дат, крикнул им за минуту до того, как ударить по врагу: - Друзья, пос-
лужим славе божьей! - Он крикнул это именно потому, что нависшее над ни-
ми небо было так близко. - Мы должны победить! Наша честь этого требует!
"Или хоть спасем вечную жизнь нашей души! Путь перед нами открыт. Впе-
ред, во имя божье, за которое мы сражаемся! - Говоря все это своим сол-
датам, Генрих в то же время обдумывал те приказы, которые должен будет
сейчас отдать. Однако вышло иначе, и протестантское войско без всякого
приказа или сговора вдруг опустилось на колени и начало молиться, все
войско. И эта молитва была подобна буре, и грому, и гулу колоколов, ког-
да бьют в набат. Войско пело псалом 117 [28]: "Славьте; господа, ибо он
благ, ибо во век милость его".
И тогда сердце Генриха словно воспарило в радостном испуге, - и он
узнал то, что было ему некогда открыто на берегу океана: целое войско
опускается на колени и молится, вместо того чтобы идти в наступление, -
так оно уверено в предначертанной ему свыше победе. И Генрих тоже сложил
руки на груди, поднял голову и стал повторять вместе со всеми: "Все на-
роды окружили меня, но именем господним я низложил их. Возрадуемся и
возвеселимся в оный радостный день".
И он действительно возрадовался, возрадовался, как никогда. Сей день
сотворил господь, сей день, в который мы помчимся вперед и ударим на
своих врагов, не колеблясь. И усы сегодня не поседеют от предательства,
неизвестности и горя. Сей день, который сотворил господь, не ведает сом-
нений, ибо перед нами враг. Сегодня мы сильны верой, ибо для нас нет вы-
бора, мы должны победить. И потому это радостный день.
Герцог де Жуайез увидел, что у противника творится что-то странное, и
воскликнул: - Король Наваррский трусит! - Ему ответил Жан де Монталам-
бер: - Сударь, вы и ваши придворные еще не знаете, что такое рукопашная
схватка с гугенотами. Когда у них такие лица - это не к добру. - В ответ
на его слова всадники, в серебряных латах расхохотались особенно пренеб-
режительно. Ибо они ничего не поняли, ни над чем не задумались.
Ведь там против них стоит армия бедняков. Там стоит армия гонимых за
правду. Армия тех, в ком нередко живет добродетель, а иногда и мудрость.
У их короля, с тех пор как начался этот поход, лицо осунулось, на нем,
как и на всех, лишь серый шлем и панцирь, и единственная рубашка на теле
еще не просохла после стирки. Все, чем владели он сам и его маленькая
страна, отдал он этому войску; и каждый солдат принес сюда то, что у не-
го осталось, принес сюда и все свое счастье. Если они проиграют битву,
им конец, придется уходить на чужбину. Вот они еще стоят на коленях на
родной земле, взывают к господу, дергают за веревки колоколов, висящих
между облаками. "Именем господним низложу все народы. Сей день - радост-
ный день".
Случилось так, что при первом столкновении рыцари глубоко врезались в
ряды аркебузиров-гугенотов. Они даже погнали часть конницы Генриха На-
варрского и гнали ее до города Кутра, так что солдаты французского коро-
ля уже принялись грабить обозы. - Победа" - кричали они, и Жуайез решил,
что настало время выслать вперед пехоту. И тут произошло нечто неожидан-
ное. Протестанты начали из-под прикрытий метко обстреливать фланги коро-
левского войска, которое стреляло очень плохо, потому что его пушки сто-
яли слишком низко. И вот пехота бежит, конница оттеснена. Завязывается
рукопашный бой, король Наваррский в пылу сражения обхватывает дворянина
из вражеского стана. - Сдавайся, филистимлянин! - кричит он. Генрих,
по-видимому, чувствует себя Самсоном, но лучше бы он все-таки выстрелил
в филистимлянина, ибо чуть не поплатился жизнью за свое великодушие.
Когда герцог де Жуайез увидел, что все пропало, он кинулся вместе со
своим братом, господином де Сен-Совером, в самую гущу схватки и погиб,
как того желал. Он был всего лишь фаворитом и начал ивою карьеру не
слишком достойно. Но когда он столь возвеличился, гордость подсказала
ему, что хоть умереть надо с достоинством.
Не успел он вздохнуть в последний раз, как все его войско разбежа-
лось. Гугеноты преследовали врага еще на протяжении двух - трех миль:
каждый гнался за намеченным им прекрасным рыцарем, надеясь пообчистить
ему карманы, захватить его в плен и вернуть свободу только за хорошие
денежки. На поле боя остались две тысячи убитых, почти сплошь католики,
а так оно было пусто. Убитые валялись среди лошадей и оружия, все это
было набросано грудами, но эти холмики; образовались сами собой, без че-
ловеческого умысла, как образуются другие холмики, состоящие из песка и
травы. Среди песка, травы и убитых бродит какая-то одинокая согбенная
фигура и вглядывается в лица; вот она нашла, узнала, пошатнулась от боли
и опять жадно вглядывается в густеющих сумерках, под низкими тучами.
В Кутра, в верхней зале "Белого коня", победители обедали, а внизу на
столе лежали тела герцога Жуайеза и его брата. Король Наваррский вернул-
ся, откуда - неизвестно; в суете победы его еще никто не хватился. Его
штаб-квартира оказалась переполненной ранеными пленными, и он пошел в
гостиницу; тут некоторые заметили, что глаза у него красные. Сначала он
преклонил колено перед телами обоих побежденных; затем сделал над собой
усилие, принял веселый вид и поспешил наверх, чтобы отпраздновать вместе
с теми, кто смеялся и пировал, великую удачу. Никогда еще ревнители ис-
тинной веры не одерживали такой победы, даже во времена господина адми-
рала, и его старые соратники были с этим согласны. Когда вошел король
Наваррский, все вскочили со скамей, что есть силы затопали, а потом за-
таили дыхание, чтобы воцарилась полнейшая тишина.
Генрих, смеясь, подбежал к ним и воскликнул: - Пока это не вечная
жизнь, ее мы еще не завоевали, но завоевали земную! - Он схватил самую
большую чашу и перечокался со всеми другими чашами, которые ему протяги-
вали его храбрые командиры. Затем воины принялись уничтожать все, что
было нагружено, навалено на огромных блюдах, и Генрих не отставал от
них. Громко рассказывали они о своих славных делах в этом бою, а Генрих
- о своих, голосом звонким, как труба. В длинной зале воздух был спертый
от дыма факелов, чада плиты и горячего пота солдат. Вся их кожаная одеж-
да была покрыта темными пятнами - то ли их кровь, то ли кровь убитых
врагов? "Я вижу вас, - вы же не видите, что я плакал... Но довольно уж
грустить о моих единоплеменниках, которых мне самому пришлось прикон-
чить, а ведь они могли бы впоследствии преданно мне служить. Вон свисают
с потолка их знамена - все, что от них осталось. Это хорошо, но знамя
короля Франции я не возьму себе, и я не хочу, чтобы оно лежало внизу на
столе, пока я наверху пирую, Это - нет, клянусь", - говорил он себе, в
то же время весело рассказывая своим сотрапезникам о том, как он сражал-
ся.
Валуа стоит с остатками своего войска на берегу Луары и прикрывает
свое королевство. "Я не причиню тебе вреда, Валуа, ведь я сражаюсь за
твое королевство. Нам еще нужно покончить с Гизом, мы оба это знаем.
Пусть теперь гонит немецких ландскнехтов обратно в Швейцарию, а ты, мой
Валуа, вместо него войдешь победителем в свою столицу, Ибо я не причиню
тебе вреда, мы понимаем друг друга".
Сказано - сделано, и на другой день Генрих сел на коня, решив через
всю Гиеннь проехать в Беарн; его сопровождал конный отряд с двадцатью
двумя отнятыми у врага знаменами, он вез их в дар графине Грамон. Он вел
себя романтически, все видели это. Вместо того чтобы закрепить победу и
разбить самого короля, он отдался своим чувствам и повез захваченные им
пестрые знамена, желая сложить их к ногам своей подруги. Это вызвало у
вчерашних победителей великое разочарование; даже в измене обвиняют Ген-
риха иноземные протестанты, которым тем легче говорить, чем дальше они
от этого королевства
И вот он прибыл, а на лестнице своего замка, вся в белом, осыпанная
жемчугами, стояла фея Коризанда; такой сказочной он видел ее только в
своих грезах. Все знамена были развернуты и склонились перед нею; затем,
как будто только теперь он стал этого достоин, Генрих поднялся к ней и,
взяв ее за руку, увел в замок. Она же не находила слов, чтобы выразить
свое счастье. Так счастливца была его муза, что забыла обо всем, кроме
его победы и его великого пути. Она позабыла и горечь и собственные
"притязания, ее доверие было полно кротости. По-матерински жалела его,
радовалась, что он вознагражден за свои труды, а надо бы ей пожелать,
чтобы они продолжались (как оно потом и случилось). Пока счастье еще
зыбко, не проходит и время музы; нынче же для нее радостный день.
Moralite
Irmpercept'blement v avance. Tout Ie serf. et ses efforts et les
efforts des autres pour le refouler, ou le tuer. Un jour on s'apercoit
qu'il est larneux et que la chance le designe. Or. sa vraie chance r'est
sa fermete naturelle II sait ce qu'il veut: par cela il se distingue des
indecis. II sait surtout ce qui est bien et sera admis par la conscience
des honinies ses pareils. Cela le met franchement a part. Personne parmi
ceux qui s'agitent dans cette ambiance trouble n'est aussi sur que lui
des lois morales. Qu'on ne cherche pas plus loin les origines de sa
renommee qui ne sera plus jamais obscurcie. LPS conten-iporains. d'alors
et de quelques autres epoques, ont pour habitude de s'lncliner dev'ant
tout succes, meme infame, quite a se recuser aussitot traverse ce
passage ou soufflait un vent de folie. Par contre, les succes de Henri
n'etaient pas po^r humilier les homines, ce que n'evitent guere la
ptupart des chefs heureux. Us devaient plutot les rehausser dans leur
propre estime. On ne voit pas d'habitude l'heritier d'une couronrie, que
le parti dominant repudie violeninient, gagner a sa cause par des
precedes d'une honnetete pathetique, le roi meme que force lui est de
combattre. Combien il voudrait aider ce roi. au lieu de devoir le
diminuer, lui et" son royaume. II a eu se? heures de faiblesse et la
tentation d'en finir ne lui est pas restee inconnue. Cela le regarde A
mesure qu'il approchait du trone il a fait comprendre au monde qu'on
peut etre fort tout en restant humain, et qu'on delend les royaumes tout
en defendant la same raison.
Поучение
Неприметно движется он вперед. Все служит ему: и его усилия и усилия
других, желающих низвергнуть его либо убить. Настанет день, когда все
увидят, что он прославлен и отмечен удачей. Но его истинная удача - в
прирожденной твердости характера, Он знает, чего хочет: этим-то он и от-
личается от людей нерешительных. Главное же - он знает, что хорошо и бу-
дет одобрено совестью его ближних. Это явно ставит его выше других. Ни
один из мечущихся, подобно ему, в туманной действительности не уверен
столь твердо в своем знании нравственных законов Незачем искать других
причин для его славы, которая более уже не померкнет Его современники, а
также люди иных эпох привыкли склоняться перед любым успехом, даже под-
лым, чтобы затем тотчас отвернуться, едва будет пройдено ущелье, где на
них подуло ветром безумия. Напротив, Генрих не стремился через свои ус-
пехи унизить других, чем грешит большинство удачливых вождей, меж тем
как этим успехам надлежало бы скорее возвышать человека в его собствен-
ном мнении. Редко увидишь, чтобы наследник престола, которого гос-
подствующая партия столь яростно отвергает, мог бы деяниями, преиспол-
ненными самой возвышенной честности, склонить на свою сторону самого ко-
роля, хотя поневоле приходится с ним бороться. И как хотел бы он помочь
этому королю, а не быть вынужденным умалять его славу и его королевство!
Однако бывали и у этого наследника минуты слабости, соблазн все бросить,
