и ему не остался чужд. Но это его дело. По мере того как он приближался
к престолу, он показал миру, что можно быть сильным, оставаясь человеч-
ным, и что, защищая ясность разума, защищаешь и государство.
IX. МЕРТВЕЦЫ ПРИ ДОРОГЕ
КТО ОТВАЖИТСЯ НА ЭТО?
9 мая 1588 года герцог Гиз с горсточкой офицеров тайком пробирается в
Париж. Король передал ему просьбу, смиренную просьбу, чтобы он не появ-
лялся. Валуа знает: само присутствие Гиза ускорит или гибель короля, или
же приведет к гибели противника. Кто из них пойдет на риск, и пойдет
первым? Гиз в свое время уничтожил иноземную армию гугенотов, а королев-
ское войско под командой Жуайеза было, наоборот, разбито Наваррой. И
все-таки несчастный король попытался изобразить победителя; а теперь и
народ и почтенные горожане единодушно его презирают. Парламентарии, вер-
ховные судьи королевства - почти единственные, кто еще держит сторону
короля; эти-то думать умеют. При столь неясном положении отклоняться от
закона опасно, а закон - это король. Но кому они скажут, кому могут
объяснить? Ни богачам, которым Гиз, а не угасающий Валуа гарантирует со-
хранность их денег, ни взволнованным простолюдинам на улицах, вопящим о
голоде. Голодать им не впервой, и нет никаких оснований предполагать,
что в ближайшее время не придется наложить на себя еще более строгий
пост. Толпа, допустив однажды неверный выбор вожака, совершает и дальше
одни глупости. Эти люди - за Гиза, а он, оказывается, авантюрист и ар-
хиплут, подкупленный врагом. Их противоестественная приверженность к не-
му порождает в них ярость и страх - так сопротивляется их совесть, но
они этого не понимают. В Париже расстройство умов, потому и кричат о во-
ображаемом голоде.
Гиз со своими пятью - шестью всадниками добирается до многолюдной
улицы, все еще не узнанный, закрывая лицо шляпой и плащом. Город, осо-
бенно многочисленные монастыри, битком набит его войсками, он может их
кликнуть, где бы он ни оказался. Но Гиз разыгрывает бесстрашного и та-
инственного рыцаря, чтобы произвести впечатление. Ему почти сорок лет, у
него куча сыновей, но он все еще держится за ошеломляющую и грубую теат-
ральность тех приемов, с какими выступают на сцене люди, не имеющие к
тому призвания. Некий молодой человек, которому это поручено, стаскива-
ет, плутишка, с таинственного всадника шляпу и плащ и кричит звонким го-
лосом: - Откройтесь, благородный рыцарь!
А в это время в замке Лувр очень старая королева, мадам Екатерина,
говорила королю: - Гиз - это костыль моей старости. - А сын тяжелым
взглядом смотрел на виновницу Варфоломеевской ночи, последствия которой
обрушились теперь на него, эго было ему ясно и без особых донесений.
Впрочем, и они не заставили себя ждать. С приездом герцога Гиза тут же
пошла молва о его необычайной популярности. - Мы спасены! - воскликнула
первой некая изысканная дама, обращаясь к герцогу, и сняла маску, закры-
вавшую ей верхнюю часть лица. - Дорогой повелитель, мы спасены! - И тут
по всей улице прокатилась волна восторгга. Значит, голоду конец, вождь
изгоняет призрак голода! Льются слезы радости. А сапоги, которые свеши-
ваются с коня, можно просто облобызать. К герцогу старались прикоснуться
четками, чтобы он их освятил, и, конечно, в сутолоке немало народу и пе-
редавили.
Пока полковник-корсиканец все это докладывал, король на него ни разу
не взглянул. Он не сводил глаз с матери, и она это чувствовала, ибо
взгляд у него был тяжелый. Она же бормотала себе под нос: - Гиз - кос-
тыль моей старости. - Все это говорилось лишь для того, чтобы утвердить
себя в своей глупости и настаивать на ней даже во вред себе; а ведь мог-
ла бы уж прийти минута просветления. Лицо у королевы стало совсем зем-
листое - ну, прямо земля на погосте; казалось, старуха туда и возвраща-
ется, когда пошла прочь, нащупывая костылем дорогу, постукивая, шаркая,
делая зигзаги и все больше скрючиваясь; под конец она согнулась пополам.
Корсиканский полковник излагал свое мнение, ибо его заверили, что со-
вершенно так же смотрит на дело и король: герцога необходимо заколоть.
Присутствовавшее тут же духовное лицо одобрило эту мысль, сославшись на
подходящую цитату из священного писания. Несколько наиболее решительных
придворных поддержали его, и король не возражал; его молчание они приня-
ли за согласие. Между собой они начали обсуждать, много ли еще осталось
вооруженных сил у короля и после того, как все свершится, можно ли будет
сдерживать противника страхом до прихода подкрепления. Но тут снова поя-
вилась мать Валуа, а с нею Гиз собственной персоной. Уже не красавец
Гиз, не гордый герой. На его пути к королю его милостивые обращения не
встретили ответа, а начальник гвардии Крийон еще глубже надвинул шляпу.
Тогда герцог понял, что его ожидает. Бледный и ошеломленный, вошел он в
королевскую опочивальню. Но его сопровождала старуха, и король не подал
знак кинжалам, потому что здесь была старуха. Во всем замке Лувр, из
всего его дома, члены которого перемерли или взбунтовались против него,
оставалась только мать, которая и довела его до всего этого. Потому-то
он страшился ее, как самой судьбы. В ее присутствии нельзя было допус-
тить даже мысли о том, чтобы призвать на помощь спасительные кинжалы. Он
сделал герцогу короткий выговор и повернулся к нему спиной.
Гиз без сил упал на ларь. От близости огромного шрама один глаз у не-
го слезился, и казалось, Гиз плачет. Он все видел, видел страх короля.
"Такой же мучительный страх, как и у меня", - подумал Гиз. Но он, верно,
понял, почему лицо короля исказилось. Решение убить отменено только на
сегодня. В дальнем углу старая королева старалась успокоить сына; Гиз
поспешил убраться. "Слава творцу, я еще жив, а там мой народ, он проник
даже во двор Лувра, чтобы вызволить меня отсюда. Я опять герой. Слава
творцу, теперь уж мы будем действовать решительно".
Так думают люди, когда их застигнут врасплох. На самом деле лотарин-
гец не собирался строить баррикады и, давать королю сражение в его сто-
лице; он только все подготовил к тому, что это должно было случиться. Но
когда, уже почти достигнув цели, он вдруг отступил и предпочел бы лечь
спать, чем сражаться, его посетил Мендоса, посол дона Филиппа, и загово-
рил с ним резко и повелительно. Настоящий хозяин Гиза мог ведь герцога и
принудить. Не позже как через три дня Франция должна быть охвачена меж-
доусобной войной, такова воля мирового владыки. Гиза не удостоили объяс-
нением причин, но ему сообщили важные вести: Армада наконец готова и мо-
жет двинуться на Англию. Этот флот снаряжали в течение многих лет, и он
был снабжен всем необходимым на годы, хотя переезд в Англию мог занять
самое большее две недели. Так вот, ему нужно предоставить возможность
без опаски заходить по пути во французские гавани. Владыка мира, не же-
лал встречаться ни с кем из своих враговфранцузов. Он был по природе то-
чен и осторожен. Поэтому в течение трех дней в Париже должны быть пост-
роены баррикады из бочек с песком. Король в окна своего Лувра уже давно
видел, как их везут вверх по реке. Так как он, оказавшись в безвыходном
положении, призвал в город небольшое число швейцарских и, немецких наем-
ников, это послужило последним предлогом к восстанию. Чужеземцы были
разбиты превосходящими силами противника, они падали на колени и возде-
вали руки, державшие четки. Королю пришлось просить за своих солдат, ко-
торые остались в живых. Он просил самого герцога Гиза, почему тот совсем
утратил смелость, и уже был не в силах поднять руку, на короля; Мендоса
же требовал от него именно этого.
Так как ни один из них не решался убить другого, началась великая
смута, и улицы целыми днями были во власти монахов, которые под гул на-
бата усердно призывали к резне. Не теряла времени и сестра Гиза, фурия
священной Лиги: со своего балкона она призывала к убийству шумную толпу
возвышенной духом молодежи. - Молодежь... Молодежь всегда возвышенна, -
твердила она, и все эти будущие адвокаты, проповедники и живописцы вери-
ли ей. Их худосочие легко было принять за убеждения. В дни торопливых,
необдуманных действий молодежь обычно пользуется большим авторитетом.
Герцогиня де Монпансье, несмотря на свою распаленность, все же читала в
людских лицах; там, внизу, среди толпы ее почитателей, она отметила одно
лицо, и видела она его не впервые. Если у человека такое лицо, он может
пригодиться. И она позвала наверх молодого послушника.
Она сделала все, чтобы ошеломить его, надела на свое статное тело
прозрачные одежды, опрыскала спальню душистой водой; волосы, черные, как
вороново крыло (впрочем, (уже крашеные), пышные груди, серебряные звез-
ды, осыпавшие ее с головы до ног; затем оглядела себя и решила, что все-
го этого достаточно, хотя страсти и оставили на ее лице свои разруши-
тельные, следы. "Тридцать шесть лет - другой мужчина решил бы, пожалуй,
что поздновато, - говорила себе знатная дама. - Но не двадцатилетний
увалень-монах, который в первый раз за свою жизнь увидит постель герцо-
гини". Спросила она себя также: "Что мне делать и далеко ли я должна
зайти?" Насколько того потребует дело, отвечали ее сильные полные плечи,
которые то поднимались, то опускались.
"Я знаю, к чему стремлюсь, и хочу дойди до конца. Этого нет у мужчин,
даже у моего обожаемого Гиза, который вот-вот должен взойти на французс-
кий престол. Нужно нанести всего лишь один, одинединственный удар, а это
его и пугает; но не сестру. Она в конце концов нанесла бы такой удар
собственной рукой. Рука у меня сильная, тело не слабее, чем у брата,
плечи широкие. Я сама могла бы стать героем в нашем роду, если бы не
кое-какие мелочи, которые делают меня женщиной; вот я ими и воспользу-
юсь".
Она подала знак, прибежали слуги, привели монаха, втолкнули его в
комнату и сейчас же закрыли за ним дверь. Богиня осталась наедине с ка-
ким-то коричневым созданием, оно явилось с улицы, и от него ужасно воня-
ло. Душистая вода была бессильна против запаха немытого тела, и он тот-
час заполнил комнату; но дама мужественно стерпела. Она заговорила с мо-
нахом, а тот таращил глаза, причмокивал толстыми губами, и, засунув руки
в широкие рукава своей монашеской одежды, этот увалень потирал их; вид-
но, он бы охотно вытащил их оттуда и пощупал живую плоть. И никакой ро-
бости, ведь нынче все перемешалось, всем одинаковая цена в глазах свя-
щенной Лиги. Посмотрите, что делается на улицах, хотя бы за бочками с
песком: лежат друг на дружке офицеры да рыцари - мы их прикончили. А же-
ны нам остались. Хе-хе! Возвышенная молодежь, - так она, кажется, гово-
рит.
- Как тебя зову!? - спросила герцогиня столь строгим тоном, что мо-
лодчик испугался.
- Вы же знаете, - пробурчал он. - Сами сверху позвали меня. "Яков,
где ты?" - крикнули вы. Ну вот, я здесь! Дальше-то что?
- Стань на колени! - решительно приказала герцогиня. - Возьми свои
четки и молись. - Ее сила и власть над ним были безграничны, она поняла
это, услышав его бредовое бормотание. Она посещала его в сновидениях,
уже с прошлого раза, когда говорила с балкона. Коленопреклоненный, испо-
ведался он ей в своей презренной и несчастной участи: он впал в грех,
поэтому его и отправили из монастыря в Нафиж, чтобы он совершил ка-
кое-либо деяние. Нанель усиленно внушал ему: плотский грех можно купить,
только деянием. - Каким же? - спросила герцогиня. Он не знал. Монахи,
воспитывавшие его, пока не касались этого вопроса. Монахи то и дело под-
готовляют цареубийц, а - потом не пользуются ими. - Ты мой, ты принадле-
жишь мне, - властно заявила она, - Я могу совершить над тобой что захо-
чу. Могу сделать тебя невидимым. Встань, отворотись к стене. - Она ушла
в конец комнаты и принялась искать: - Яков, где ты? - Он слышал, как она
