Королева Жанна наконец перевела дух, она, не отрываясь, вглядывалась
в белоснежное лицо принцессы Марго, которая совсем закрыла глаза. А Мар-
го в это время думала: "Да, они опасны! Моя мать совершенно права, они
очень опасны. И нужно принять против них какие-то решительные меры, что,
впрочем, как я сильно подозреваю, мама и намерена сделать. Только откла-
дывает, пока под ее надежную опеку не попадет и мой Генрих - этот дере-
венский паренек, честный солдат с пылким сердцем и еще кое-чем, что для
меня лично гораздо важнее всего прочего". Так размышляла Марго, а Жанна
в это время стиснула рукой ее колено. Своим жестом она словно хотела
закрепить право на эту девушку, и вместе с тем в нем была мольба:
- Приди к нам! - Это был опять ее необычный голос, подобный звону
большого колокола - Прими истинную веру! Ты станешь счастливее, чем мог-
ла когдалибо себе представить. Наша страна познает единение и мир,
- А за чей счет? - спросила сестра Карла Девятого, все еще не размы-
кая век. "Конечно, это невозможно, - решила Марго про себя. - Кроме то-
го, эта странная, женщина, кажется, совсем голову потеряла. Ее рука, ле-
жащая на моем колене, напрягается: да, она, бесспорно, оперлась на меня,
а одна нога начинает подгибаться. Если я сейчас не удержу ее, она упадет
мне в ноги". Принцесса торопливо схватила Жанну за кисть руки.
- Мадам, вы слишком высокого мнения обо мне. Может быть, я, как вы
перед тем выразились, только гроб повапленный. Однако мой брат - король
Франции. Мой отец тоже был королем, оба католики, в этой вере я выросла.
Изменить тут мы ничего с вами не можем, даже если бы я и хотела. Все мои
предки-короли были католиками, и я не вижу, как бы я могла посещать ваши
проповеди, но это еще не значит, что ваш сын обязан ходить к обедне: я
буду терпимой.
- Итак, ты хочешь остаться с ним при этом развратном дворе? - Голос
Жанны зазвучал холодно, трезво, сейчас она сказала "ты" только из пре-
небрежения. Все же она подавила закипевшую в ней ненависть во имя своих
высоких и неизреченных целей. Кто, в конце концов, эта девушка, от кото-
рой так навязчиво пахнет мускусом? И разве ее злая воля может что-нибудь
задержать или изменить?
- О! - слегка вздохнула Марго и снисходительно, даже с жалостью к
этой несчастной женщине сказала: - Ваш сын, конечно, скоро научится
придворным манерам. Я готова его защищать. Правда, сделаться протестант-
кой я не могу, но с честным, искренним протестантом мы поладим - я это
чувствую. - Она продолжала свои рассуждения, ибо принцесса Валуа умела
быть красноречивой. Однако каждое ее слово было не к месту и только оз-
лобляло мать Генриха; но этого принцесса знать не могла. Напротив, ув-
лекшись, Марго даже приплела сюда сестричку своего жениха, незаметную
девочку, о которой никогда раньше и не вспоминала. Правда, она назвала
ее имя еще и потому, что дверь в соседнюю комнату или, вернее, висевший
на двери ковер чуть шевельнулся. Тогда Марго сказала более громко:
- Если б даже я не видела в вашем сыне, мадам, своего друга и госпо-
дина, то ваша прелестная дочь завоевала бы для него мое сердце. У нас
тут таких девушек не встретишь, я впервые вижу подобное создание, и,
простите за ученое сравнение, нежный облик вашей Екатерины напоминает
мне одну из царственных пастушек древности.
Вслед за этими словами действительно вошла Екатерина. Ее мать Жанна,
не обратившая внимания ни на флорентийский ковер, ни на его движение,
испугалась, на миг она была готова даже поверить в сверхъестественные
способности своей будущей невестки, тем более что Екатерина была босая и
распущенные волосы падали волной на ее белое ночное платье. А упомянутые
принцессой пастушки только и могли быть такими же белокурыми и с такими
же невинными личиками. Что же касается Марго, то она разыграла изумле-
ние, однако не нарушая ни вкуса, ни меры. Она просто встала и приоткрыла
объятия, протягивая руки навстречу милой девочке.
А королева Жанна почуяла "гроб повапленный" и возмущенно отвела глаза
- ведь она чуть было не поверила, что перед нею действительно призрак.
Ее дочь тем временем доверительно и простодушно рассказывала этой восхи-
тительной Марго:
- Я немного кашляю, и мне сегодня велели полежать и пить молоко осли-
цы. Если бы вы видели, мадам, моего молочного братца, ослика, ах, какая
прелесть!
- А как ты мила, моя детка! - воскликнула мадам, обняла ее и нагово-
рила пропасть ни к чему не обязывающих, ласковых слов. Может быть, Ека-
терине они и были приятны, что до Жанны, то она уже не слушала, она вни-
мательно разглядывала эту чужую бездушную комнату. Везде у них одно и то
же! Та же богатая роспись на стенах, те же резные лари, низкие, тяжелые
потолки, кровати с занавесками и балдахином, окна в глубоких нишах; всю-
ду словно притаился какойто загадочный полумрак, везде какие-то западни
и закоулки; в самой этой роскоши и пышности, если к ним присмотреться,
чудится что-то недоброе; таковы же здесь и люди! Да, и люди - Жанна это
ощутила и, сама не зная почему, содрогнулась.
Принцесса Марго знала больше, чем Жанна. О многом она догадывалась,
подслушивая разговоры, которые велись придворными, а когда шептались ее
царственный брат и их мать, она невольно следила за выражением их лиц. И
вот сейчас, держа в своих объятиях невинную девочку Екатерину, Марго по-
чувствовала, как в душе у нее шевельнулось что-то ей до сих пор неведо-
мое - может быть, совесть. А может быть, это были та гордость и то
чувство собственного достоинства, для которых всякое коварство презрен-
но. Екатерина же выводила своим дрожащим, звенящим голоском: - Вы так
прекрасны, мадам, вот если бы сегодня вас видел мой брат! Будьте к нему
благосклонны!
- Да, да, - ответила Марго, но про себя добавила, негодуя все
сильнее: "Нельзя так! Я должна им открыть всю правду".
- Где же ваша собачка, мадам? Я никогда не видела такой прелестной
собачки!
- Она ваша, я дарю ее вам. - Марго выпустила девочку. "Я должна их
предостеречь!" - Мне хотелось бы дать вам один совет. - Марго наклони-
лась к Жанне, настойчиво посмотрела ей в глаза. Впервые почувствовала
она, как ей изменяют выдержка и находчивость, - уж слишком необычным бы-
ло ее намерение. Марго не знала, как начать, она с трудом переводила ды-
хание, даже нос ее стал как будто длиннее. - Но никто не должен знать,
что это я вам сказала.
"Да, это зловещая роскошь, под нею что-то притаилось", - подумала
Жанна. И она ответила: - Я же знаю, что со мной хитрят и хотят меня об-
мануть.
- Это бы еще ничего! Уезжайте отсюда, мадам, и как можно скорее! -
выкрикнула, вернее, взвизгнула, Марго, - в ней говорило уже не величие
души, как ей того хотелось, а лишь охвативший ее внезапный и нестерпимый
ужас. И вдруг беззвучно добавила: - Нас, наверное, никто не слышит? Ну,
так берите вашу прелестную девочку и бегите с нею на юг, может быть, еще
не поздно! Если вы хотите чего-нибудь добиться, то вам нельзя быть
здесь, а, уж вашему сыну - и подавно!
Однако в эту, быть может, честнейшую минуту своей жизни Марго встре-
тила со стороны Жанны только упорство и недоверие. Жанна заранее решила
никаким угрозам не поддаваться. Принцессе так и не удалось вызвать на
этом стареющем лице тревогу, поэтому она нерешительно потянулась к моло-
дой в надежде, что хоть та ей поможет. Марго оторвала свой взгляд от
Жанны и стала смотреть на Екатерину, но ее взгляд по-прежнему предназна-
чался Жанне. Пусть видит, какую тревогу в светлых глазах девочки вызовет
Марго силой своих черных глаз. Вот в них мелькнула догадка. А сейчас это
ужас!
Однако Жанна продолжала упорствовать в своем нежелании понять прин-
цессу, а когда увидела, что ее дочь побледнела и едва стоит на ногах,
окончательно рассердилась.
- Довольно! - твердо заявила она, - Иди и ложись обратно в постель,
дитя мое! - И лишь после того, как Екатерина прикрыла за собою дверь и
флорентийский ковер перестал шевелиться, Жанна ответила на совет и пре-
достережение принцессы Валуа.
- Поверьте, мадам, я все поняла. Вы хотели вызвать во мне колебания и
страх, это вам поручено, конечно, вашей матерью. Ну так вот, расскажите
ей, удалось ли вам сокрушить меня! Я же, со своей стороны, могу сообщить
вам, что господин адмирал добился от короля всего, чего мы, протестанты,
желали. Вам лично незачем принимать какое-либо окончательное решение от-
носительно вашего вероисповедания, пока вы не услышите, что французский
двор объявил войну Испании.
Но вы об этом услышите! Во всяком случае, мой сын и ваш жених прибу-
дет сюда, только когда наша партия обретет полную силу.
- Ну, разумеется, мадам, - согласилась Марго. Тощая грудь королевы
бурно вздымалась, когда она произносила эти горделивые слова. Но сестра
Карла Девятого, вернувшись к обычному равнодушию, уже не видела причины
ни для тревог совести, ни для порывов благородства. Она уже повторяла
про себя, как и в начале беседы: "Да, они опасны! Они очень опасны. Моя
мать права, против них надо принимать какие-то решительные меры. Но они
сами себя погубят. Античный рок, да и только!" Так рассуждала эта ученая
особа.
- Разумеется, мадам, - сказала Марго, - я обдумаю ваши слова. - Глу-
бокий реверанс. - И если окажется, что правы именно вы, тогда и ваша ве-
ра, вероятно, станет моею. Надеюсь, господин адмирал привезет сюда прин-
ца, моего жениха, чтобы мы встретились "здесь все вместе. - Глубокий ре-
веранс, пахнуло мускусом, и мадам Маргарита удалилась.
Когда Жанна открыла дверь в комнату дочери, та посмотрела на нее в
упор своими голубыми, широко раскрытыми от ужаса глазами. Жанна подошла
к ее кровати, и девочка, обняв мать за шею, прошептала:
- Мне страшно, мама! Мне страшно!
ПИСЬМА
Потом обе написали в По, Генриху. Писались письма обычно в разных
комнатах замка Блуа, и Екатерина тайком совала свое письмо нарочному, с
которым отправляла письмо Жанна. Мать давала сыну советы: почаще слушай
проповеди, каждый день ходи на молитвенные собрания. Волосы зачесывай
кверху, но не так, как носили раньше! Первое впечатление, которое ты
должен тут произвести, - это изящество и смелость. Однако сейчас сиди в
Беарне, пока я не напишу тебе опять.
А Екатерина сообщала брату: "Мадам подарила мне прелестную собачку,
потом угостила меня роскошным обедом. Она очень ласкова ко мне. Ну, а
если я теперь скажу тебе, милый братец, что мне все-таки страшно, я от-
лично знаю, что ты не поймешь меня. Прощаясь, ты наказал мне: "При пер-
вом признаке опасности - немедленно гонца!" Признаков опасности я ника-
ких не вижу, а письмо с гонцом все-таки шлю. "Береги ее! - приказал ты
мне взглядом при нашем расставании - береги нашу дорогую матушку!" И вот
на днях наша дорогая матушка уедет со всем двором в Париж, где у нас
столько врагов. Я, конечно, не буду глаз с нее спускать, но как бы мне
хотелось, чтобы ты опять был с нами!"
В мае Жанна д'Альбре написала сыну из Парижа, где остановилась в доме
принца Конде. Писала она вечером, окно было открыто, лампа мигала под
теплым дыханием ветерка.
"Портрет мадам я здесь достала и посылаю тебе. Надеюсь, ты будешь до-
волен. Кроме наружности мадам, которая действительно очень хороша, мне
здесь мало что нравится. Королева Франции обходится со мной по-скотски,
твоя Марго, как была, так и осталась паписткой, все мои труды пошли пра-
хом. Одно только доставило мне большую радость: наконец-то я смогла со-
общить Елизавете Английской, что твой брак с Марго - дело решенное. Сын
мой, не знаю, буду ли я всегда подле тебя, чтобы оберегать от соблазнов
этого двора. Не позволяй же совращать себя ни в жизни, ни в вере!"
А сестра, запершись в другой комнате, с трудом выводила: "Спешу ско-
рее сказать тебе два слова о том, что с нами случилось сегодня. Мы ходи-
