за веру и за престол иной быть не может. Да и заслуживают ли лучшей уча-
сти мадам Екатерина и ее католики, раз даже его мать им не доверяет?
- Мама, - воскликнул он, - не поедешь ты туда!
Они сделают с тобой что-нибудь злое! - Генрих выкрикнул это, словно
перепуганный ребенок. Жанна притянула к себе сына, положила его голову
на свои колени и так сказала - и ему, и себе, и своему сердцу:
- Когда женщина одна-одинешенька - это самое безопасное. И если неко-
му защитить ее - бог защитит. "Но что я перед богом теперь? Когда-то я
представляла собой нечто бесконечно важное - сосуд веры. Теперь он опус-
тел и может разбиться.
Ей чудилось, что она говорит вслух, на самом деле она произнесла это
в своих мыслях; но этими словами Жанна д'Альбре приносила в жертву свою
жизнь.
Их совещание кончилось. Сын и адмирал простились с нею.
ВОИСТИНУ... ОДНА-ЕДИНСТВЕННАЯ
Выйдя из зала, Генрих встретил своего кузена Конде и Ларошфуко - это
был тоже один из тех молодых людей, с кем он позволял себе откровенни-
чать.
- Итак, я женюсь на сестре французского короля. К тому же это
единственная должность при дворе, которая еще не занята. Там уже есть
канцлер, секретарь, казначей и шут. Не хватает только рогоносца - вот я
им и буду.
Он подпрыгнул и рассмеялся с такой заразительной веселостью, что оба
невольно последовали его примеру, хотя и были неприятно поражены его
словами.
Королева Наваррская возвратилась к себе в Беарн. Стояла осень, Жанну
снова посетил посланец от Екатерины - его звали Бирон, - и теперь она
уже не ответила ему отказом. Она только поставила самые первые, предва-
рительные условия: бесчисленные несправедливости, содеянные по отношению
к протестантам, необходимо исправить, надо очистить один город на юге,
удалить из Парижа некий кощунственный крест. Она заявила напрямик, что
обмануть ее не удастся, как иных прочих, столь доверчиво приезжавших ко
двору!
Была осень, потом пришла зима, и лишь тогда она решительно двинулась
в путь. Перед тем Жанна болела лихорадкой, ее сын упал и расшибся; каза-
лось бы, эти происшествия должны послужить ей предостережением. Однако
мать и сын все-таки распростились друг с другом; это произошло в городе
Ажене, января месяца тринадцатого дня, в год семьдесят второй. Ни синева
неба, ни залитая солнцем дорога - ничто не предвещало, что их прощание
последнее. Лошади тронули, колеса обитою кожей кареты покатились, еще
было видно, как бледная Жанна и ее дочка Екатерина кивают и улыбаются. А
сын стоял возле своего коня и смотрел то на мать, то на сестру. Он заме-
тил, что глаза матери за последнее время еще больше ввалились, чернота
под ними уже дошла до скул. Затем он увидел, как улыбка на ее лице ока-
менела, и понял, что она уже не различает его лица - ведь расстояние
становилось все больше, да и слезы мешали.
А брат и сестра - глаза у них были молодые - еще несколько мгновений
проникновенно смотрели друг на друга. Взгляд Генриха как бы говорил
сестре: - Помни. - И она отвечала ему: - Знаю. - Он говорил: - При пер-
вом намеке на опасность сейчас же шли гонца. - Она же с тоской молила: -
Поскорей бы ты опять был сами! - Его глаза еще успели бросить ей вдогон-
ку: - Береги нашу дорогую мать, береги! - Но тут карета скрылась за по-
воротом, и все исчезло. Пыль, поднятая последним всадником, еще стояла
над озаренной солнцем дорогой, затем рассеялась и она.
В течение шести месяцев Генрих получал письма от
Жанны - самые драгоценные письма в его жизни. Ибо скольких женщин он
ни боготворил, скольким ни отдавал свою силу, он всегда чувствовал, что,
в сущности, лишь одна-единственная действительно боролась за него и ды-
шала ради него последними остатками своих легких.
Когда в феврале Жанна добралась до Тура, она охотно повернула бы об-
ратно, но было уже поздно. Слушая речь тех господ, которых Екатерина
выслала приветствовать ее, она сразу же поняла, что ее действительно хо-
тят обмануть. Королева-мать и король, ее сын, тогда находились в Блуа,
однако они выехали ей навстречу. И тут уж Жанна д'Альбре не пожелала те-
рять даром ни одного мига своей столь драгоценной жизни: она немедленно
потребовала, чтобы невеста ее - сына перешла в протестантство. Самым
опасным было то, что королева-мать не отказала ей напрямик; Медичи -
притворилась, будто даже мысли не допускает, что это говорится всерьез:
просто одна из причуд, возникшая в затуманенном мозгу нервической, эк-
зальтированной особы, которую приходится успокаивать неизменным игривым
благодушием, а уж за этим у Екатерины дело не станет. Страшная старуха
всегда была готова к смешкам да шуткам, в течение всей зимы и до мая, -
словом, все то долгое время, пока они торговались в замке Блуа. Однако
Жанна, чувствуя, что силы ее убывают и что она вынуждена как можно рас-
четливее тратить их, ни разу не потеряла самообладания - ведь это сокра-
тило бы еще на несколько дней ее жизнь.
- А старая королева все шутила: - Послушайте, милая подружка, что бу-
дет за дело вашему ретивому петушку до того, какой веры моя хорошенькая
курочка, когда он ее... - Она выговаривала эти слова громко и смачно,
так что слышали и другие и начинали хохотать. Если бы даже Жанна дала
волю своему гневу, ей бы все равно не перекричать этот хохот. Поэтому
она и сама улыбалась деланной, кривой улыбкой, но в этой улыбке чувство-
валось что-то совсем другое, чем в единодушной веселости остальных. Жан-
на изо всех сил старалась держаться с тем спокойным превосходством, ко-
торое так естественно для здоровых людей. Только бы не выдать себя, не
показать, как она больна! Ведь тогда она окажется во власти врагов.
Екатерина придавала своей лжи вид шутки - тем труднее было с ней бо-
роться. Она беззастенчиво утверждала, что воспитатель принца Наваррского
сообщил ей, будто принц, что касается до него, хоть сейчас готов обвен-
чаться по католическому обряду, и даже заочно, пока он еще сидит у себя
на юге, - настолькоде ему не терпится.
Жанна сухо ответила: - Удивляюсь, что мне решительно ничего не из-
вестно о желаниях моего сына, а вы, мадам, так хорошо о них осведомлены!
- Он вам, наверное, тоже хотел сказать, да позабыл за своими галант-
ными похождениями, - съязвила Екатерина и повертела толстыми бедрами -
вот-вот пустится в пляс на своих куцых ножках.
А затем, когда изнемогшая Жанна удалилась к себе, страшная старуха
изобразила своим приближенным все это навыворот. Жанна сама-де упрашива-
ла, чтоб непременно взяли в зятья ее сынка, католиком либо протестантом
- все равно, только бы поскорее. К Жанне все потом приставали с этим, и
протестанты гневно корили ее; а бесчисленные почетные фрейлины Екатерины
не давали королеве Наваррской покоя со своими грезами о волшебном прин-
це, приезду которого они радовались, как дети. Впрочем, эти почетные
фрейлины уже никому не могли принести почета, а лишь подарить удо-
вольствие, что они и делали по малейшему знаку своей бесстыжей госпожи.
Но они добросовестно выполняли возложенное на них поручение - показать
чувствительной Жанне развращенность французского двора во всей наготе,
чтобы тем успешнее подорвать ее силы. Едва наступал вечер, и даже
раньше, королевский двор уподоблялся непотребному дому. Только Марго,
невеста, держалась в стороне.
ФЛОРЕНТИЙСКИЙ КОВЕР
Мать Генриха не могла отрицать, что принцесса Валуа ведет себя вполне
благопристойно, да и сложена безупречно, хотя уж чересчур затягивается.
У Марго было белоснежное лицо, спокойное и ясное, как небо, - так, по
крайней мере, выразился некий придворный по имени Брантом; но Жанна от-
лично умела разобраться, что здесь от жеманства, а что от белил. Тут их
накладывали так густо, как, пожалуй, только в Испании. Да и придворные,
конечно, преувеличивали прелести своего божества, точь-в-точь как идоло-
поклонники. Жанне довелось наблюдать из безопасного отдаления некую без-
божную процессию, главным действующим лицом которой был отнюдь не поп и
даже не епископ: предметом единодушного поклонения дворян и народа ока-
залась Марго, сверкающая жемчугами и каменьями, осыпанная ими, как звез-
дами, с головы до пят. Простолюдины стояли на коленях по обеим сторонам
улицы. А кто шел в процессии, тому казалось, что толпа несет его. Над
всей этой давкой стояло многоголосое бормотание, похожее на молитву. Ве-
роятно, это было кощунством.
Когда Марго вернулась в замок, Жанна попросила ее к себе в комнату, и
та явилась тотчас, как была, в торжественном наряде и во всех драгоцен-
ностях. Жанна невольно отметила, что у прославленной красавицы щеки уже
слегка отвисли или, по крайней мере, отвиснут, когда она станет чуть
постарше, и что со временем это будет вылитая старуха Екатерина.
- Дорогая дочь, - начала Жанна ласковее, чем хотела бы. - Ты красива
и добра. Такой и оставайся - это мое единственное желание. Поистине твой
муж будет счастлив.
- Мне хотелось бы надеяться, дорогая матушка, что, хваля мою внеш-
ность, вы не льстите мне. Что же касается моих нравственных качеств, то
позвольте признаться вам, они еще ничтожнее, чем физические. Я не полу-
чила никакого воспитания, или, вернее, - крайне беспорядочное.
- Говорите вы, без сомнения, очень складно, - ответила Жанна, снова
обращаясь к будущей невестке на "вы". А тем временем Марго вспомнила,
как ее мать и брат в виде назидания отлупили ее за то, что она спала с
Гизом. Ах, когда-то ей доведется снова испытать эти радости? Мадам Ека-
терина отправила его подальше отсюда, лишь стало известно, что едет све-
кровь. Теперь ему приказано жениться, и ее красавчик для нее потерян. У
бедняжки едва слезы не выступили на глазах. Хорошо еще, что она вовремя
вспомнила о своих накрашенных веках - ведь с них сошла бы вся краска - и
о гладком лице - струйки соленой влаги сейчас же проложили бы на нем бо-
роздки. Главное - удержать первые слезы...
А Жанна продолжала: - Мой сын - деревенский Юноша, а все же он коро-
левский сын И он солдат, поэтому у него есть и чувство чести и подлинное
благородство - два качества, необходимые истинному солдату.
- Великодушие и честь - одно и то же. 'Я читала у Плутарха...
- И моему сыну я давала Плутарха. Он хорошо умеет выбирать себе об-
разцы среди великих людей. Не думайте, будто он беден духом, хоть я и
говорю, что он прост. Его шутки идут от живости чувств, а не от
мудрствовании лукавых или гробов повапленных.
Марго тут же подхватила ее слова: - Ну да, в нем течет королевская
кровь, но совершенно здоровая, а его дух не сознает своей утонченности.
- Этот портрет был полной противоположностью ее самой, поэтому ей и не
трудно было его набросать. А Жанна, ошибочно полагая, что столь горячей
похвалою своему сыну ей уже удалось затронуть чувства будущей невестки,
неосмотрительно продолжала откровенничать:
- О! Как бы я желала, милая дочь, чтобы вы, поженившись, оставили
этот двор. Здесь все растленно. Бесстыдство до того доходит, что женщины
сами предлагают себя мужчинам.
- А Вы тоже заметили? - вздохнула Марго. - Конечно, нравы здесь дур-
ные.
- Живите в мире и согласии да подальше отсюда!
У меня есть поместья в Вандоме, там вы будете правителями, а тут, при
французском дворе, вам придется вести праздную жизнь, подражая той бес-
полезной роскоши, какую я видела сегодня, во время процессии - да ста
тысяч талеров не хватит на такие драгоценности, которые были на иных! Но
господь хочет, чтобы ему служили иначе, не кичились бы своей правед-
ностью, а боролись во имя божие. Дорогая дочь! Все мы грешны, однако
протестанты преданы не только царствию земному: в этом наше оправдание;
мы умеем терпеть бедность, жить под угрозой и смиренно ждать - во имя
свободы, а она - в боге.
