в холле, ибо Скарлетт до того расстроила Питтипэт, что старушка даже не
предложила Ретту присесть. Он был в черной паре, в ослепительно белой
накрахмаленной рубашке с оборочками и держался безупречно, как и подоба-
ет старому другу, зашедшему выразить сочувствие, - настолько безупречно,
что это смахивало на комедию, хотя Питтипэт, конечно, этого не усмотре-
ла. Он должным образом извинился перед Скарлетт за беспокойство и выра-
зил сожаление, что дела, которые ему необходимо завершить до своего
отъезда из города, не позволили ему присутствовать на похоронах.
"Чего ради он пришел? - недоумевала Скарлетт. - Ведь все, что он го-
ворит, - сплошная ложь".
- Мне крайне неприятно быть назойливым в такие минуты, но у меня есть
одно неотложное дело, которое я должен обсудить с вами. Мы с мистером
Кеннеди кое-что задумали...
- А я и не знала, что у вас с мистером Кеннеди были общие дела, - за-
явила Питтипэт с оттенком возмущения: как это она могла не все знать о
делах Фрэнка.
- Мистер Кеннеди был человек широких интересов, - уважительно сказал
Ретт. - Может быть, мы пройдем в гостиную?
- Нет! - воскликнула Скарлетт, бросив взгляд на закрытые двойные две-
ри. Ей все виделся гроб, стоявший в этой комнате. Будь ее воля, она ни-
когда бы больше туда не вошла. На сей раз Питти мгновенно все поняла,
хотя это ей и не очень понравилось.
- Пройдите в библиотеку. А я... мне надо подняться наверх и взять
штопку. Бог ты мой, я за эту неделю так все запустила. Вот ведь...
И она двинулась вверх по лестнице, кинув через плечо укоризненный
взгляд, которого ни Скарлетт, ни Ретт не заметили. Он отступил, пропус-
кая Скарлетт в библиотеку.
- Какие же это у вас с Фрэнком были дела? - напрямик спросила она.
Он шагнул к ней и тихо произнес:
- Никаких. Мне просто хотелось убрать с дороги мисс Питти. - Он по-
молчал и, пригнувшись к Скарлетт, добавил: - Это не выход, Скарлетт.
- Что?
- Одеколон.
- Вот уж, право, не понимаю, о чем вы.
- Вот уж, право, прекрасно вы все понимаете. Вы много пьете.
- Если даже и так, ну и что? Разве это вас касается?
- Вежливость не мешает даже и в горе. Не пейте одна, Скарлетт. Люди
об этом непременно узнают, и вашей репутации - конец. А потом - вообще
плохо пить одной. В чем все-таки дело, дружок? - Он подвел ее к дивану
розового дерева, и она молча опустилась на него. - Можно закрыть двери?
Скарлетт понимала, что если Мамушка увидит закрытые двери, она возму-
тится и станет потом не один день бурчать и читать наставления, но будет
еще хуже, если Мамушка услышит их разговор - особенно после того, как
пропала бутылка коньяку, - услышит, что она, Скарлетт, пьет. Словом,
Скарлетт кивнула, и Ретт сомкнул раздвижные двери. Когда он вернулся и
сел рядом, внимательно глядя на нее своими черными глазами, атмосфера
смерти рассеялась перед исходившей от него жизненной силой, комната сно-
ва показалась приятной и по-домашнему уютной, а свет от ламп стал теп-
лым, розовым.
- В чем все-таки дело, дружок?
Никто на свете не мог бы произнести это дурацкое слово так ласково,
как Ретт, даже когда он слегка издевался, но сейчас никакой издевки не
было. Скарлетт подняла на него измученный взгляд, и почему-то ей стало
легче, хотя она и не прочла на его лице ничего. Она сама не могла по-
нять, почему ей стало легче, - ведь он такой черствый, такой непредска-
зуемый. Возможно, ей стало легче потому, что - как он часто говорил -
они так схожи. Иной раз ей казалось, что все, кого она когда-либо знала,
- все ей чужие, кроме Ретта.
- Вы не хотите мне сказать? - Он как-то по-особенному нежно взял ее
за руку. - Ведь дело не только в том, что старина Фрэнк оставил вас од-
ну? Вам что - нужны деньги?
- Деньги? О господи, нет! Ах, Ретт, мне так страшно.
- Не будьте гусыней, Скарлетт, вы же никогда в жизни ничего не боя-
лись.
- Ах, Ретт, мне страшно! - Слова вылетали так стремительно - как бы
сами собой. Ему она может сказать. Она все может сказать Ретту. Он ведь
далеко не ангел, так что не осудит ее. А до чего же приятно знать, что
существует на свете человек плохой и бесчестный, обманщик и лгун, в то
время как мир полон людей, которые в жизни не соврут даже ради спасения
своей души и скорее погибнут от голода, чем совершат бесчестный посту-
пок! - Я боюсь, что умру и прямиком отправлюсь в ад.
Если он станет над ней смеяться, она тут же умрет. Но он не рассмеял-
ся.
- На здоровье вам вроде бы жаловаться не приходится... ну, а что до
ада, так его, может, и нет.
- Ах, нет, Ретт, он есть. Вы знаете, что есть!
- Да, я знаю, что есть ад, но только на земле. А не после смерти.
После смерти ничего нет, Скарлетт. Вы сейчас живете в аду.
- О, Ретт, это же святотатство!
- Но удивительно успокаивающее. А теперь скажите мне, почему вы дума-
ете, что отправитесь прямиком в ад?
Вот теперь он подтрунивал над ней - она это видела по тому, как поб-
лескивали его глаза, но ей было все равно. Руки у него такие теплые и
такие сильные, и так это успокаивает - держаться за них!
- Ретт, мне не следовало выходить замуж за Фрэнка. Нехорошо это было.
Ведь он ухаживал за Сьюлин, он любил ее, а не меня. А я солгала ему,
сказала, что она выходит замуж за Тони Фонтейна. Ах, ну как я могла та-
кое сделать?!
- А-а, вот, значит, как все произошло! А я-то удивлялся.
- А потом я причинила ему столько горя. Я заставляла его делать то,
чего он не хотел, - заставляла взимать долги с людей, которые не могли
их отдать. И он так огорчался, когда я занялась лесопилками, и построила
салун, и наняла каторжников. Ему было до того стыдно - он не мог людям в
глаза смотреть. И потом, Ретт, я убила его. Да, убила! Я ведь не знала,
что он в ку-клукс-клане. Мне и в голову не могло прийти, что у него хва-
тит на это духу. А ведь я должна была бы знать. И я убила его.
- "Нет, с рук моих весь океан Нептуна не смоет кровь".
- Что?
- Не важно. Продолжайте.
- Продолжать? Но это все. Разве не достаточно? Я вышла за него замуж,
причинила ему столько горя, а потом убила его. О господи! Просто не по-
нимаю, как я могла! Я налгала ему и вышла за него замуж. Тогда мне каза-
лось, я поступала правильно, а сейчас вижу, как все это было нехорошо.
Знаете, Ретт, такое у меня чувство, словно и не я все это делала. Я вела
себя с ним так подло, а ведь я в общем-то не подлая. Меня же иначе вос-
питывали. Мама... - Она замолчала, стараясь проглотить сдавивший горло
комок. Она весь день избегала думать об Эллин, но сейчас образ матери
встал перед ее глазами.
- Я часто думал, какая она была. Вы всегда казались мне очень похожей
на отца.
- Мама была... Ах, Ретт, я впервые радуюсь, что она умерла и не может
меня видеть. Ведь она воспитывала меня так, чтобы я не была подлой. И
сама была со всеми такая добрая, такая хорошая. Она бы предпочла, чтоб я
голодала, но не пошла на такое. И мне всегда хотелось во всем походить
на нее, а я ни капельки на нее не похожа. Я об этом, правда, не думала -
мне о столь многом приходилось думать, - но очень хотелось быть похожей
на нее. И вовсе не хотелось быть, как папа. Я любила его, но он был...
такой... такой безразличный к людям. Я же, Ретт, иной раз очень стара-
лась хорошо относиться к людям и быть доброй к Фрэнку, а потом мне снил-
ся этот страшный сон и такой нагонял на меня страх, что хотелось выско-
чить на улицу и у всех подряд хватать деньги - не важно чьи - мои или
чужие.
Слезы ручьем текли у нее по лицу, и она так сильно сжала его руку,
что ногти впились ему в кожу.
- Что же это был за страшный сон? - Голос Ретта звучал спокойно, мяг-
ко.
- Ах, я и забыла, что вы не знаете. Так вот, стоило мне начать хорошо
относиться к людям и сказать себе, что деньги - не главное на свете, как
мне тут же снился сон: снова я была в Таре - как бы сразу после смерти
мамы и после того, как янки побывали там. Ретт, вы и представить себе не
можете... Стоит вспомнить об этом, как я вся холодею. Я снова вижу сож-
женные поместья, и такая тишина повсюду, и нечего есть. Ах, Ретт, когда
я вижу этот сон, я снова чувствую голод, как тогда.
Продолжайте.
- В общем, я снова чувствую голод, и все - и папа, и девочки, и негры
- все кругом голодные и только и делают, что твердят: "Есть хотим", - а
у меня самой в животе пусто, даже режет, и очень мне страшно. А в голове
все время вертится мысль: "Если я из этого выберусь, то никогда, никогда
больше не буду голодать". Потом во сне все исчезает, клубится серый ту-
ман, и я бегу, бегу в этом тумане, бегу так быстро, что кажется, сейчас
лопнет сердце, а за мной что-то гонится, и больно дышать, и мне поче-
му-то кажется, что если только я сумею добраться, куда бегу, все будет в
порядке. Но я сама не знаю, куда бегу. И тут я просыпаюсь, вся в холод-
ном поту от страха-до того мне страшно, что я снова буду голодать. И
когда я просыпаюсь, у меня такое чувство, что все деньги мира не в силах
спасти меня от этого страха и голода. А тут еще Фрэнк мямлил, еле пово-
рачивался, ну и я, конечно, выходила из себя и вскипала. Он, по-моему,
ничего не понимал, а я не могла ему объяснить. Я все думала, что ког-
да-нибудь отплачу ему сторицей - когда у нас будут деньги и когда у меня
пройдет этот страх перед голодом. А теперь уже поздно: он умер. Ах, ког-
да я так поступала, мне казалось, что я права, а теперь вижу: вовсе я
была не права. Если бы начать все сначала, я бы иначе себя вела.
- Хватит, - сказал он; высвободил руку из ее крепко вцепившихся
пальцев и достал чистый носовой платок. - Вытрите лицо. Это же бессмыс-
ленно - так себя терзать.
Она взяла носовой платок, вытерла мокрые от слез щеки и почувствова-
ла, что ей стало легче, словно она переложила часть бремени со своих
плеч на его широкие плечи. Он был такой уверенный в себе, такой спокой-
ный, даже легкая усмешка в уголках рта успокаивала, как бы подтверждая,
что ее смятение и терзания - пустое.
- Стало легче? Ну, теперь давайте поговорим о главном. Вы сказали,
что если бы вам довелось начать все сначала, вы вели бы себя иначе. В
самом деле? Подумайте. В самом деле вы вели бы себя иначе?
- Ну...
- Нет, вы поступали бы точно так же. Разве был у вас выбор?
- Нет.
- Тогда о чем же вы печалитесь?
- Я вела себя так низко, а он взял и умер.
- А если бы он не умер, вы продолжали бы вести себя так же низко.
Ведь насколько я понимаю, вы вовсе не жалеете о том, что вышли замуж за
Фрэнка, и командовали им, и случайно явились причиной его смерти. Вы жа-
леете лишь себя, потому что боитесь попасть в ад. Верно?
- Ну... все так перепуталось.
- Ваши моральные принципы тоже весьма путаные. Вы совсем как вор, ко-
торого поймали с поличным и который вовсе не жалеет о том, что он украл,
он очень, очень жалеет, что ему придется за это идти в тюрьму.
- Это я-то вор...
- Ах, не понимайте все буквально! Иными словами, если б в вас не за-
села эта идиотская мысль о том, что вы обречены вечно гореть в адском
пламени, вы б считали, что удачно избавились от Фрэнка.
- Ох, Ретт!
- Ох, не притворяйтесь! Вы исповедуетесь мне, но на исповеди вполне
способны сказать и правду, и красивую ложь. Ваша... м-м... совесть очень
вас мучила, когда вы соглашались... скажем, так - расстаться с этим сок-
ровищем, которое вам дороже жизни, за триста долларов?
Коньяк ударил ей в голову - перед глазами поплыли круги и все стало
нипочем. Какой смысл лгать ему? Он, казалось, всегда мог прочесть ее
мысли.
- Я, конечно, тогда не очень думала о боге... или об аде. А когда за-
думывалась... ну, я считала, что бог поймет.
- Но вы не считаете бога способным понять причины, побудившие вас
выйти за Фрэнка?
- Ретт, как вы можете так говорить о боге - вы же не верите, что он
