Все это перепуталось у меня в голове; но это их вина, а не моя".
Так размышляя, несчастный король посылал своих маршалов то против Ли-
ги, то против кузена Наварры. Наварре он охотнее стал бы помогать, чем
противодействовать, но именно сейчас, когда все так запуталось, он вы-
нужден допустить, чтобы Наварру отлучили от церкви - для протестанта
случай небывалый. Генрих отвечал воззваниями, которые расклеивались на
стенах домов в Риме, этом городе папы, и папа дивился на него, и о нем
говорил весь христианский мир. Бедняга король скорее хотел бы ослабить
Лигу, а не усиливать ее, и все-таки, неведомо как, заключил с ней новый
договор. Когда Генрих услышал об этом в своем Нераке, он просидел один
всю ночь, не сомкнув глаз.
Он погрузился в мысли о том, что теперь надвинулось и было так же не-
отвратимо, как наступление утра. Это была война, поистине война за су-
ществование, уже не бодрящие, предварительные маневры, а последнее свер-
шение, во всей своей глубочайшей суровости. Опершись головою на руку,
при свете догорающих свечей, он еще раз окинул взором все пережитое, пе-
ред ним прошли его веселые маленькие победы, быстро забывавшиеся пораже-
ния, долгие переезды верхом, непокорные городки, мятежные подданные и
то, от чего он так худел и уставал, - десять лет трудов и усилий.
Все это было и прошло: Генрих увидел перед собою завершение - в обра-
зе бесчисленных армий, извивающихся подобно длинному червю, который ох-
ватывал всю землю. Убей его или смирись, иначе тебе конец. Только ты,
только против тебя они вооружились, иначе они бы уж давно снюхались и
уладили свои дела, - только ты им мешаешь. Не суждено тебе мирно унасле-
довать престол, сначала должны лечь десятки тысяч трупов. Я сам завалю
ими мое королевство!
"Кузен Валуа не сдержал своего слова, да я и не ждал, что он сдержит.
Он будет покоряться Лиге, пока та его не убьет. После своей победы она
сделает это наверняка. Кузен Валуа, ты надеешься на то, что я разобью и
тебя и Лигу? Да, в этом и твое спасение и мое. Твоя неверность укрепила
наш союз. Опасная неверность! Безнадежный союз! Как бы я хотел умолить
господа бога моего, чтобы он отвел от меня это испытание или чтобы оно
было уже позади и я бы только собственным телом прикрывал мою землю, мое
королевство!"
Это испытание пришло к тридцатичетырехлетнему королю поздним летом,
однажды на рассвете, в час величайшей усталости, после ночи, проведенной
без сна. Все свечи догорели. И тут же в окнах забрезжило утро, а Генрих
увидел, что усы у него наполовину поседели.
РАДОСТНЫЙ ДЕНЬ
Генрих не считает себя трагической фигурой, поэтому он не стоит на
виду у всех, в центре событий. Действуют другие и воображают себя важны-
ми лицами. Например, Гиз, он желает быть победителем немецкой армии, ко-
торая идет из Швейцарии на помощь гугенотам; однако для славы он до сих
пор выиграл слишком мало сражений. И молодой маршал Жуайез радуется,
точно ребенок, намереваясь со своими отборными рыцарями разбить короля
Наваррского, - только вот посидит немного в одном из взятых им по пути
городов и после жирной жизни при дворе и всяких излишеств немного поле-
чится. Налегке и с очищенным желудком должен полководец выезжать в рат-
ное поле.
Не только этот новый противник поджидал короля Наваррского: старик
Бирон, тот самый, который был его злейшим врагом в дни мелкой борьбы
Генриха на собственной земле, - Бирон оказался тут как тут. Тогда король
Наваррский сменил провинцию Гиеннь на провинцию Сентонж, ибо его спасе-
ние состояло в том, чтобы наступать: перенести войну на север, угрожать
Парижу, только бы Фама всегда летела, трубя, впереди. Старичку Бирону
вздумалось напасть на некий остров, он назывался Маран и лежал неподале-
ку от берега океана; Генрих заранее расписал его своей подруге Коризанде
самыми пленительными, красками. Полоса воды, окружавшая этот чарующий
остров садов, весьма некстати переходила в болото, в нем-то и завязло
войско противника. Бирону пришлось снять осаду, сам он был ранен, а
деньги, полученные от двора, все вышли. Да и откуда их было взять? Как
мог король, проматывавший со своими фаворитами все, что оставалось от
податей и налогов после того, как ими в достаточной мере поживились воры
и священная Лига, как мог такой государь содержать одновременно еще три
- четыре армии? И Бирон первый не получил денег. Кое-что удалось перех-
ватить Генриху, правда, всего несколько тысяч экю, но это решило пораже-
ние маршала, ибо его наемники разбежались.
Попутно Генрих отделался и от своего кузена Конде: уж слишком резок
был контраст между успехами Генриха и неудачами, которые терпел в то же
самое время его соперник! Победа, одержанная Генрихом на острове, скло-
нила на его сторону упрямых протестантов из Ла-Рошели, которые, не будь
ее, охотно предпочли бы испытанного и верного протестанта и посредствен-
ного вождя Конде. А теперь многочисленные промахи их единоверца стали
особенно очевидны. И в самых строгих домах люди, вспоминая о нем, нео-
добрительно покачивали головой. Впервые над ним посмеялись в Неракском
замке, и Конде этого не простил.
Когда Жуайез наконец облегчился и поехал в ратное поле, настала его
очередь. И тут при столкновении с самой большой и хорошо вооруженной из
королевских армий, в открытом поле, в день решающей битвы, Генрих уже
становится трагической фигурой. Он становится даже чем-то большим; бор-
цом за веру по образу и подобию библейских героев. И все сомнения людей
исчезают. Ведь он сражается уже не ради земли или денег и не ради прес-
тола: он жертвует всем ради славы божьей; с непоколебимой решимостью
принимает сторону слабых и угнетенных, и на нем благословение царя не-
бесного. У него ясный взор, как у истинного борца за веру. А все эти
слухи о его любовных похождениях, сумасбродных проделках и равнодушии к
религии - все это неправда. Ты наш герой и воин, ты избранник божий, мы
поспешаем к тебе.
Так притекали к нему люди отовсюду и, уже заранее окрыленные его сла-
вой, еще больше воодушевлялись, увидев воочию, какой он простой и доб-
рый. Своими руками рыл он окопы, ел стоя, опал в доспехах и - смеялся.
Ради этого смеха люди оставались с ним - были деньги или их не было, бы-
ло чем закусить или приходилось поститься. Даже своих пасторов умел он
развеселить, а по ночам будил капитана Тюрена и капитана Роклора, и все
сидели, прислушиваясь, держа фитили наготове.
- Сир! Какой толк в том, что мы бодрствуем ночью и враг нас не заста-
нет врасплох? Ведь днем вы рискуете своей драгоценной особой, как будто
не от вас все зависит: не таясь, переходите вброд болота, а кругом пада-
ют пули и взлетают брызги.
- И, может быть, завтра меня убьют, - отвечал Генрих. - Но дело мое
потому и победит, что дело это угодно господу.
Он говорил это при блеске звезд и верил в, свои слова глубоко, как
должно верить, ибо его уверенность ни на чем не была основана; да, поис-
тине, вместе с ним погибло бы и все его дело; но если бог желал спасти
это королевство, то он волей-неволей, а был обязан сберечь Генриху
жизнь.
Неизбежно наступали и периоды усталости. Ведь по две недели не ло-
жишься в постель, несешь постоянную заботу о своих людях и о противнике,
которого надо заманить куда следует. Когда они, наконец, столкнулись, -
герцог Жуайез и король Наваррский, - то последний оказался зажатым между
двумя реками и отрезанным от своей артиллерии. Что помогло ему выбраться
из столь трудного положения? Только быстрота, подвижность да его удачли-
вая судьба. И вышло так, что тем тяжеловеснее и медлительнее оказался
противник. Едва забрезжило утро, а гугеноты уже запели псалмы перед сво-
ими палатками; враг строился весьма неторопливо. Солдаты Генриха тут же
принялись высмеивать противника и осыпать бранью: вон они, изнеженные
придворные, обжоры, только и умеют, что налоги да пот из бедняков выжи-
мать.
- Хорошо пронесло вас, господин герцог? А то мы тут, - страх действу-
ет получше лакрицы. Нажрались откупов да пенсионов, где уж вам, госпо-
дам, их переварить! То-то вы с места не можете сдвинуться. Все поле боя
провоняло вашими ароматическими водами. Ничего, поработайте как следует,
по-другому запахнете!
Звонкие голоса далеко разносят оскорбления и угрозы. А вдали, в лучах
восходящего светила сверкает и блестит серебряное войско - войско бога-
чей, золотые кинжалы, золотые шлемы - пропасть золота. Оружие отделано
драгоценными каменьями, карманы набиты деньгами, головы - расчетами и
помыслами о наживе. Под каждым серебряным панцирем бьется не только
сердце, - власть, власть бьется в вас, власть мытарей и ростовщиков, ко-
торые наживаются на горе вдов и сирот. - Эй ты, сукин сын! - зычно крик-
нул какойто хмурый старик, но с зоркими глазами. - Ну-ка, обернись, я
тебя узнал, это ты со своими наемниками поджег мой замок! Ты ведь из Ли-
ги!
Его слова еще сильнее разожгли ярость протестантского войска. Нена-
вистный враг - это, оказывается, не только королевские прихвостни; шайки
убийц из священной Лиги тоже туда затесались. Они разрушали наши молит-
венные дома, поджаривали наших пасторов, начиняли порохом тела наших
женщин. Это вы отнимаете у нас отечество и нашу веру, вы не желаете,
чтобы мы жили на свете и размышляли, а мы для этого и сотворены создате-
лем. Но бог хочет, чтобы враги сегодня погибли. Так говорили пасторы,
обходившие ряды и тоже одетые в полукафтанья и колеты; пусть воины на-
последок услышат слово истины. Пастор еще не кончил, а командир уже
выстраивал роту к бою.
Короля Наваррского видели и узнавали повсюду, хотя он был одет только
в серую кожу да железо; от него ничто не ускользало, особенно же следил
он за каждым движением герцога де Жуайеза. Оба не торопились схватиться
всерьез. Ведь в конце концов один должен предстать перед богом, другой
останется победителем на поле боя. Каждая из этих судеб возвышенна; поэ-
тому, уважительно взирая друг на друга, они решают предоставить друг
другу все возможные преимущества до того, как дело начнется всерьез. Жу-
айез выполняет сложные маневры со своей слишком ослепительной конницей,
и никто ему не мешает. А тем временем Наварра успевает переправить через
реку свои последние кулеврины. Обратился он и к двум кузенам, желая на-
помнить об их кровной близости с ним. Это были Конде и Бурбон Суассонс-
кий, возлюбленный его сестры Екатерины.
Генрих решил, что он уже приготовился, когда к нему подошел Филипп
Морней с двумя пасторами. Без обиняков - ведь сейчас начнется сражение
и, может быть, Придется пожертвовать жизнью - Морней бросил своему госу-
дарю упрек в том, что он опять завел себе в Ла-Рошели любовную связь, и
она-то в эти последние минуты лежит тяжелым гнетом на добродетели гуге-
нотов. Генрих признал перед пасторами свою вину. - Всегда смиряйся перед
богом и будь тверд перед людьми! - И поскакал прочь, ибо заметил пере-
бежчика: какой-то офицер решительно двигался со своим отрядом между хол-
мами по ничейной земле. - Фервак! - крикнул Генрих еще издали. - Когда
мы победим, переходите к нам!
И тотчас повернул обратно, даже не взглянув, что последовало за его
призывом. Однако люди этого честного и скромного воина принудили своего
начальника принять решение, ибо они пошли за королем Наваррским. Генрих
увидел по солнцу, что всего лишь девять часов, а оба войска уже два часа
маневрировали на глазах друг у друга. В октябре это еще раннее утро;
свет падал косыми лучами из-за облаков, которые плыли медленно и низко
над равниной и были видны очень ясно. Даже великие армии с их полковод-
цами кажутся совсем ничтожными под огромными облаками, а за ними есть
ведь еще небо, и, может быть, оно нас знать не хочет.
Генрих привстал на стременах. Обернувшись к густым рядам своих сол-
