словами. - Разве я не сказала им, что ты - член нашей семьи?
- Какая же это защита? Вы просто сказали правду, - заявил Питер. -
Мисс Скарлетт, не должны вы иметь дело с янками, нечего вам с ними
знаться. Никакая другая леди так себя не ведет. Мисс Питти, к примеру,
даже своих маленьких туфелек об такую падаль не вытерла бы. Нет, не пон-
равится ей, когда я расскажу, что они про меня говорили.
Осуждение Питера Скарлетт восприняла гораздо болезненнее, чем все,
что говорили Фрэнк, или тетя Питти, или соседи, - ей это было настолько
неприятно, что захотелось схватить старого негра и трясти до тех пор,
пока его беззубые десны не застучат друг о друга. Питер сказал правду,
но ей неприятно было слышать это от негра, да к тому же от своего, до-
машнего. Когда уж и слуги недостаточно высокого о тебе мнения - большего
оскорбления для южанина нельзя и придумать.
- Старый пес! - буркнул Питер. - Я так думаю, мисс Питти больше не
захочет, чтобы я после этого вас возил. Нет, мэм!
- Тетя Питти захочет, чтобы ты возил меня по-прежнему, - решительно
заявила Скарлетт, - так что давай не будем больше об этом говорить.
- Со спиной у меня худо, - мрачно предупредил ее Питер. - Так она как
раз сейчас болит, что я едва сижу. А моя мисс не захочет, чтоб я разъез-
жал по городу, когда мне так худо... Мисс Скарлетт, ничего хорошего не
будет, ежели вы с янками и со всякой белой нечистью поладите, а близкие
от вас отвернутся.
Вывод был очень точный, и Скарлетт, хоть все еще и кипела от ярости,
умолкла. Да, победители одобряли ее и ее семью, а соседи - нет. Она зна-
ла все, что говорили о ней в городе. А теперь вот и Питер ее не одобряет
- даже не хочет, чтоб его видели с ней. Это уж была последняя капля.
До сих пор ей было безразлично общественное мнение, она не обращала
на него внимания и даже относилась к нему с легким презрением. Но слова
Питера разожгли в ее душе горькую обиду, вызвали желание обороняться,
породили неприязнь к соседям - совсем как к янки.
"Ну, что им до того, как я поступаю? - подумала она. - Они, должно
быть, думают, что мне нравится общаться с янки и работать, как рабыне.
Мне и так тяжело, а они делают для меня жизнь еще тяжелее. Но мне пле-
вать на то, что они думают. Я не позволю себе обращать на это внимание.
Я просто не могу сейчас обращать на это внимание. Но наступит день, нас-
тупит день..."
Да, такой день наступит! И тогда ее мир перестанет быть зыбким, тогда
она сядет, сложит ручки на коленях и будет вести себя как настоящая ле-
ди, какой была Эллин. Она снова станет беспомощной и нуждающейся в защи-
те, как и положено быть леди, и тогда все будут ее одобрять. Ах, какою
леди до кончиков ногтей она станет, когда у нее опять появятся деньги!
Тогда она сможет быть доброй и мягкой, какой была Эллин, и будет печься
о других и думать о соблюдении приличий. И страх не будет преследовать
ее день и ночь, и жизнь потечет мирно, неспешно. И у нее будет время иг-
рать с детьми и проверять, как они отвечают уроки. Будут долгие теплые
вечера, когда к ней будут приезжать другие дамы, и под шуршание нижних
юбок из тафты и ритмичное потрескивание вееров из пальмовых листьев им
будут подавать чай, и вкусные сандвичи, и пироги, и они часами будут не-
торопливо вести беседу. И она будет доброй ко всем несчастным, будет но-
сить корзинки с едой беднякам, суп и желе - больным и "прогуливать" об-
деленных судьбой в своей красивой коляске. Она станет леди по всем зако-
нам Юга - такой, какой была ее мать. И тогда все будут любить ее, как
любили Эллин, и будут говорить, какая она самоотверженная, и будут назы-
вать ее "Благодетельница"!
Она находила удовольствие в этих мыслях о будущем, - удовольствие, не
омраченное сознанием того, что у нее нет ни малейшего желания быть само-
отверженной, или щедрой, или доброй. Она хотела лишь слыть таковой. Од-
нако ее мозг был слишком примитивен, слишком невосприимчив, и она не
улавливала разницы между "быть" и "слыть". Ей достаточно было верить,
что настанет такой день, когда у нее появятся деньги и все будут одоб-
рять ее.
Да, настанет такой день! Но пока он еще не настал. Не настало еще
время, чтобы о ней перестали судачить. Она еще не может вести себя как
настоящая леди.
А Питер сдержал слово. Тетя Питти действительно пришла в невероятное
волнение, у Питера же за ночь разыгрались такие боли в спине, что он
больше не садился на козлы. С тех пор Скарлетт стала ездить одна, и мо-
золи, которые исчезли было с ее рук, появились снова.
Так прошли весенние месяцы, и холодные апрельские дожди сменились
теплом и душистой майской зеленью. Неделя бежала за неделей в трудах и
заботах, осложненных недомоганием, вызванным беременностью; с течением
времени старые друзья становились холоднее, а родные - добрее и внима-
тельнее, выводя Скарлетт из себя своей опекой и полным непониманием то-
го, что ею движет. В эти дни тревоги и борьбы среди всех, окружавших
Скарлетт, лишь один человек понимал ее, только на него она могла поло-
житься; этим человеком был Ретт Батлер. Странно, что именно он предстал
перед ней в таком свете, - непостоянный, как ртуть, и порочный, как
дьявол из преисподней. Но он сочувствовал ей, а как раз этого ей и не-
доставало, хотя меньше всего она рассчитывала встретить сочувствие у не-
го.
Он часто уезжал из города по каким-то таинственным делам в Новый Ор-
леан - он никогда не говорил, зачем туда едет, но эти поездки вызывали у
нее что-то близкое к ревности: она была уверена, что они связаны с жен-
щиной или - с женщинами. Но с тех пор как дядюшка Питер отказался возить
ее, Ретт все больше и больше времени проводил в Атланте.
Находясь в городе, он обычно играл в карты в комнатах над салуном
"Наша славная девчонка" или в баре Красотки Уотлинг, где вместе с самыми
богатыми янки и "саквояжниками" измышлял разные способы обогащения, за
что горожане презирали его не меньше, чем его собутыльников. В доме у
Скарлетт он больше не появлялся - по всей вероятности, щадя чувства
Фрэнка и Питти, которые оскорбились бы, если бы Скарлетт вздумала прини-
мать визитера, находясь в столь деликатном положении. Но так или иначе,
она сталкивалась с ним почти каждый день. Он нередко подъезжал к ней,
когда она катила в своей двуколке по пустынной Персиковой или Декейтерс-
кой дороге, где находились ее лесопилки. Завидев ее, Ретт неизменно при-
держивал лошадь, и они подолгу болтали, а иногда он привязывал лошадь к
задку двуколки, садился рядом со Скарлетт и вез ее, куда ей требовалось.
Она в эти дни быстро уставала, хоть и не любила в этом признаваться, и
всегда была рада передать ему вожжи. Он всякий раз расставался с ней до
того, как они возвращались в город, но вся Атланта знала об их встречах,
и у сплетников появилась возможность кое-что добавить к длинному перечню
проступков, совершенных Скарлетт в нарушение приличий.
Ей случалось задуматься над тем, так ли уж неожиданны были эти встре-
чи. Они становились все более частыми по мере того, как шли недели и
обстановка в городе из-за стычек с неграми накалялась. Но почему Ретт
ищет встреч с нею именно сейчас, когда она так плохо выглядит? Никаких
видов на нее у него теперь, конечно, нет, если они вообще когда-то были,
в чем она начала сомневаться. Он давно перестал подтрунивать над ней,
вспоминать ту ужасную сцену в тюрьме янки. Он перестал даже упоминать об
Эшли или ее любви к нему, ни разу - с присущими ему грубостью и невоспи-
танностью - не говорил, что "вожделеет ее". Скарлетт сочла за лучшее не
трогать лиха, пока спит тихо, и не спрашивать Ретта, почему он стал так
часто встречаться с ней. А потом она решила: все его занятия в общем-то
сводятся к игре в карты и у него так мало в Атланте добрых друзей, вот
он и ищет ее общества исключительно развлечения ради.
Но чем бы ни объяснялось его поведение, она находила его общество
приятным. Он выслушивал ее сетования по поводу упущенных покупателей и
неплатящих должников, по поводу мошенника мистера Джонсона и этой бесто-
лочи Хью. Он аплодировал ее победам, в то время как Фрэнк лишь снисходи-
тельно улыбался, а Питти в изумлении изрекала: "Батюшки!" Скарлетт была
уверена, что Ретт частенько подбрасывал ей заказчиков, так как был зна-
ком со всеми богатыми янки и "саквояжниками", но когда она спрашивала
его об этом, он неизменно все отрицал. Она прекрасно знала цену Ретту и
не доверяла ему, но настроение у нее неизменно поднималось, когда он по-
казывался из-за поворота тенистой дороги на своем большом вороном коне.
А когда он перелезал в двуколку и отбирал у нее вожаки с какой-нибудь
задиристой шуточкой, она словно расцветала и снова становилась юной хо-
хотушкой, несмотря на все свои заботы и расплывавшуюся фигуру. Она могла
болтать с ним о чем угодно, не скрывая причин, побудивших ее поступить
так или иначе, или своего подлинного мнения по поводу тех или иных ве-
щей, - болтать без умолку, не то что с Фрэнком или даже с Эшли, если уж
быть до конца откровенной с самой собой. Правда, когда она разговаривала
с Эшли, возникало много такого, чего соображения чести не позволяли ей
говорить, и эти невысказанные слова и мысли, естественно, влияли на ход
беседы. Словом, приятно было иметь такого друга, как Ретт, раз уж он по
каким-то непонятным причинам решил вести себя с ней по-доброму. Даже
очень приятно - ведь у нее в ту пору было так мало друзей.
- Ретт, - с негодованием воскликнула она вскоре после ультиматума,
который предъявил ей дядюшка Питер, - почему в этом городе люди так под-
ло относятся ко мне и так плохо обо мне говорят? Трудно даже сказать, о
ком они говорят хуже - обо мне или о "саквояжниках"! Я никогда ни во что
не вмешиваюсь и не делаю ничего плохого и...
- Если вы ничего плохого не делаете, то лишь потому, что вам не
представилось возможности, и, вероятно, люди смутно это понимают.
- Да будьте же, наконец, серьезны! Они меня доводят до исступления. А
ведь я всего-навсего хочу немного подзаработать и...
- Вы всего-навсего стараетесь быть непохожей на других женщин и
весьма преуспели в этом. А я уже говорил вам, что это грех, который не
прощает ни одно общество. Посмей быть непохожим на других - и тебя пре-
дадут анафеме! Да уже одно то, что вы с таким успехом извлекаете прибыль
из своей лесопилки, Скарлетт, является оскорблением для всех мужчин, не
сумевших преуспеть. Запомните: место благовоспитанной женщины - в доме,
и она ничего не должна знать о грубом мире дельцов.
- Но если бы я сидела дома, у меня уже давно не осталось бы крыши над
головой.
- Зато вы голодали бы гордо, как положено благородной даме.
- Чепуха! Посмотрите на миссис Мерриуэзер. Она торгует пирогами, кор-
мит ими янки, что много худее, чем иметь лесопилку, а миссис Элсинг шьет
и держит постояльцев, а Фэнни расписывает фарфор, делает уродливейшие
вещи, которые никому не нужны, но все их покупают, чтобы поддержать ее,
а...
- Но вы упускаете из виду главное, моя кошечка. Эти дамы ведь не пре-
успели, а потому это не задевает легкоранимую гордость южных джентльме-
нов, их родственников. Про них мужчины всегда могут сказать: "Бедные ми-
лые дурочки, как они стараются! Ну ладно, сделаем вид, что они нам очень
помогают". А кроме того, вышеупомянутые дамы не получают никакого удо-
вольствия от своей работы. Они всем и каждому дают понять, что только и
ждут, когда какой-нибудь мужчина избавит их от этого неженского бремени.
Поэтому их все жалеют. А вы явно любите свою работу и явно не позволите
никакому мужчине занять ваше место, вот почему никто не жалеет вас. И
Атланта никогда вам этого не простит. Ведь так приятно жалеть людей.
- О господи, хоть бы вы иногда бывали серьезны.
- А вы когда-нибудь слышали восточную поговорку: "Собаки лают, а ка-
