всякой всячины знают. Высокочтимые леди так бы удивились, так порази-
лись, проведай они, сколько мы про них знаем. А мисс Кеннеди - нехорошая
женщина, мисс-Уилкс. Это она убила своего мужа и этого славного парня
Уэлберна - все равно что сама пристрелила. Это она всю кашу заварила -
зачем по Атланте раскатывала, негров и белую рвань дразнила. Да ни одна
из моих девчонок...
- Не надо говорить так плохо о моей родственнице. - Мелани застыла,
напряглась.
Красотка примирительным жестом положила было руку на локоть Мелани и
тут же отдернула.
- Не окатывайте меня холодной водой, мисс Уилкс. Мне трудно это вы-
нести после того, как вы были такой доброй и милой. Я совсем забыла, что
вы ее любите, и очень жалею, что так сказала. Жалко мне беднягу мистера
Кеннеди. Он был славный человек. Я покупала у него кое-что для моего за-
ведения, и он всегда был со мной такой милый. А вот мисс Кеннеди - не
одного она с вами ноля ягода, мисс Уилкс. Очень она женщина холодная -
так уж я считаю, ничего не поделаешь... Когда же мистера Кеннеди-то хо-
ронить будут?
- Завтра утром. И вы не правы насчет мисс Кеннеди. Вот хоть сейчас -
она даже слегла от горя.
- Всякое бывает, - с явным недоверием сказала Красотка. - Ну, мне по-
ра. Боюсь, как бы кто не признал моей кареты, если я здесь слишком долго
торчать буду, а вам ото ни к чему. И еще, мисс Уилкс: если вы когда уви-
дите меня на улице, вы... вам вовсе не обязательно говорить со мной. Я
ведь все понимаю.
- Я буду счастлива поговорить с вами. И я горячусь тем, что обязана
вам. Надеюсь... надеюсь, мы еще встретимся.
- Нет, - сказала Красотка. - Негоже это. Доброй вам ночи.
ГЛАВА XLVII
Скарлетт сидела у себя в спальне и ковыряла вилкой еду, принесенную
на ужин Мамушкой, прислушиваясь к ветру, рвавшемуся куда-то из темноты.
В доме било пугающе тихо - даже тише, чем когда Фрэнк лежал в гостиной
всего несколько часов назад. А потом заходили на цыпочках, зашептали
приглушенными голосами; тихо застучали парадные двери; заглядывали со-
седки, шурша юбками, и шепотом высказывали сочувствие; всхлипывала сест-
ра Фрэнка, приехавшая на похороны из Джонсборо.
А сейчас дом погрузился в тишину. И хотя дверь в спальню Скарлетт бы-
ла открыта, снизу не доносилось: ни звука. Уэйда и малышку переселили к
Мелани, как только тело Фрэнка внесли в дом, и Скарлетт недоставало то-
пота детских ножек и гуканья малышки. На кухне явно царило перемирие: не
слышно было обычной перебранки Питера, Мамушки и кухарки. Даже тетя Пит-
ти из уважения к горю Скарлетт не качалась в своем кресле-качалке внизу
в библиотеке.
Никто не нарушал одиночества Скарлетт, считая, что она хочет, чтобы
ее оставили в покое, наедине с горем, а Скарлетт меньше всего хотелось
быть одной. Будь это всего лишь горе, она пережила бы его, как пережива-
ла ранее. Но помимо потрясения от потери мужа, она испытывала еще страх,
и раскаяние, и муки внезапно проснувшейся совести. Впервые в жизни Скар-
летт сожалела, что так себя вела, и, охваченная суеверным страхом, то и
дело поглядывала на кровать, где еще недавно лежала с Фрэнком.
Она убила Фрэнка. Несомненно убила, все равно как если бы сама нажала
на курок. Фрэнк просил ее не ездить одной, но она его не послушалась. И
вот теперь он мертв из-за ее упрямства. Бог накажет ее за это. Но на со-
вести ее лежал и другой грех - лежал даже более тяжким и страшным гру-
зом, чем его смерть; и этот грех никогда не тревожил ее, пока она не
увидела лица Фрэнка в гробу. Его застывшее лицо было таким беспомощным и
жалостным, оно обвиняло ее. Бог накажет ее за то, что она вышла за него
замуж, тогда как он-то любил ведь Сьюлин. Придется ей ползком ползти к
Высшему судии и отвечать за ту ложь, которую она наговорила Фрэнку, ког-
да они ехали из лагеря янки в его двуколке.
Сейчас уже бесполезно спорить, говорить, что цель оправдывает
средства, что она вынуждена была подстроить ему ловушку, что судьба
слишком многих людей зависела от нее и нельзя было думать ни о его праве
на счастье, ни о праве на счастье Сьюлин. Правда вставала перед ней на-
гая, и Скарлетт не могла смотреть ей в лицо. Она хладнокровно женила
Фрэнка на себе и хладнокровно его использовала. А за последние полгода
превратила в несчастного человека, в то время как могла бы сделать очень
счастливым. Бог накажет ее за то, что она не была с ним помягче, - нака-
жет за то, что она изводила его, наставляла, устраивала сцены, занявшись
сама лесопилками, строительством салуна, тем, что наняла на работу ка-
торжников.
Он был с ней очень несчастлив - она это знала, - но все сносил как
джентльмен. Он был по-настоящему счастлив только раз: когда она подарила
ему Эллу. Но она-то знала, что, будь на то ее воля, Эллы не было бы на
свете.
Дрожь пробежала по телу Скарлетт; ей стало страшно, захотелось, чтобы
Фрэнк был жив и она могла лаской загладить свою вину перед ним. Ах, если
бы бог не был таким свирепым и карающим! Ах, если бы время не ползло так
медленно и в доме не стояла бы такая тишина! Ах, если бы она не была так
одинока!
Вот если б Мелани была с ней - Мелани успокоила бы ее страхи. Но Ме-
лани сидела дома и выхаркивала Эшли. На мгновение Скарлетт подумала было
попросить Питтипэт подняться к ней - может, в ее присутствии умолкнет
голос совести, - но не решилась. С Питти ей будет еще худее: ведь ста-
рушка искренне горюет по Фрэнку. Он был ближе к ней по возрасту, чем к
Скарлетт, и она была очень предана ему. Он вполне отвечал желанию Питти
"иметь мужчину в доме" - приносил ей маленькие подарочки и невинные
сплетни, шутил, рассказывал всякие истории, читал ей по вечерам газеты и
сообщал события дня, а она штопала его носки. И она ухаживала за ним,
придумывала для него всякие особые кушанья, лечила от бесконечных прос-
туд. И теперь ей очень его недоставало, и она повторяла снова и снова,
прикладывая платочек к красным опухшим глазам: "И зачем только ему пона-
добилось ехать с этим ку-клукс-кланом!"
Ах, если бы, думала Скарлетт, хоть кто-то мог утешить ее, рассеять ее
страхи, объяснить, что гложет ее и заставляет холодеть сердце! Вот если
б Эшли... но Скарлетт тут же отбросила эту мысль. Ведь она чуть не убила
Эшли, как убила Фрэнка. И если Эшли когда-либо узнает правду о том, как
она лгала Фрэнку, чтобы заполучить его, узнает, как подло она вела себя
с Фрэнком, он не сможет больше любить ее. Эшли ведь такой благородный,
такой правдивый, такой добрый, и он видит все так ясно, без прикрас. Ес-
ли он узнает правду, то сразу многое поймет. Да, конечно, прекрасно пой-
мет! И любить ее уже не будет. Значит, он никогда не должен узнать прав-
ду, потому что он должен ее любить. Разве сможет она жить, если этот
тайный источник ее сил - его любовь - будет у нее отнят? Насколько стало
бы ей легче, если бы она могла уткнуться головой ему в плечо, распла-
каться и облегчить свою грешную душу!
Стены затихшего дома, где в самом воздухе ощущалось тяжкое при-
сутствие смерти, давили ее, и в какой-то момент она почувствовала, что
не в силах дольше это выносить. Она осторожно поднялась, прикрыла дверь
к себе в комнату и принялась шарить в нижнем ящике комода под бельем.
Вытащив оттуда заветную "обморочную" бутылочку тети Питти с коньяком,
она поднесла ее к свету лампы. Бутылочка была наполовину пуста. Не могла
же она выпить так много со вчерашнего вечера! Скарлетт плеснула щедрую
порцию в свой стакан для воды и одним духом выпила коньяк. Надо будет до
утра поставить бутылку назад, в погребец, предварительно наполнив ее во-
дой. Мамушка искала ее, когда люди из похоронного бюро попросили выпить,
и в кухне, где находились Мамушка, кухарка и Питер, тотчас возникла гро-
зовая атмосфера подозрительности.
Коньяк приятно обжег внутренности. Ничто не сравнится с коньяком,
когда нужно себя взбодрить! Да и вообще он всегда хорош - куда лучше,
чем безвкусное вино. Какого черта, почему женщине можно пить вино и
нельзя - более крепкие напитки? Миссис Мерриуэзер и миссис Мид явно по-
чувствовали на похоронах, что от нее попахивает коньяком, и она замети-
ла, какими они обменялись победоносными взглядами. Мерзкие старухи!
Скарлетт налила себе еще. Ничего страшного, если она сегодня немножко
захмелеет, - она ведь скоро ляжет, а перед тем, как позвать Мамушку,
чтобы та распустила ей корсет, она прополощет рот одеколоном. Хорошо бы
напиться до бесчувствия, как напивался Джералд в день заседания суда.
Тогда, быть может, ей удалось бы забыть осунувшееся лицо Фрэнка, молча
обвинявшее ее в том, что она испортила ему жизнь, а потом убила.
Интересно, подумала Скарлетт, а в городе тоже считают, что она убила
его? На похоронах все были с ней подчеркнуто холодны. Одни только жены
офицеров-янки, с которыми она вела дела, вовсю выражали ей сочувствие. А
впрочем, плевала она на городские пересуды. Все это не имеет никакого
значения, а вот перед богом держать ответ ей придется!
При этой мысли она сделала еще глоток и вздрогнула - так сильно
коньяк обжег ей горло. Теперь ей стало совсем тепло, но она все не могла
отделаться от мыслей о Фрэнке. Какие дураки говорят, будто алкоголь по-
могает забыться! Пока она не напьется до бесчувствия, перед ней все бу-
дет стоять лицо Фрэнка, когда в тот последний раз он умолял ее не ездить
одной, - застенчивое, укоряющее, молящее о прощении.
Раздался глухой удар дверного молотка, эхом разнесшийся по притихшему
дому, и Скарлетт услышала неуверенные шаги тети Питти, пересекшей холл,
а затем звук отворяемой двери. Кто-то поздоровался, затем послышалось
неясное бормотанье. Должно быть, какая-нибудь соседка зашла узнать про
похороны или принесла бланманже. Питти наверняка обрадовалась. Ей дос-
тавляет грустное удовольствие беседовать с теми, кто заходит выразить
сочувствие, - она словно бы вырастает при этом в собственных глазах.
Кто бы это мог быть, без всякого интереса подумала Скарлетт, но тут,
перекрывая приличествующий случаю шепот Питти, раздался гулкий, тягучий
мужской голос, и она все поняла. Радость и чувство облегчения затопили
ее. Это был Ретт. Она не видела его с той минуты, когда он принес весть
о смерти Фрэнка, и теперь всем нутром почувствовала, что он - единствен-
ный, кто способен ей сегодня помочь.
- Я думаю, она согласится принять меня, - долетел до нее снизу голос
Ретта.
- Но она уже легла, капитан Батлер, и никого не хочет видеть. Бедное
дитя, она в полной прострации. Она...
- Думаю, она примет меня. Пожалуйста, передайте ей, что я завтра уез-
жаю и, возможно, какое-то время буду отсутствовать. Мне очень важно ее
повидать.
- Но... - трепыхалась тетя Питтипэт.
Скарлетт выбежала на площадку, не без удивления подметив, что колени
у нее слегка подгибаются, и перегнулась через перила.
- Я с-с-сей-час сойду, Ретт, - крикнула она.
Она успела заметить запрокинутое кверху одутловатое лицо тети Питти-
пэт, ее глаза, округлившиеся, как у совы, от удивления и неодобрения.
"Теперь весь город узнает о том, что я неподобающе вела себя в день по-
хорон мужа", - подумала Скарлетт, ринувшись в спальню и на ходу пригла-
живая волосы. Она застегнула до самого подбородка лиф своего черного
платья и заколола ворот траурной брошью Питтипэт. "Не очень-то хорошо я
выгляжу", - подумала она, пригнувшись к зеркалу, из которого на нее гля-
нуло белое как полотно, испуганное лицо. Рука Скарлетт потянулась было к
коробке, где она прятала румяна, и остановилась на полпути. Бедняжка
Питтипэт совсем расстроится, решила Скарлетт, если она сойдет вниз румя-
ная и цветущая. Скарлетт взяла вместо этого флакон, набрала в рот по-
больше одеколона, тщательно прополоскала рот и сплюнула в сливное ведро.
Шурша юбками, она спустилась вниз, а те двое так и продолжали стоять
