систое, зеленое, и вид хлопковых полей принес успокоение и усладу ее
исстрадавшемуся сердцу. Тара на восходе солнца казалась таким любовно
ухоженным, мирным поместьем, хотя хозяин его и лежал в гробу. Приземис-
тый курятник был обмазан глиной от крыс и ласок, а сверху побелен, как и
бревенчатая конюшня. Ряды кукурузы, ярко-желтой тыквы, гороха и репы бы-
ли тщательно прополоты и аккуратно огорожены дубовыми кольями. Во фрук-
товом саду все сорняки были выполоты и под длинными рядами деревьев рос-
ли лишь маргаритки. Солнце слегка поблескивало на яблоках и пушистых ро-
зовых персиках, полускрытых зеленой листвой. А дальше извилистыми рядами
стояли кусты хлопчатника, неподвижные и зеленые под золотым от солнца
небом. Куры и утки важно, вперевалку направлялись в поля, где под куста-
ми хлопка в мягкой, вспаханной земле водились вкусные жирные черви и
слизняки.
И сердце Скарлетт преисполнилось теплых чувств и благодарности к Уил-
лу, который содержал все это в таком порядке. При всей свой любви к Эшли
она понимала, что он не мог внести в процветание Тары существенный
вклад, - таких результатов мог добиться не плантатор-аристократ, а
только трудяга, не знающий устали "маленький фермер", который любит свою
землю. Ведь Тара сейчас была всего лишь двухлошадной фермой, а не барс-
кой плантацией былых времен с выгонами, где паслось множество мулов и
отличных лошадей, с хлопковыми и кукурузными полями, простиравшимися на
сколько хватал глаз. Но все, что у них осталось, было отменное, а наста-
нут лучшие времена - и можно будет вновь поднять эти акры заброшенной
земли, лежавшие под парами, - земля будет только лучше плодоносить после
такого отдыха.
Уилл не просто сумел обработать какую-то часть земель. Он сумел пос-
тавить твердый заслон двум врагам плантаторов Джорджии - сосне-сеянцу и
зарослям ежевики. Они не проникли исподтишка на огород, на выгон, на
хлопковые поля, на лужайку и не разрослись нахально у крыльца Тары, как
это было на бесчисленном множестве других плантаций по всему штату.
Сердце у Скарлетт замерло, когда она вспомнила, как близка была Тара
к запустению. Да, они с Уиллом неплохо потрудились. Они сумели выстоять
против янки, "саквояжников" и натиска природы. А главное, Уилл сказал,
что теперь, после того как осенью они соберут хлопок, ей уже не придется
посылать сюда деньги, - если, конечно, какой-нибудь "саквояжник" не по-
зарится на Тару и не заставит повысить налоги. Скарлетт понимала, что
Уиллу тяжело придется без ее помощи, но она восхищалась его стремлением
к независимости и уважала его за это. Пока он работал на нее, он брал ее
деньги, но сейчас, когда он станет ее шурином и хозяином в доме, он хо-
чет полагаться лишь на собственные силы. Да, это господь послал ей Уил-
ла.
Порк еще накануне вырыл могилу рядом с могилой Эллин и сейчас застыл
с лопатой в руке возле горы влажной красной глины, которую ему предстоя-
ло скоро сбросить назад в могилу. Скарлетт стояла чуть позади него в
пятнистой тени сучковатого низкорослого кедра, обрызганная горячим солн-
цем июньского утра, и старалась не глядеть на разверстую красную яму.
Вот на дорожке, ведущей от дома, показались Джим Тарлтон, маленький Хью
Манро, Алекс Фонтейн и младший внук старика Макра - они несли гроб с те-
лом Джералда на двух дубовых досках и двигались медленно и неуклюжие. За
ними на почтительном расстоянии беспорядочной толпой следовали соседи и
друзья, плохо одетые, молчаливые. Когда они вышли на залитую солнцем до-
рожку, пересекавшую огород, Порк опустил голову на ручку лопаты и разры-
дался, и Скарлетт, поглядев на него просто так, без любопытства, вдруг с
удивлением обнаружила, что в завитках у него на затылке, таких
угольно-черных всего несколько месяцев тому назад, когда она уезжала в
Атланту, появилась седина.
Она устало поблагодарила бога за то, что выплакала все слезы накануне
и теперь может держаться прямо, с сухими глазами. Ее бесконечно раздра-
жали рыдания Сьюлин, которая стояла сзади, за ее спиной; Скарлетт сжала
кулаки - так бы развернулась и смазала по этому распухшему лицу. Ведь
это же она, Сью, - преднамеренно или непреднамеренно, - свела в могилу
отца, и ей следовало бы приличия ради держать себя в руках в присутствии
возмущенных соседей. Ни один человек ни слова не сказал ей в то утро, ни
один с сочувствием не поглядел на нее. Они, молча целовали Скарлетт, по-
жимали ей руку, шептали теплые слова Кэррин и даже Порку и смотрели
сквозь Сьюлин, словно ее и не было.
По их мнению, она не просто довела до гибели своего отца. Она пыта-
лась заставить его предать Юг. Тем самым, в глазах этой мрачной, тесно
спаянной группы, она как бы предала их всех, обесчестила. Она прорубила
брешь в монолите, каким было для всего окружающего мира это графство.
Своей попыткой получить деньги у правительства янки она поставила себя в
один ряд с "саквояжниками" и подлипалами, врагами куда более ненавистны-
ми, чем в свое время солдаты-янки. Она, женщина из старой, преданной
Конфедерации семьи, - семьи плантатора, пошла на поклон к врагу и тем
самым навлекла позор на каждую семью в графстве.
Все, кто был на похоронах, невзирая на горе, кипели от возмущения, а
особенно трое: старик Макра, приятель Джералда еще с тех времен, когда
тот перебрался сюда из Саванны; бабуля Фонтейн, которая любила Джералда,
потому что он был мужем Эллин, и миссис Тарлтон, которая дружила с ним
больше, чем с кем-либо из своих соседей, потому что, как она частенько
говорила, он единственный во всем графстве способен отличить жеребца от
мерина.
При виде свирепых лиц этой тройки в затененной гостиной, где лежал
Джералд, Эшли и Уиллу стало не по себе, и они поспешили удалиться в ка-
бинет Эллин, чтобы посоветоваться.
- Кто-то из них непременно скажет что-нибудь про Сьюлин, - заявил
Уилл и перекусил пополам свою соломинку. - Они считают, что это будет
только справедливо - сказать свое слово. Может, оно и так. Не мне су-
дить. Но, Эшли, правы они или нет, нам ведь придется им ответить, раз мы
члены одной семьи, и тогда пойдет свара. Со стариком Макра никто не сов-
ладает, потому что он глухой как столб и ничего не слышит, даже когда
ему кричишь на ухо. И вы знаете, что на всем белом свете нет человека,
который мог бы помешать бабуле Фонтейн выложить то, что у нее на уме.
Ну, а миссис Тарлтон - вы видели, как она закатывает свои рыжие глаза
всякий раз, когда смотрит на Сьюлин? Она уже навострила уши и ждет не
дождется удобной минуты. Если они что скажут, нам придется с ними
схлестнуться, а у нас в Таре и без ссор с соседями хватает забот.
Эшли мучительно вздохнул. Он знал нрав своих соседей лучше Уилла и
помнил, что до войны добрая половина ссор и даже выстрелов возникала
из-за существовавшей в округе привычки сказать несколько слов над гробом
соседа, отбывшего в мир иной. Как правило, это были панегирики, но слу-
чалось и другое. Иной раз в речах, произносимых с величайшим уважением,
исстрадавшиеся родственники покойного усматривали нечто совсем иное, и
не успевали последние лопаты земли упасть на гроб, как начиналась свара.
Из-за отсутствия священника отпевать покойного предстояло Эшли, кото-
рый решил провести службу с помощью молитвенника Кэррин, ибо мето-
дистские и баптистские священники Джонсборо и Фейетвилла тактично отка-
зались приехать. Кэррин, будучи куда более истой католичкой, чем ее
сестры, ужасно расстроилась из-за того, что Скарлетт не подумала о том,
чтобы привезти с собой священника из Атланты, - успокоилась она лишь,
когда ей сказали, что священник, который приедет венчать Уилла и Сьюлин,
может прочесть молитвы и на могиле Джералда. Это она, решительно восстав
против приглашения кого-либо из протестантских священников, живших по
соседству, попросила Эшли отслужить службу и отметила в своем молитвен-
нике то, что следовало прочесть. Эшли стоял, облокотясь на старый секре-
тер; он понимал, что предотвращать свару придется ему, а зная горячий
нрав обитателей округи, просто не мог придумать, как быть.
- Не помешать нам этому, Уилл, - сказал он, ероша свои светлые воло-
сы. - Не могу же я пристукнуть бабулю Фонтейн или старика Макра и не мо-
гу зажать рот миссис Тарлтон. А уж они непременно скажут, что Сьюлин
убийца и предательница и если бы не она, мистер О'Хара был бы жив. Черт
бы подрал этот обычай произносить речи над покойником! Дикость какая-то.
- Послушайте, Эшли, - медленно произнес Уилл. - Я ведь вовсе не тре-
бую, чтоб никто слова не сказал про Сьюлин, что бы там ни думали. Пре-
доставьте все мне. Когда вы прочтете что надо и произнесете молитвы, вы
спросите: "Кто-нибудь хочет что-нибудь сказать?" - и посмотрите на меня,
чтобы я мог выступить первым.
А Скарлетт, наблюдавшей за тем, с каким трудом несут гроб по узкой
тропинке, и в голову не приходило, что после похорон может вспыхнуть
свара. На сердце у нее лежала свинцовая тяжесть: она думала о том, что,
хороня Джералда, хоронит последнее звено в цепи, связывавшей ее с былы-
ми, безоблачно счастливыми днями легкой, беззаботной жизни.
Наконец носильщики опустили гроб у могилы и встали рядом, сжимая и
разжимая затекшие пальцы. Эшли, Мелани и Уилл прошли друг за другом в
ограду и встали подле дочерей О'Хара. За ними стояли ближайшие соседи -
все, кто мог протиснуться, а все прочие остались снаружи, за кирпичной
стеной. Скарлетт впервые видела их всех и была удивлена и тронута тем,
что собралось так много народу. До чего же милые люди - все приехали,
хотя лошадей почти ни у кого нет. А стояло у гроба человек пятьдесят -
шестьдесят, причем иные прибыли издалека - и как только они успели уз-
нать и вовремя приехать! Тут были целые семьи из Джонсборо, Фейетвилла и
Лавджоя вместе со слугами-неграми. Было много мелких фермеров из-за ре-
ки, и какие-то "недоумки" из лесной глуши, и обитатели болотистой низи-
ны. Болотные жители были все гиганты, худые, бородатые, в домотканых
одеждах и в енотовых шапках, с ружьем, прижатым к боку, с табачной жвач-
кой за щекой. С ними приехали их женщины - они стояли, глубоко увязнув
босыми ногами в мягкой красной земле, оттопырив нижнюю губу, за которой
лежал кусок жвачки. Из-под оборок чепцов выглядывали худые, малярийные,
но чисто вымытые лица; тщательно наглаженные ситцевые платья блестели от
крахмала.
Все ближайшие соседи явились в полном составе. Бабуля Фонтейн, высох-
шая, сморщенная, желтая, похожая на старую рябую птицу, стояла, опираясь
на палку; за ней стояли Салли Манро-Фонтейн и Молодая Хозяйка Фонтейн.
Они тщетно пытались шепотом уговорить старуху сесть на кирпичную стену и
даже упорно тянули ее за юбки, но все напрасно. Мужа бабули Фонтейн,
старого доктора, с ними уже не было. Он умер два месяца тому назад, и
лукавый живой блеск в ее старых глазах потух. Кэтлин Калверт-Хилтон сто-
яла одна - а как же иначе: ведь ее муж способствовал этой трагедии; выц-
ветший чепец скрывал ее склоненное лицо. Скарлетт с изумлением * Так на-
зывали белых бедняков на Юге. увидела, что ее перкалевое платье - все в
жирных пятнах, а руки - грязные и в веснушках. Даже под ногтями у нее
была чернота. Да, в Кэтлин ничего не осталось от ее благородных предков.
Она выглядела как самый настоящий "недоумок" - и даже хуже. Как белая
рвань без роду без племени, неопрятная, никудышная.
"Этак она скоро и табак начнет нюхать, если уже не нюхает, - в ужасе
подумала Скарлетт. - Великий боже! Какое падение!"
Она вздрогнула и отвела взгляд от Кэтлин, поняв, сколь не глубока
пропасть, отделяющая людей благородных от бедняков.
"А ведь и я такая же - только у меня побольше практической сметки", -
подумала она и почувствовала прилив гордости, вспомнив, что после пора-
