила. Ею владело такое возмущение и отчаяние,
что она ни о чем другом и думать не могла.
- Ты же знаешь, что я не хочу больше иметь детей! Я вообще их не хо-
тела. Стоит моей жизни наладиться, как у меня появляется ребенок. Ах, да
не сиди ты так и не смейся надо мной: ты ведь тоже не хочешь иметь ре-
бенка. Ах, мать пресвятая богородица!
Если он ждал от нее каких-то слов, то, во всяком случае, не этих. В
лице его появилась жесткость, глаза стали пустыми.
- Ну, в таком случае почему бы не отдать его мисс Мелли? Разве ты не
говорила мне: она такая непрактичная, хочет еще одного ребенка?
- Ох, так бы и убила тебя! Я не хочу его, говорю тебе: не хочу!
- Нет? Прошу, продолжай.
- Ах, но есть же способы избавиться. Я ведь уже не та глупая дере-
венская девчонка, какой была когда-то. Теперь я знаю, что женщине вовсе
не обязательно иметь детей, если она не хочет! Есть способы...
Он вскочил и схватил ее за руку - в лице его был неприкрытый всепог-
лощающий страх.
- Скарлетт, дурочка ты этакая, скажи мне правду! Ты ничего с собой не
сделала?
- Нет, не сделала, но сделаю. Ты что, думаешь, я допущу, чтоб у меня
снова испортилась фигура - как раз когда я добилась, что талия у меня
стала тонкая, и я так весело провожу время, и...
- Откуда ты узнала, что это возможно? Кто тебе сказал?
- Мэйми Барт... она...
- Еще бы владелице борделя не знать про всякие такие штуки. Ноги этой
женщины больше не будет в нашем доме, ясно? В конце концов, это мой дом,
и я в нем хозяин. Я не желаю даже, чтобы ты когда-либо упоминала о ней.
- Я буду делать то, что хочу. Отпусти меня. Да и вообще - тебе-то не
все ли равно?
- Мне все равно, будет у тебя один ребенок или двадцать, но мне не
все равно, если ты умрешь.
- Умру? Я?
- Да, умрешь. Мэйми Барт, видимо, не рассказала тебе, чем рискует
женщина, идя на такое?
- Нет, - нехотя призналась Скарлетт. - Она просто сказала, что все
отлично устроится.
- Клянусь богом, я убью ее! - воскликнул Ретт, и лицо его потемнело
от гнева. Он посмотрел сверху на заплаканную Скарлетт, и гнев его поу-
тих, но лицо по-прежнему оставалось жестким и замкнутым. Внезапно он
подхватил Скарлетт на руки и, опустившись со своей ношей в кресло, креп-
ко прижал к себе, словно боялся, что она убежит.
- Послушай, детка, я не позволю тебе распоряжаться твоей жизнью. Слы-
шишь? Боже правый, я тоже, как и ты, не хочу иметь детей, но я могу их
вырастить. Так что хватит болтать о всяких глупостях - я не хочу об этом
слышать, и если ты только попытаешься... Скарлетт, я видел, как одна
женщина умерла от этого. Она была всего лишь... ну, в общем, совсем неп-
лохая была женщина. И смерть эта нелегкая. Я...
- Боже мой, Ретт! - воскликнула она, забыв о своем горе под влиянием
волнения, звучавшего в его голосе. Она никогда еще не видела его столь
взволнованным. - Где же... кто...
- Это было в Новом Орлеане - о, много лет назад. Я был молод и впе-
чатлителен. - Он вдруг пригнул голову и зарылся губами в ее волосы. - Ты
родишь этого ребенка, Скарлетт, даже если бы мне пришлось надеть на тебя
наручники и приковать к себе на ближайшие девять месяцев.
Не слезая с его колен, она выпрямилась и с откровенным любопытством
уставилась на него. Под ее взглядом лицо его, словно по мановению вол-
шебной палочки, разгладилось и стало непроницаемым. Брови приподнялись,
уголки губ поползли вниз.
- Неужели я так много для тебя значу? - спросила она, опуская ресни-
цы.
Он внимательно посмотрел на нее, словно хотел разгадать, что таится
под этим вопросом - кокетство или что-то большее. И отыскав ключ к ее
поведению, небрежно ответил:
- В общем, да. Ведь я вложил в тебя столько денег - мне не хотелось
бы их потерять.
Мелани вышла из комнаты Скарлетт усталая и в то же время до слез
счастливая: у Скарлетт родилась дочь. Ретт, ни жив ни мертв, стоял в
холле, у ног его валялись окурки сигар, прожегшие дырочки в дорогом ков-
ре.
- Теперь вы можете войти, капитан Батлер, - застенчиво сказала Мела-
ни.
Ретт быстро прошел мимо нее в комнату, и Мелани, прежде чем доктор
Мид закрыл дверь, успела увидеть, как он склонился над голенькой малют-
кой, которая лежала на коленях у Мамушки. Невольно став свидетельницей
столь интимной сцены, Мелани покраснела от смущения.
"О, какой же он славный, капитан Батлер! - подумала она, опускаясь в
кресло. - Как он беспокоился, бедняга! И за все время капли не выпил! До
чего же это мило с его стороны. Ведь многие джентльмены к тому времени,
