держат в Савойе под стражей. Пройдет недолгий срок, и суд объявит ваши
имения выморочными, а ваше имя бесчестным. Но не думайте, господин адми-
рал, дорогая матушка, что я предаю вас, если все же иду теперь к обедне.
Вы знаете: я всеми силами оттягивал, целых семнадцать дней. Мой кузен
Конде, который перед тем кипятился гораздо сильнее меня, пошел к обедне
раньше, чем через семнадцать дней. Пожалуйста, зачтите в мою пользу мои
хитрые уловки и проволочки, дорогая матушка и господин адмирал!" Так об-
ращался он к ним, словно они живы, а ведь, вероятно, они и были живы и
слышали его: туда, где они теперь, столь задушевные мысли доходят.
Когда торжественный церемониал перехода в другую веру совершился, -
это было четвертый раз в его жизни, - Генриха без конца обнимали и цело-
вали, и он смело отвечал на поцелуи. Королева-мать, со своей стороны,
также оказала ему честь: ока ожидала увидеть юношу, который наконец-то
был в жизни совсем один, ибо от него отступились, как она полагала, даже
духи его умерших близких и он утратил свое былое доброе имя. Поэтому она
встретила его с веселой усмешкой, обняла и только, желая ему добра, ощу-
пала, словно это было будущее жаркое. Но что с ней? Все веселье ее как
ветром сдуло. Под одеждой у него оказался панцирь, он был на нем и тог-
да, когда Генрих отрекался от своих прежних единоверцев. Дурное предзна-
менование! Мадам Екатерина хотела тут же удалиться, опираясь на свою
палку. Он же позволил себе удержать ее за руку и, поддразнивая, осыпать
всякими ласкательными прозвищами. Что тут может поделать неповоротливая
старуха в закрытом наглухо черном платье и вдовьем чепце, если слишком
порывистый молодой человек восхваляет ее нос, который явно слишком
толст? И вот он уже старается поцеловать ее в нос, ловит его губами. На-
конец ей удается ударить его своей палкой, с виду, конечно, в шутку,
ведь тут зрители. А он начинает изображать собачонку, лает, прыгает вок-
руг королевы на четвереньках, хочет схватить ее за ноги. И тут мадам
Екатерина, наконец, спасается бегством. Тело силится опередить ноги.
Словно разваливаясь надвое, спешит она прочь, а двор хохочет над ней.
Месть последовала незамедлительно. Генриху не только пришлось напи-
сать указ относительно беарнских протестантов, он отправил и письмо к
папе. Это письмо превзошло своим самопопранием все остальное, и королева
велела распространить его как можно шире. Когда они однажды опять драз-
нили друг друга, ей вдруг пришло на ум осведомиться о его здоровье. Он
ведь хворый юнец, не настоящий мужчина, так ведь? Наверно, его мать Жан-
на передала ему по наследству зародыш преждевременной смерти...
Он открыл было рот, чтобы под видом шутки ответить: "Зародыш вы сами,
мадам, всыпали ей в стакан!" Ибо они были в то время на очень короткой
ноге - попавшаяся в силок птица и хозяйка клетки. Ненависть сближает. И
вдруг он - услышал ее голос: - Надо будет спросить мою дочь относительно
ваших мужских способностей. - Он тут же понял, что она задумала; обви-
нить его в мужском бессилии и добиться от Рима расторжения брака. Уби-
вать его уже не стоило. Тем сильнее хотелось ей разделаться с зятем, от
которого не было теперь ни вреда, ни пользы, и снова выгодно отдать за-
муж Марго. Голова у мадам Екатерины была вечно забита всякими брачными
планами, - которые она измышляла для своих детей.
В тот вечер Генрих лег опять на супружеское ложе,
ВОТ ЧЕМ СТАНОВИТСЯ ЛЮБОВЬ
Он подошел к опочивальне королевы Наваррской в сопровождении много-
численных придворных, из которых лишь немногие стали бы защищать его,
окажись остальные убийцами. Но он всех их прихватил с собой; они потом
будут вынуждены подтвердить, что он ходил к королеве. На всякий случай
он сжимал в руке кинжал, им он и поскребся в дверь - не громко, но она
тут же отворилась.
- Я жду вас, мой государь и повелитель, вы сегодня поздней, чем обыч-
но, - сказала королева.
Он запер дверь изнутри на ключ и на задвижку. Когда Генрих обернулся,
Марго уже лежала на подушках и протягивала к нему объятия. А он знал,
чего хочет: разрушить коварный план ее матери; он это и сделал, затем
повторил и уже не знал конца. Нежной Марго пришлось попросить его не за-
бывать, что они снова вместе после долгой и страшной разлуки.
- У меня будет теперь от тебя сын, любовь моя. Ну скажи, почему ты
раньше не подумал об этом средстве, чтобы посрамить всех твоих врагов?
- Ты подаришь мне сына?
- Я чувствую это, - сказала она. - Я хочу этого, - поправилась Марго.
- Как давно уж я тоскую о тебе! Еще вчера вечером я скреблась у твоей
двери.
Он хотел снова заключить ее в объятия: на этот раз, чтобы обнять в
ней своего сына. А между тем, даже когда его сердце все еще учащенно би-
лось, он уже вспомнил о том, что хитрость - это теперь для него закон.
Хитрость управляет нашей жизнью. Ведь дочь проводит целые дни, сидя на
ларе в комнате матери, и служит ее орудием. Уже раз так было, и Марго
сама не понимает, какое через нее совершилось предательство. Генрих
спросил: - А здесь не спрятан убийца? - высунулся из кровати и схватился
за кинжал. Если бы она сделала хоть малейшую попытку удержать его! Но
она, напротив, оцепенела; она прошептала с ужасом и так тихо, что ника-
кой непрошеный гость ее бы не услышал: - Я ведь забыла о том, что мы
враги.
- Я и сам забыл, - сказал он. - Все нам запрещено - и наслаждение и
страдание. - В ответ она быстро потянулась к нему губами, но между ними
сверкнули зубы. Он ответил, еще задыхаясь от поцелуя: - Faciuntque
dolorem.
Ее прекрасный голос произнес весь стих, и Генрих подумал: "Она
все-таки выдавала мне тайны своей страшной матери; а сегодня вечером она
перед всеми этими дворянами сделала вид, будто принимает меня каждый
день". И он рискнул спросить: - Моя прекрасная королева, ты поможешь мне
вырваться отсюда?
- Я восхищаюсь вами, сир, вы побеждаете опасности, как никто. Это про
вас Вергилий сочинил стихи:
Все волнения, все тревоги
В жизни мне довелось испытать.
Даже грозные силы ада
Вряд ли могут меня испугать.
- Это вы сами перевели? - спросил Марго ее возлюбленный. - Вы очень
учены и искусно переводите. Но - как же все-таки насчет моего освобожде-
ния?
- Прежде всего берегитесь моей подруги де Сов, - отозвалась возлюб-
ленная. - Я отлично вижу: эта сирена заманивает вас. Не поддавайтесь!
Иначе вы погибнете. Ее господин и повелитель - герцог Гиз.
- А ты что, хочешь вернуть его? - спросил он. Ревность заставила его
забыть всякие маневры и идти напрямик. Но и она не сдержала себя. - Так
это верно, что Шарлотта вам нравится?
- Нисколько. У нее колючее лицо, да и душа колючая. А все же - какая
женщина не нравится мне? Даже ваша мать - мадам. Право же, я не лгу.
Злая женщина - все равно что злой зверь. Это меня радует: два существа -
в одном. Ибо в природе я больше всего люблю женщину и зверя да еще горы,
- добавил он, - и океан. Люблю, люблю, - стонал он, уже прижимаясь к ее
жаркому телу, которое нетерпеливо ожидало его ласк.
После столь великого воодушевления плоти истомленная и благодарная
Марго решила открыть любимому все, что ей было дозволено, и даже сверх
того.
- Любовь моя, мы не дадим тебе ускользнуть от нас, ты нужен нам, и мы
тебя удержим.
На миг она предоставила ему гадать: но ради чего? Может быть, ради ее
тела, но оно каждый раз быстро насыщается. Тогда зачем же? Ради ее нена-
сытной души? Нет, нет, дочь королевы сказала, откинувшись на подушках: -
Мы не допустим, чтобы вы ускользнули к вашим гугенотам, сир. Если они
вас опять заполучат, они станут в десять раз сильнее. Мы же хотим вос-
пользоваться вами в борьбе против наших врагов, вы будете находиться при
войске моего брата д'Анжу, когда он начнет осаждать Ла-Рошель. Знай, -
зашептала она почти беззвучно, у самого уха, ибо выдавала тайну, - что
мы не в силах справиться с твоими единоверцами. Они чуяли, что ты не по
своей воле написал им, предлагая сдаться. Обещай же мне, что ты покамест
не будешь пытаться бежать, не то тебя убьют. О, обещай! - молила она с
явным страхом, прижимаясь лбом к его лбу, так что их дыхания смешались и
стали одним дыханием. Но он хотел видеть ее глаза, поэтому отодвинулся и
спросил:
- Ты действительно боишься за меня?
Вот нелепое недоверие! Она тоже отодвинулась; больше того, ее лицо
стало далеким и холодным. - Я принцесса Валуа, и я не желаю, чтобы вы
победили мой дом и отняли у него престол.
Так закончилась эта ночь; потому-то на следующую Генрих и лежал рядом
с Шарлоттой де Сов, которая ему еще совсем не нравилась, увлечение приш-
ло позднее. До сих пор в его крови была Марго, она знала это. И гордели-
во сказала де Сов:
- Мадам, вы оказали нам большую услугу - мне и королю Наваррскому. Вы
сразу же довели до сведения моей матери, что он лежал у вас в постели.
Теперь королева полагает, что ее цель достигнута и я соглашусь на раз-
вод. Поэтому мой дорогой муж пока останется жив.
РАЗГОВОР НА ПОБЕРЕЖЬЕ
Карл Девятый временно оправился от своей глубокой печали. Мать спро-
сила королеву Наваррскую, доказал ли ей королек, что он настоящий мужчи-
на. Так как тут случились свидетели, Марго покраснела, не ответила ни
"да", ни "нет", а сослалась на некую античную даму. - А кроме того, раз
моя мать выдала меня замуж, пусть все так и остается. - Это ей сошло
безнаказанно лишь потому, что мадам Екатерина была целиком занята тем,
как бы ей посадить своего сына д'Анжу на польский престол. Тут она шла
даже против воли императора - так велико было ее честолюбие, а может
быть, и страсть к интригам. Одновременно она вела переговоры с Англией,
чтобы женить другого сына, д'Алансона, на королеве Елизавете. Последняя
могла бы, таким образом, получить, при известных обстоятельствах, права
на французский престол. Однако Елизавета была хитрее Екатерины Медичи, о
которой Жанна д'Альбре некогда справедливо заметила, что, в сущности,
Екатерина глупа. Поэтому рыжая королева и не соглашалась на эту сомни-
тельную авантюру, а только водила свою подругу за нос.
Тем временем войско герцога 'Анжуйского подступило к крепости Ла-Ро-
шель; короля Наваррского и его кузена Конде заставили сопровождать его.
Но они держались так, словно участвуют в этом походе с удовольствием.
Генрих был обычно хорошо настроен и в любую минуту готов вести свои
войска на приступ непокорного города. К сожалению, всякий раз штурм по-
чему-то кончался неудачей, и так тянулось с февраля до лета. Одной из
причин, вероятно, было то, что атакующие от усердия ужасно громко орали:
какой гарнизон тут не насторожится? Однажды король Наваррский даже
собственноручно выстрелил из аркебузы. Это увидел с крепостной стены
один из гасконских солдат и стал сзывать остальных, чтобы они полюбова-
лись на своего короля. "Lou noust Henric!" [17] - восторженно кричали
они со стены. Он тоже очень обрадовался и во второй раз запалил фитиль.
Раздался оглушительный выстрел, и осажденные замахали шляпами. Однако у
герцога Анжуйского не было особых оснований для радости: его чуть не
убило одним из этих выстрелов; на нем рубашку разорвало. Наварра стоял
рядом и слышал, как его кузен воскликнул:
- Уж скорей бы в Польшу!
Ему давно туда хотелось, и не только из-за личных обид, нет, под
Ла-Рошелью выяснилось, как плохи дела французского королевства. Всем
стало ясно, что Варфоломеевская ночь - тягчайшая ошибка: ведь в стране
опять идет религиозная война. Адмирал Колиньи желал, чтобы католики и
протестанты соединенными усилиями боролись против Испании. В результате
этой проклятой резни междоусобица опять раздирала Францию, и ко всем ее
границам неслись вести о гугенотах, которые продолжают держаться в
Ла-Рошели, ибо им подвозят продовольствие с моря. А войско французского
