несколько раз повторила тот же вопрос, но не отозвался.
"Вот я и в самом деле сделался невидимым, хе-хе!" - сказал он про се-
бя; но ничего больше ему на ум не пришло. И сердце его от этого не зако-
лотилось сильнее.
- Яков, пойди сюда и коснись края моего платья, тогда ты опять ста-
нешь видим.
- Да я вовсе не желаю становиться видимым, - пробурчал тот, - разве
что вы позволите мне потрогать не только край,
Все же он пришлепал в своих сандалиях; но прежде, чем он схватил ее
за прозрачную одежду, она сказала, правда, вполголоса, но с устрашающей
свирепостью:
- Яков! Ты должен убить короля!
Как на тупо было это человеческое существо, но оно покачнулось, лицо
посерело, монашек долго не мог вымолвить слова, наконец из груди его
вырвался жалобный стон. Пока он безмолвствовал, он видел, как ужасы веч-
ного проклятия, подобно языкам пламени, вырываются из уст этого дьявола
в образе дамы. Под ее покрывалом он вдруг разглядел конское копыто, да
еще какое!
- Слушайся меня, Яков, тебя ждет блестящая судьба. Если ты убьешь ко-
роля, три твои желания будут исполнены. Ты можешь требовать карди-
нальскую шапку. Ты будешь богат. Третье я подарю, тебе сама. - И она без
обиняков предложила ему свои прелести. Голос ее стал воркующим, она вся-
чески стала обольщать его, увидела, что он дрожит, как осиновый лист,
что у него течет слюна, и, приведя этого дуралея в подобное состояние,
она открыла ему, что король - такой же человек, как и все. И умирает
всего один раз и остается мертвым навсегда. - А тебя пусть они ищут, ты
же невидим. Яков, где ты?
- Хе-хе, у тебя! - отвечал он, покряхтывая от удовольствия, ибо нако-
нец понял и уже ни о чем не тревожился.
- Но только, когда ты убьешь короля и сделаешься кардиналом. Только
кардинал может прийти ко мне! - Это она сказала холодно и пренебрежи-
тельно, быстро окинув взглядом стоявшего перед нею парня. "Слишком жирен
этот олух, чтобы ловко заколоть Валуа. Пусть сначала попостится, а для
прояснения мозгов пусть принимает с пищей порошки, хоть он и так - точно
воск в моих руках. В монастыре его запугают огненными бесами на случай,
если этот осел вздумает кобениться. Да он и не будет, теперь он мой".
Тут она Дернула шнурок звонка.
- Вывести вонючку и проветрить здесь!
Она подошла к окну, как была, полуголая, а внизу сбежалась целая тол-
па, возвышенной духом молодежи, чтобы лицезреть ее особу. Она спокойно
дала им повосхищаться собой, ибо окно доходило до полу. В своей страст-
ной гордости она перерастала самое себя, и солнечный глаз неба, на кото-
рый она смотрела, не ослеплял ее.
- Я - дерзну.
НОЧЬ С УБИЙЦЕЙ
Когда последний Валуа бежал из замка Лувр, он вспомнил о своем кузене
Наварре, и ему захотелось, чтобы тот был здесь, рядом. "Будь он со мной,
Париж стал бы все же немного поменьше - стольким бы мы отрубили голову.
Этот город слишком огромен, надо пустить ему кровь. Я единственный ко-
роль, который постоянно жил в нем и украшал его своим королевским дво-
ром. Публичная казнь Гиза должна стать народным празднеством".
Разгоряченный и озлобленный, бедный король все же мог без помех пре-
даваться своим мыслям. Гиз тайком оставил для него один незанятый выход,
и король бежал с согласия своего врага, который наконец от него отделал-
ся и захватил власть в столице. Перед каретой короля шла его гвардия, он
ехал шагом до "своего нового местопребывания, ни на миг не забывая о
своем кузене Наварре. "О, если б я выслал ему навстречу Жуайеза и мое
лучшее войско, но не для того, чтобы он его разбил, нет, - чтобы они,
объединившись, двинулись на Париж и освободили меня!"
Однако, поразмыслив, он признал, что это было бы невозможно. Его ка-
толическая армия не захотела бы подчиниться такому приказу. "С другой
стороны, если бы кузен-протестант дошел до Парижа, мне пришлось бы расп-
роститься с короной", - так сказал себе Валуа, хоть и не вполне уверен-
но. Он был слишком несчастлив, чтобы именно сейчас покончить со своим
недоверием. Наоборот, он держался за него, только оно придавало ему сил.
"Да и с жизнью мне бы пришлось расстаться", - настаивал он из упрямства.
Сам Генрих очень боялся яда, вот уже два месяца, с тех пор как умер
его кузен Конде. Принца Конде отравили, и сделала это его собственна"
жена, как предполагал Генрих. Он тут же решил, что на это способна и
бедняжка Марго, ибо, попав во власть бессмысленной ненависти, она утра-
тила всякое душевное равновесие. Генрих, который любил поесть и прежде
повсюду беззаботно заходил в гости к своим подданным, вдруг требует,
чтобы ему готовили в запертой кухне, под особым наблюдением. Кузена Кон-
де рвал всю ночь. На другое утро он завтракает стоя, намеревается сыг-
рать в шахматы, но опять начинается страшная рвота, и он умирает; кожа
тут же начинает чернеть. "Я оплакиваю в нем то, чем он мог быть для ме-
ня. А такого, какой он был, - мне его не жалко".
Двадцать четыре убийцы, одного за другим, подсылали в те времена к
королю Наваррскому. Несчастный Валуа втайне все еще надеялся, что кузен
придет к нему на помощь, другие же старались это предотвратить. Погова-
ривали, будто Генрих умер - такой слух пускают обычно те, кому это вы-
годно, - а иные могут даже сообщить подробности. Герцог Гиз сейчас же
поспешил осведомиться у короля Франции, правда ли это. Но король выразил
лишь надежду, что его кузен Наварра жив; после смерти Конде он отправил
к нему своих посланцев и прежде всего господина де Монморанси. Это была
действительно его последняя попытка побудить единственного оставшегося в
живых вождя протестантов перейти в католицизм. Ведь после этого Генрих
становится бесспорным наследником престола. Никто не верил, что его про-
тестанты могли от него отпасть, с тех пор как погиб его соперник, притя-
зающий стать их главой. И все-таки. Генрих знает этих людей. И знает
также, что должен ходить прямыми путями, ибо окольные могут быть приняты
за слабость. Его внутренняя стойкость не допустит измены и отвергнет
преждевременный соблазн. И лишь в будущем, когда Генрих уже завоюет и
объединит королевство после всех, еще предстоящих трудов и тягот, когда
он, уже седой, будет обладать испытанной - силой я властью - и делать
это ради них уже будет не нужно, - только тогда он по доброй воле пойдет
к обедне. Но не раньше. А чтобы его только терпели - ни за что!
И все же храбрец Генрих боялся яда и ножа, ибо от них не защитишься,
как защищается солдат и как защищается совесть. "Нож еще страшнее яда:
он угрожает не только во время еды. Когда я нахожусь среди людей, в лю-
бую минуту у меня по спине может пробежать холодок: ведь я и не увижу,
как кто-то позади меня выхватит нож из рукава. Короткий нож очень легко
припрятать, особенно в широком рукаве монаха. Однажды ко мне явился
знатный дворянин, он не знал французского языка и латыни не знал; его
прошение было написано на пергаменте, он извлек свиток из футляра, и
кинжал сам собой скользнул ему в руку. Мне пришлось мгновенно схватить
его за руку и вывернуть кисть! А капитана Сакремора, наоборот, поймали
мои люди. Улики налицо, все совпадает, его подослали ко мне. Иначе я бы
никогда не поверил, что на это способен столь храбрый офицер. Убийцы -
трусы, а мне приходится их постоянно бояться! Я хочу в конце концов вы-
пить с одним из них вина, приглядеться к его ладу и повадкам".
Это было в неракском замке. Вечером он выслал всех из комнаты, прика-
зал ввести пленника, снять с него кандалы и остался с глазу на глаз со
своим убийцей; их разделял только стол.
- Капитан Сакремор, мне хочется услышать от вас, как убивают. Каково
быть убитым - это мне, может быть, тоже придется испытать, но не вы ме-
ня" убьете. Расскажите мне об убийстве из-за угла, смело и честно, как
солдат. Ну?
У офицера были злые глаза, а так - красавец Но то была красота опус-
тошенного человека, выродка. Сидел, вежливо наклонив голову, чистокров-
ный дворянин родом из Италии, язвительная ирония в его чертах уже гово-
рила за себя. Он не ответил. Генрих подвинул к нему стакан с вином;
пленник чопорно поблагодарил и выпил до дна. - А ведь вас, может быть,
отравили, капитан Сакремор.
Капитан вежливо высказал свое удивление:
- Сир! У вас же есть столько других способов убить меня!
- И какой, по-вашему, я выберу?
- Достойнейший, сир, - поединок, - сказал убийца, прикрыв свою хит-
рость легкомыслием.
- Господин Шарль де Вира г, я не шучу. Вы прибыли в нашу страну с
прежним канцлером, который заточал в тюрьмы наших поместных дворян и там
душил их, чтобы старая королева могла унаследовать их достояние. Вам
обещано, если вы меня убьете, куча золотых пистолей испанской чеканки.
Благодаря вашим успехам на поле боя вам дали имя "Сакремор" [29], но вы
по природе все-таки Бираг.
- Сир, вам угодно меня позорить, я же, наоборот. Предлагаю вам честно
сразиться. Как ваш убийца, я стал вам равен, поэтому вы здесь и сидите
со мною так поздно, в мертвой тишине ночи.
- Знаю, - отозвался Генрих. - В этот час вы мне равны. Скажите, что
бы вы сделали, если бы ваша затея вам удалась?
- Я бы остался служить у короля Франции - он же и направил меня сюда.
- Вы лжете и лгала бы, даже если бы золото, которым набиты ваши кар-
маны, не было испанским.
- Согласен, - кивнул Бираг. - Но в этом королевстве я действительно
бы остался, ибо самое слабое государство для меня самое лучшее. Обитате-
ли страны, где я живу, должны враждовать со всем светом и с самими собой
- тогда они мне поистине соотечественники и служат моему делу. Я знаю,
сир, что если вы останетесь живы, то все это измените: Вот почему я по-
кушался вас убить и, пошел бы на это даже без всяких денег.
Тут Генрих увидел, что в мерзости человек может идти прямым путем и
быть стойким. Никогда бы он этого не подумал. - Сакремор, вы достойны
вашего боевого прозвища или почти достойны. - С этими словами он выложил
свой кинжал на середину стола. - Ну, кто первый, Сакремор I.
Едва он произнес эти слова, как рука убийцы рванулась к кинжалу, но
натолкнулась на руку Генриха. Враги тотчас отняли руки и опустили их под
стол. Лишь взоров они не отводили, вливаясь друг в друга глазами, гото-
вые к прыжку, подстерегая, содрогаясь от особого наслаждения этой схват-
ки. Тем временем Генрих придумал, чем ошеломить врага.
- Сакремор, не ждите больше денег из Испания.
Я дал туда знать, что вы их предали и теперь работаете на меня.
Услышав это, убийца оскалил зубы, в своей ненависти он уже перестал
быть красавцем. Его пылающая злобой рожа вызывала невольный ужас, может
быть, поэтому ему и дали такое имя; тут он улучшил минуту и схватил кин-
жал. Генриху оставалось только опрокинуть стол, что он и сделал. Стол
был тяжелый; чтобы не быть придавленным, убийце пришлось пустить в ход
обе руки, и он выронил кинжал. Поднявшись, он бросился к двери, выскочил
в открытую галерею и припустился по ней, легкий, точно девчонка.
- Сакремор! Останьтесь. У меня вы заработаете одного денег.
Пиф-паф, - кто-то скатился с лестницы. Оказывается, выстрелил часовой
во дворе. И нет больше Сакремора.
"А жаль! Смелый малый, и у меня он опять стал бы честным. Погибнуть
случайно, и после такой ночи!" Генрих совсем позабыл, что он сам выдер-
жал эту ночь и это испытание. Не нужно дрожать даже перед убийцей.
ЗОВ
Валуа тоже отбивался от убийц своего королевства и своих собственных;
сидел с ними вместе за столом и жил под вечной угрозой. В те дни он соз-
вал в Блуа Генеральные штаты. Король искал там убежища; и сейчас же за
ним отправился Гиз, да и вожаки Лиги преследовали его по пятам, все
шестнадцать; каждый ведал одним кварталом в Париже. Кроме того, туда пе-
реправили всякий сброд из столицы: он должен явиться угрозой для благо-
