спутница увидела, что она улыбается, как дитя, мадемуазель де Гиз это
пришлось по вкусу, обещая в будущем легкий успех. Когда отзвучала тор-
жественная блаженная мелодия воскресения, дамы отправились домой в очень
хорошем расположении духа. Только они слишком разогрелись в переполнен-
ной церкви: у Габриели слегка кружилась голова. В саду у Цамета она упа-
ла и потеряла сознание.
Едва ее успели поднять и отнести на постель, как у нее начались судо-
роги. Все лицо дергалось, и каждый мускул дергался в отдельности, веки и
глазные яблоки двигались особенно быстро. Глаза закатывались влево, за-
метна была неподвижность зрачков. Как страшно исказился привыкший к по-
целуям рот! Челюсти сжаты, точно тисками.
Спустя полминуты все дергающиеся мускулы конечностей, туловища, шеи и
лица сразу застыли в неподвижности. Голова была теперь запрокинута на-
зад, лицо повернуто влево, спина выгнулась дугой. И тут же у этой женщи-
ны, которая только сейчас еще была выше всех, остановилось дыхание, от-
чего лицо ее вздулось, посинело и являло собой ужасающее зрелище. Язык
высунулся изо рта, зубы закусили его, и кровавая слюна забрызгала щеки,
волосы, подушку - словом, все признаки налицо, поспеши же покинуть осо-
бу, которая только сейчас еще была выше всех, дабы злой дух не вселился
в тебя самого. Или по меньшей мере во избежание заразы.
Габриель пришла в себя, огляделась и увидела только господина де Ва-
ренна, который растерянно, с ужасом смотрел на нее. Он отвечал за нее
перед королем, его совесть била тревогу, потому что он привез ее в это
роковое место.
- Увезите меня прочь из этого дома! - гневно воскликнула герцогиня де
Бофор; он испугался для себя самого худшего. А потому не решился вызвать
врача или священника. Он попросту послушался ее приказаний. Она пожела-
ла, чтобы ее отнесли в дом ее тетки мадам де Сурди, и отправилась туда в
своих носилках, куда усадил ее Варенн и подле которых шел один Варенн.
Она, верно, думала, что там ее ждут прислужницы и с ними знатные дамы,
которые тоже служили ей, а главное, мадемуазель де Гиз. Нигде ни души,
ей больше не служил никто, кроме Варенна, бывшего повара и вестника люб-
ви, теперь же он заменил ей камеристку и уложил ее в постель. Слуги тет-
ки были отпущены на все то время, какое сама мадам де Сурди проведет в
своем сельском приходе. Варенн отправил к ней гонца, чтобы она спешно
приехала.
Между тем у Габриели беспокойство сменилось изнеможением. Она плакала
и в пустом доме призывала своего повелителя. Чтобы быть к нему поближе,
она настойчиво стремилась в Луврский дворец:
- Я могу идти! Ведь это очень близко. - Господин де Варенн без кафта-
на, в фартуке уверял ее, что там ей покажется еще пустынней.
- Что вам, собственно, нужно в Лувре? - спрашивал он, теряя терпение.
Она не говорила, хотя сама знала, что ей нужно. Благодетельная усталость
облегчала ей мысль о смерти, но только бы умереть у ее повелителя, в той
комнате, которую она делила с ним, где самый воздух был оживлен их сме-
шанным дыханием.
Наконец она задремала, ночь прошла спокойно, утром она сама нашла,
что вид у нее обычный. Варенн был изумлен, с его помощью она без всякого
труда прошла через дорогу в церковь Сен-Жермен-л'Оксерруа и там приняла
причастие. Это было в четверг на страстной неделе. Еще два дня, надея-
лась она, и снова она будет вместе со своим повелителем. На этот раз она
проявила истинное благочестие, ибо сердце ее было полно признательности.
После обеда ей стало худо, она вынуждена была прилечь. Перед наступлени-
ем новых мук она нашла в себе силы послать к королю одного дворянина,
которого выбрала сама, ибо считала его надежным. Она просила у своего
возлюбленного повелителя разрешения немедленно вернуться к нему и была
уверена, что после этого он явится сам. Конечно же, он не оставит ее в
беде, когда прочтет то, что она пишет, а об остальном догадается.
Она уже представляла себе, как он садится на коня, меж тем как Варенн
прибавил к ее письму еще несколько слов: спешить особенно ни к чему.
Ведь он играл в карты, пока герцогиня ела подозрительные кушанья. Он бу-
дет наказан тем суровее, чем раньше королю станут известны все обстоя-
тельства. Кто не знает его: после того как она будет спасена, он прос-
тит. Пожалуй, он простит и в самом худшем случае, ибо будет слишком опе-
чален, чтобы быть строгим. Так или иначе, а гонец все-таки скакал по до-
роге, время подошло к четырем часам, и Габриель извивалась в муках.
Насколько мог понять растерявшийся Варенн, такое состояние бывает пе-
ред родами. Он по собственному почину побежал за женщиной, которая три
раза принимала у герцогини; но внизу столкнулся с пажом Сабле, и побежал
тот. Гийом привел не только мадам Дюпюи, но и настоятельно потребовал
господина Ла Ривьера. Юный Гийом так понял господина де Варенна, по
крайней мере такой довод намеревался он выставить в свое оправдание.
Впрочем, врача не было дома, он явился к больной только через час, в
пять часов. До тех пор мадам Дюпюи прямо голову теряла, ничего подобного
она никогда не видела.
Приступ прошел, как и первый, только был тяжелее. После неистовых су-
дорог наступило оцепенение, сопровождаемое удушьем, от чего лицо непос-
тижимо изменилось. Прежде при исполнении своих обязанностей мадам Дюпюи
знавала лишь прелестную Габриель, а не эту посиневшую искаженную маску с
вращающимися во всех направлениях глазами, - и теперь не вынесла такого
зрелища, повернулась лицом к стене. При больной остался один Варенн, во
время этого приступа, как и следующего, он держал герцогиню в своих
объятиях.
Он бормотал про себя: "Вот наконец-то возвращается дыхание. Оно выры-
вается с шумом, естественно, ему мешают пары яда. Все вполне нормально",
- последнее говорилось для собственного успокоения. В конце концов все
умирают, тут ни при чем колдовство, даже необычного тут ничего нет, го-
ворил господин де Варенн, который успел побывать всем, чем угодно, а в
настоящее время был управляющим почтовыми сообщениями, губернатором,
умел ладить с иезуитами, как с любой опасной силой. Почему бы ему не по-
ладить и со смертью. Пока что со смертью других, своя собственная ему
еще отнюдь не улыбалась, своя собственная, если так уж необходимо поду-
мать о ней, была чрезвычайно далеко, в образе сказочного траурного кор-
тежа, который все не двигался с места.
С присущим ему трезвым взглядом на жизнь он относился к несчастной,
которую в самые ужасные для нее минуты держал в объятиях, как к сущест-
ву, вследствие несчастья обратившемуся в ничто. Он считал бы своим дол-
гом покинуть ее, как сделали все остальные. К сожалению, за этой грозной
смертью стоял не менее грозный король, который еще ничего о ней не знал.
Опаснее всего для Варенна было бы, если бы король узнал о смерти Габрие-
ли помимо него, от людей, которые вину за нее возложили бы на Варенна. А
потому он уже подумывал - не послать ли ему вслед за первым гонцом вто-
рого: поздно, сир, не стоит беспокоиться.
Вообще же он вполне по-человечески обращался с отребьем, которое
больше нечего принимать в расчет. Приходя в себя после каждого из прис-
тупов, отребье на время снова становилось женщиной, которая с удивлением
озиралась по сторонам. То, что она говорила, было маловразумительно, так
как она искусала себе язык. Варенн тем не менее все понимал; он поддер-
живал ее, когда она писала королю, всякий раз это был новый крик о помо-
щи. Он обещал доставлять ее послания, но ни второе, ни третье так и не
достигли назначения. В пять часов появился господин Ла Ривьер, первый
врач короля.
Теперь изменился и внешний вид больной, и все положение: Ла Ривьер
обильно пустил ей кровь, сделал промывание соленой водой. Между тем ма-
дам Дюпюи по его приказу приготовила теплую ванну, и они вдвоем посадили
в нее герцогиню. Подобного рода меры обычно применяются против отравле-
ний, поэтому они испугали господина де Варенна, которому малейшее подоз-
рение грозило бедой. Но тут, в противовес этому страху, возникла новая
возможность: герцогиня не умрет. Врач спасет ее. И так как она могла ос-
таться в живых, Варенн стал проявлять неистовое рвение. Он пробовал ру-
кой, достаточно ли тепла ванна, не смущаясь обнаженной красотой, наобо-
рот, он громко восторгался ею. Король будет очарован. Прелестью она пре-
восходит самое себя, хотя, казалось бы, это невозможно. И тут же шепнул
на ухо господину Ла Ривьеру, что, по его мнению, яд уже вышел из ее те-
ла.
Врач ничего не ответил. Он вслушивался в то, что говорила больная, -
не ради самих слов: она высчитывала часы, когда ее посланные достигнут
короля, первый перед вечером, а второй и третий встретятся с ним, когда
он будет уже на пути к ней, нынче же в ночь. Конечно, и слова были инте-
ресны врачу, а больше звук речи, прерывистый и несвязный. Он следил за
изменениями лица, уже не одутловатого, а осунувшегося и совершенно бело-
го. В воде он ощупал ее живот. Вдруг он приказал господину де Варенну
оставить его наедине с герцогиней. Жидкость, вытекавшая из ее тела, ок-
рашивала воду в темный цвет. Однако это была не кровь.
Тогда врач вместе с мадам Дюпюи отнес больную обратно в постель, что-
бы дожидаться того, в чем он теперь был совершенно уверен. Тем не менее
он не переставал ухаживать за ней и заботливо следить, чтобы жизнь не
пресеклась до тех пор, пока она не окончится сама собой. По его разуме-
нию, это продлится еще много часов, ибо больная оборонялась против смер-
ти с необычайной силой: силу давала ей мысль о ее повелителе, о том, как
он скачет верхом, торопясь к ней.
Когда начался новый приступ, Ла Ривьер схватил край простыни, засунул
его больной между зубами и прижал язык к небу. Он сделал это своевремен-
но, иначе в такой страшной судороге она откусила бы себе язык. Точно так
же он в нужную минуту перед началом рвоты велел мадам Дюпюи подать со-
суд. Сам он в это время щупал пульс, который невероятно частил от напря-
жения, и сосчитать удары не было возможности - впервые врач стал опа-
саться слишком скорого прекращения жизни. Он продолжал давать указания,
имея в виду не смерть, а жизнь. Господина де Варенна он послал за моло-
ком. При чем тут молоко, спросил Варенн.
- Ступайте! Нам нужна вода, смешанная с молоком!
Господин де Варенн покинул комнату и воспользовался случаем осущест-
вить свое намерение. Он написал королю: "Сир! Умоляю вас, не приезжай-
те".
Он задумался. "Вы увидели бы ужасное зрелище, - приписал он. - Сир.
Госпожа герцогиня навсегда отвратила бы вас от себя, если ей суждено
вернуться к жизни".
Здесь он встал. Из-за другого слова, которое ему предстояло написать,
сомнения вновь одолели его. "Врач ухаживает за герцогиней как за челове-
ком, которому суждено жить. У него непреклонный и решительный вид, за
показной, бесцельной работой нельзя так держать себя, как держит он.
Что, если и в самом деле выйдет по-иному и слово, которое мне остается
прибавить, окажется ложью? Все равно мое будущее так мрачно, что худее
оно быть не может. Рискну, ибо выбора у меня нет". Варенн написал, не
присаживаясь:
"Бесполезно спешить, сир. Герцогиня умерла". И послал самого быстрого
гонца.
Мадам Дюпюи вышла на минуту, чтобы поплакать.
- Все кончено? - жадно спросил Варенн.
В комнате оставался врач и она, та, кого когда-то звали: прелестная
Габриель. Он говорил с ней так, словно она и сейчас была прежней. Он го-
ворил, что ее легкое недомогание связано с ребенком, после разрешения от
бремени она выздоровеет. Она чуть шевельнула головой на подушке в знак
отрицания, и его наблюдательный взгляд прочел в ее глазах равнодушие,
словно она не узнала его. А ведь она всегда была к нему расположена, до-
веряла ему и, когда король заболел, позвала его, прежде чем позвать хи-
рурга. На вопрос, хорошо ли она себя чувствует, она только ответила, что
