тебе, что лучше не принимать столь поспешного решения?"
Нет, Скарлетт было безразлично, кто что говорил, - ей было небезраз-
лично лишь то, что говорила Мамушка. Слова Мамушки сильнее всего обозли-
ли ее и причинили самую острую боль.
- Много вы натворили всякого такого, от чего мисс Эллин очень бы
расстроилась, ежели б узнала. И я тоже расстраивалась ужас как. Да
только такого вы еще не выкидывали. Взять себе в мужья падаль! Да, мэм,
еще раз повторю: падаль! И не смейте мне говорить, будто он - благород-
ных кровей! Ничегошеньки это не меняет. Падаль - она ведь бывает и бла-
городных кровей и неблагородных, а он - падаль! Да, мисс Скарлетт, я
ведь видела, как вы отобрали мистера Чарлза у мисс Уилкс, хоть он и ни-
чуточки вам не нравился. И я видела, как вы украли у собственной сестры
мистера Фрэнка. Но я держала рот на замке - ничего не говорила, хоть и
видела, что вы творили, когда продавали худой лес за хороший, и оболгали
не одного жентмуна из тех, что лесом торгуют, и разъезжали сама по себе
всяким скверным неграм на приманку, а теперь вот и мистера Фрэнка из-за
вас подстрелили, и бедных каторжников-то вы не кормите, так что у них
душа в теле не держится. А я молчком молчала, хотя мисс Эллин в земле
обетованной могла б сказать мне: "Мамушка, Мамушка! Плохо ты смотрела за
моим дитятей!" Да, мэм, все я терпела, а вот этого, мисс Скарлетт, не
стерплю. Не можете вы выйти замуж за падаль. И не выйдете, пока я дышу.
- Нет, выйду - и за того, за кого хочу, - холодно заявила Скарлетт. -
Что-то ты стала забывать свое место, Мамушка.
- И давно пора! Но ежели я вам все это не скажу - кто скажет?
- Я уже думала. Мамушка, и решила, что лучше тебе уехать назад в Та-
ру. Я дам тебе денег и...
Мамушка вдруг выпрямилась, исполненная чувства собственного досто-
инства.
- Я ведь вольная, мисс Скарлетт. И никуда вы меня не пошлете, ежели я
сама не захочу. А в Тару я поеду, когда вы со мной поедете. Не оставлю я
дите мисс Эллин одну, и ничто на свете меня не принудит. Да и внука мисс
Эллин я не оставлю, чтобы всякая там падаль воспитывала его. Здесь я
сейчас живу, здесь и останусь!
- Я не позволю тебе жить в моем доме и грубить капитану Батлеру. А я
выхожу за него замуж, и разговор окончен.
- Нет, тут еще много можно сказать, - медленно возразила Мамушка, и в
ее выцветших старых глазах загорелся воинственный огонек. - Да только ни
в жисть я не думала, что придется говорить такое родной дочери мисс Эл-
лин. Но вы уж, мисс Скарлетт, меня выслушайте. Вы ведь всего-то навсего
мул в лошадиной сбруе. Ну, а мулу можно надраить копыта и начистить шку-
ру так, чтоб сверкала, и всю сбрую медными бляхами разукрасить, и в кра-
сивую коляску впрячь... Только мул все одно будет мул. И никого тут не
обманешь. Так вот и вы. У вас и шелковые-то платья есть, и лесопилки, и
лавка, и деньги, и изображаете-то вы из себя бог знает что, а все одно -
мул. И никовошеньки-то вы не обманете. И этот Батлер - он хоть и хорошей
породы, и такой весь гладкий и начищенный, как скаковая лошадь, а он то-
же, как и вы, - мул в лошадиной сбруе. - Мамушка проницательно смотрела
на свою хозяйку. Скарлетт же, дрожа от обиды, слова не могла выговорить.
- И ежели вы сказали, что хотите замуж за него выйти, вы и выйдете, по-
тому как вы такая же упрямая, как ваш батюшка. Только запомните вот что,
мисс Скарлетт: никуда я от вас не уйду. Останусь тут и посмотрю, как оно
все будет.
И не дожидаясь ответа. Мамушка повернулась и вышла с таким зловещим
видом, словно последние слова ее были: "Встретимся мы... Встретимся мы
при Филиппах!".
Во время медового месяца, который Скарлетт с Реттом проводили в Новом
Орлеане, она пересказала ему слова Мамушки. К ее удивлению и возмущению,
услышав про мулов в лошадиной сбруе, Ретт рассмеялся.
- В жизни не слыхал, чтобы столь глубокая истина была выражена так
кратко, - заметил он. - Мамушка - умная старуха, вот ее уважение и рас-
положение мне хотелось бы завоевать, а таких людей на свете немного.
Правда, если в ее глазах я мул, то едва ли сумею этого добиться. Она да-
же отказалась от десятидолларового золотого, который я в пылу жениховс-
ких чувств хотел ей после свадьбы подарить. Редко мне встречались люди,
которых не мог бы растопить вид золота. А она посмотрела на меня в упор,
поблагодарила и сказала, что она - не вольноотпущенная и мои деньги ей
не нужны.
- Почему она так распалилась? И почему вообще все кудахчут по поводу
меня, точно куры? Это мое дело, за кого я выхожу замуж и как часто я вы-
хожу. Я, к примеру, всегда интересовалась только собственными делами.
Почему же другие суют нос в чужие дела?
- Кошечка моя, люди могут простить почти все - не прощают лишь тем,
кто не интересуется чужими делами. Но почему ты пищишь, как ошпаренная
кошка? Ты же не раз говорила, что тебе безразлично, что люди болтают на
твой счет. А на деле как получается? Ты знаешь, что не раз давала пищу
для пересудов по разным мелочам, а сейчас, когда речь идет о таком
серьезном вопросе, сплетни вполне естественны. Ты же знала, что пойдут
разговоры, если ты выйдешь замуж за такого злодея, как я. Будь я челове-
ком безродным, нищим, люди отнеслись бы к этому спокойнее. Но богатый
процветающий злодей - это, уж конечно, непростительно.
- Неужели ты не можешь хоть когда-нибудь быть серьезным!
- Я вполне серьезен. Людям благочестивым всегда досадно, когда небла-
гочестивые цветут как пышный зеленый лавр. Выше головку, Скарлетт, разве
ты не говорила мне как-то, что хочешь, быть очень богатой, прежде всего
чтобы иметь возможность послать к черту любого встречного и поперечного?
Вот ты и получила такую возможность.
- Но ведь тебя первого я хотела послать к черту, - сказала Скарлетт и
рассмеялась.
- И все еще хочешь?
- Ну, не так часто, как прежде.
- Можешь посылать к черту всякий раз, как захочется.
- Радости мне это не прибавит, - заметила Скарлетт и, нагнувшись,
небрежно чмокнула его. Черные глаза Ретта быстро пробежали по ее лицу,
ища в ее глазах чего-то, но так и не найдя, он отрывисто рассмеялся.
- Забудь об Атланте. Забудь о старых злых кошках. Я привез тебя в Но-
вый Орлеан развлекаться и хочу, чтобы ты развлекалась.
ЧАСТЬ 5
ГЛАВА XLVIII
И Скарлетт действительно развлекалась - она не веселилась так с дово-
енной весны. Новый Орлеан был город необычный, шикарный, и Скарлетт,
точно узник, приговоренный к пожизненному заключению и получивший поми-
лование, с головой погрузилась в удовольствия. "Саквояжники" выкачивали
из города все соки, многие честные люди вынуждены были покидать свои до-
ма, не зная, где и когда удастся в очередной раз поесть; в кресле ви-
це-губернатора сидел негр. И все же Новый Орлеан, который Ретт показал
Скарлетт, был самым веселым местом из всех, какие ей доводилось видеть.
У людей, с которыми она встречалась, казалось, было сколько угодно денег
и никаких забот. Ретт познакомил ее с десятком женщин, хорошеньких жен-
щин в ярких платьях, женщин с нежными руками, не знавшими тяжелого тру-
да, женщин, которые над всем смеялись и никогда не говорили ни о чем
серьезном или тяжелом. А мужичины - с какими интереснейшими мужчинами
она была теперь знакома! И как они были непохожи на тех, кого она знала
в Атланте, и как стремились потанцевать с нею, какие пышные комплименты
ей отпускали, точно она все еще была юной красоткой.
У этих мужчин были жесткие и дерзкие лица, как у Ретта. И взгляд
всегда настороженный, как у людей, которые слишком долго жили рядом с
опасностью и не могли позволить себе расслабиться. Казалось, у них не
было ни прошлого, ни будущего, и они вежливо помалкивали, когда Скарлетт
- беседы ради - спрашивала, чем они занимались до того, как приехать в
Новый Орлеан, или где жили раньше. Это уже само по себе было странно,
ибо в Атланте каждый уважающий себя пришелец спешил представить свои ве-
рительные грамоты и с гордостью рассказывал о доме и семье, вычерчивая
сложную сеть семейных отношений, охватывавшую весь Юг.
Эти же люди предпочитали молчать, а если говорили, то осторожно, тща-
тельно подбирая слова. Иной раз, когда Ретт был с ними, а Скарлетт нахо-
дилась в соседней комнате, она слышала их смех и обрывки разговоров, ко-
торые для нее ничего не значили: отдельные слова, странные названия -
Куба и Нассау в дни блокады, золотая лихорадка и захват участков, тор-
говля оружием и морской разбой, Никарагуа и Уильям Уокер, и как он по-
гиб, расстрелянный у стены в Трухильо. Однажды, когда она неожиданно
вошла в комнату, они тотчас прервали разговор о том, что произошло с
повстанцами Квонтрилла, - она успела услышать лишь имена Фрэнка и Джесси
Джеймса.
Но у всех ее новых знакомых были хорошие манеры, они были прекрасно
одеты и явно восхищались ею, а по тому - не все ли ей равно, если они
хотят жить только настоящим. Зато ей было далеко не все равно то, что
они - друзья Ретта, что у них большие дома и красивые коляски, что они
брали ее с мужем кататься, приглашали на ужины, устраивали приемы в их
честь. И Скарлетт они очень нравились. Когда она сказала свое мнение
Ретту, это немало его позабавило.
- Я так и думал, что они тебе понравятся, - сказал он и рассмеялся.
- А почему, собственно, они не должны были мне понравиться? - Всякий
раз, как Ретт смеялся, у нее возникали подозрения.
- Все это люди второсортные, мерзавцы, паршивые овцы. Они все - аван-
тюристы или аристократы из "саквояжников". Они все нажили состояние,
спекулируя продуктами, как твой любящий супруг, или получив сомнительные
правительственные контракты, или занимаясь всякими темными делами, в ко-
торые лучше не вникать.
- Я этому не верю. Ты дразнишь меня. Это же приличнейшие люди...
- Самые приличные люди в этом городе голодают, - сказал Ретт. - И
благородно прозябают в развалюхах, причем я сомневаюсь, чтобы меня в
этих развалюхах приняли. Видишь ли, прелесть моя, я во время войны
участвовал здесь в некоторых гнусных делишках, а у людей чертовски хоро-
шая память! Скарлетт, ты не перестаешь меня забавлять. У тебя какая-то
удивительная способность выбирать не тех людей и не те вещи.
- Но они же твои друзья!
- Дело в том, что я люблю мерзавцев. Юность свою я провел на речном
пароходике - играл в карты, и я понимаю таких людей, как они. Но я знаю
им цену. А вот ты, - и он снова рассмеялся, - ты совсем не разбираешься
в людях, ты не отличаешь настоящее от дешевки. Иной раз мне кажется, что
единственными настоящими леди, с которыми тебе приходилось общаться, бы-
ли твоя матушка и мисс Мелли, но, видимо, это не оставило на тебе ника-
кого следа.
- Мелли! Да она такая невзрачная, как старая туфля; и платья у нее
всегда какие-то нелепые, и мыслей своих нет!
- Избавьте меня от проявлений своей зависти, мадам! Красота еще не
делает из женщины леди, а платье - настоящую леди!
- Ах, вот как?! Ну, погоди, Ретт Батлер, я тебе еще кое-что покажу.
Теперь, когда у меня... когда у нас есть деньги, я стану самой благород-
ной леди, каких ты когда-либо видел!
- С интересом буду ждать этого превращения, - сказал он.
Еще больше, чем люди, Скарлетт занимали наряды, которые покупал ей
Ретт, выбирая сам цвета, материи и рисунок. Кринолинов уже не носили, и
новую моду Скарлетт находила прелестной - перед у юбки был гладкий, ма-
терия вся стянута назад, где она складками ниспадала с турнюра, и на
этих складках покоились гирлянды из цветов, и банты, и каскады кружев.
Вспоминая скромные кринолины военных лет, Скарлетт немного смущалась,
когда надевала эти новые юбки, обрисовывающие живот. А какие прелестные
были шляпки - собственно, даже и не шляпки, а этакие плоские тарелочки,
которые носили надвинув на один глаз, а на них - и фрукты, и цветы, и
