И он затих. Тишина была мрачноватая и неожиданная.
- Мда, - нарушил молчание Борис, - вроде бы Саша где-то не чужд нашему
миру - людей подпольного искусства... У нас же много слоев, есть и
обращенный к метафизике, Олега, например. Кроме того, ведь в Москве много
духовно-религиозных групп, есть и чисто эзотерический слой. Скажем, Кирилл
Леснев и его союз русских мудрецов. Они связаны с Индией, с Востоком... Есть
и другие...
- Ты еще лекцию прочти!
- Да нет, - смутился Борис, - я клоню к тому, что Трепетов вне всяких
кругов, даже эзотерических, хотя казалось бы... Ведь он их всех знает... Но
сам он - в каком-то другом, последнем круге, если такой есть...
И в это время опять раздались шесть долгих пронзительных звонков в
квартирную дверь. Послышалось, что кто-то из соседей открыл. И через минуту
раздался стук в дверь.
- Войдите.
И вошел Саша Трепетов: человек тридцати с лишним лет, среднего роста, с
русыми волосами и с лицом на первый взгляд довольно обычным. Но вскоре это
впечатление от его лица рассеялось. И увиделось иное: что-то очень далекое,
еле уловимое, но присутствующее... И это далекое как бы отстраняло все
человеческие выражения на его лице, и оттого оно становилось непроницаемым
для самого пронзительного взгляда, оставаясь в то же время открытым.
Как-то чересчур напряженно и вежливо представились.
- Чайку? - смиренно спросил Олег.
- Отлично, - ответил Трепетов, усаживаясь за стол. За дверью, в коридоре,
заворочалась любопытная старушка-соседка, любившая подслушивать - для
утешения - непонятные разговоры.
- Так вот, Саша, - начал сразу Борис Берков, после некоторого молчания, -
мы знаем, что вы как-то связаны с этим тайным человеком...
- Да, он хочет, чтобы я нашел для него людей, познакомиться, так сказать,
поговорить кое о чем... Вы сами-то хотите, все трое?
- О, да! - поспешно ответил Олег.
- Почему бы нет! - задумчиво пробурчал Борис из своей "вольтеровской"
глубины.
- Слишком большая честь! - закричал из своего угла Закаулов. - Но в
общем-то я согласен, согласен!
- Но все это, естественно, не так просто, - проговорил Трепетов,
посматривая на них. - Я выбрал вас сам. Но прежде чем состоится знакомство,
надо будет пройти несколько этапов, может быть два-три. И только потом, если
все будет благополучно, - встреча и действие.
- Значит, как полагается: сначала надо узнать, способны ли мы к
инициативе?! - усмехнулся Берков. - Будут испытания?
- Не совсем. Гораздо больше, чем испытание. Скорее антииспытание. Ничего
страшного не будет. Никаких посещений сферы смерти. Первый шаг таков -
попытаться найти еще двух-трех людей. Чтобы подсоединить к вам. Дело в том,
что я выбрал вас более или менее произвольно, но других надо выбрать по
некоторому принципу. Этот принцип совершенно закрыт и о нем невозможно
говорить. Можно условиться только так: вы мне показываете своих людей, кого
угодно, пусть самых интересных с вашей точки зрения, а я буду наблюдать и
отбирать. Одной встречи с каждым достаточно для отбора.
- Значит, мы можем показывать кого угодно? - переспросил Олег.
- Да, кроме вот этих.
И Трепетов протянул ему бумагу, где значились фамилии в том числе
некоторых весьма известных подпольных художников, поэтов и писателей.
- Эти не годятся, - добавил он, попивая чаек. За дверью, в коридоре,
кто-то испуганно прошмыгнул. - А потом, когда мы отберем людей, сделаем еще
один шаг.
Это будет второй этап: для всех, кто будет включен... И для вас, значит,
тоже. А дальше будет видно... Может быть, потом вы встретитесь с ним и
начнется главное.
- Саша, кто этот тайный человек? - Олег подошел к столу, намереваясь
закурить.
- Не торопитесь.
- Но все-таки, хотя бы намеки. Мы же слышали независимо от вас кое-что.
- Его называют "алхимик", - заметил Борис.
- Ему уже не надо ни во что превращаться. Все, что могу пока сказать: у
него много имен.
- Есть ли человеческое?
- Смотря по тому, что иметь в виду под этим словом. Какое...
"человеческое"?
- Ну, для начала, просто имя, место рождения по паспорту? - усмехнулся
Олег.
- И это есть. Его имя-отчество Тихон Федорович, и родился он в городе
Пензе.
- Недурной городишко! Самое место для рождения таких людей.
- И еще. Вы можете его называть теперь: человек Востока.
- Это уже ближе...
- Да-с, Саша, - вдруг задумчиво высказался Леша Закаулов. - Надеюсь, вы
не ввергнете нас в черную магию, договор с дьяволом...
- Бросьте, Леша, - добродушно, и даже ласково, возразил Трепетов, опять
отхлебнув чайку. - Что же вы все привязали к князю мира сего? Вот уж
действительно: сильнее кошки зверя нет. Это совсем из другой оперы. Не на
полярности между богом и дьяволом все сошлось, - добавил он.
- Доказательства! - буркнул Алексей, полушутя.
- Почему такой страх перед дьяволом? - удивился Трепетов, поглядывая на
Алешу. - Это же присутствует везде! - и он сделал широкий взмах рукой, как
будто бы даже пригласительный. - Ну, хорошо. Если уж вы так волнуетесь, то
доказательства будут, когда приступим ближе к делу... Только напомните мне.
Олег осторожно посмотрел на Трепетова. Его раздражало, что Саша имеет
власть вопреки той сфере, где царствует он, Олег Сабуров, сфере поэзии. И
это уязвляло его. Но он знал, что с этим надо смириться: что-то в душе его
недавно надломилось, и она стала открытой для новых и таинственных течений.
И эти течения меняли его. Он сдержал себя. Ему было даже жутко и где-то
приятно ощущать себя беспомощным.
- Ну, так вот, господа, - закончил Трепетов, взглянув на часы, - я же
говорил, свидание будет коротким. Давайте договоримся так: вы, Олег, - он
как будто слегка выделял поэта, - позвоните мне, лучше утром, когда найдете
первого человека. Но хочу заметить, что вам нечего беспокоиться, если даже я
не отберу никого. Тогда мы перейдем к следующему этапу только с вами. К тому
же, удача и неудача - это категории дьявола, а не наши. Мы не любим побед -
в отличие от него, - добавил он насмешливо и встал.
- По рукам, - улыбнулся Берков и тоже встал.
- Оставайтесь, Саша, - предложил Сабуров. - ...Будет...
- Нет, спасибо, мне надо идти...
- Ну, как хотите. Ждите звонка.
Трепетов открыл дверь, и, церемонно извинившись перед подслушивающей
старушкой, направился по коридору. Олег провожал его.
- Ну и тип! - воскликнул Леша. Олег тут же вернулся.
- И как? - взволнованно проговорил он.
- Тих, - ответил Берков.
- То-то и оно, что тих... Неужели ты не чувствуешь, как он весь затаен, и
от его тишины веет чем-то неизмеримым... Такому не надо совершать чудеса...
- Да, совсем не то, что в легендах о нем! - воскликнул Закаулов из своего
угла.
- Но все это по мне, ей-богу, это по мне, ребята! Люблю послать все к
черту и броситься с вышки вглубь...
- Тише, тише! - попытался остановить его Берков.
- Не хочу тише! И скажи, Олег, твоей соседке, чтоб донесла на нас в
лучшие инстанции! - и Леха погрозил пальцем. - А не в те, которые роются в
человеческом дерьме: политика, грабежи, секс...
- Не бойся, Леха, она глуховата. Подслушивает она только наши шаги, -
улыбнулся Олег.
- Пусть на шаги и доносит. В лучших инстанциях могут судить и по шагам.
- Лучшие инстанции и так наперед знают все, - прервал их Берков. - А
теперь: как вы смотрите на все это?
- Скажу одно, - ответил Олег, расхаживая по комнате, - я чувствую ясно,
что за Сашей что-то стоит... Мое чутье меня не обманывает. Но этот Трепетов
чем-то меня раздражает, - вдруг разозлился он. - Адепт, так сказать. Хотя
меня тянет к нему... вернее...
- Даа... человек Востока так и остался во мраке, - пробормотал Берков. -
Еще надо пробиваться к нему.
Было решено, что "полет к человеку Востока" надо продолжать до конца. И,
естественно, держать все закрытым, не вмешивая посторонних, как и было
обещано Саше. Это лучше для них же самих. И попытаться найти других людей...
И они удивились, что столько интересных и глубоких личностей стоит в списке
тех, кто исключен...
- Ведь мы не знаем принцип отбора, тем более мы выбраны иначе,
"произвольно", как выразился Саша. На чем этот принцип основан? Явно, не на
обычном, - проговорил Берков.
- Темна вода...
Но в это время снова прозвучали знаменитые на всю подпольную Москву шесть
звонков в одну из дверей дома щ 3 по Спиридоньевскому переулку. Кто-то
ломился к Олегу сквозь ночь, ветер, бред и вой машин послушать стихи и
огненно прокричать среди тьмы. Звезды уже заглядывали в окна.
- Идут, идут, уже идут! - воскликнул Закаулов.
- Начинается! - надменно усмехнулся Олег. - Пойду открывать.
Глава вторая
Через некоторое время все переменилось в этой комнате. Несмотря на плотно
закрытые двери изнутри порой доносились исступленные крики, переходящие
вдруг в шепот и бормотание, звон посуды и одинокие возгласы... Два раза
кто-то выскакивал в коридор, взлохмаченный, потный, с криком: "Я больше не
могу!" Жильцы дома номер три, квартиры номер четыре, по Спиридоньевскому
переулку уже ко всему этому привыкли. Бывало все: и невероятные сборища до
шести утра, и шествие среди ночи по длинному коридору в высшей степени
подозрительных личностей, то оборванных, то чересчур интеллигентных, и
появление милиции, и сумасшедшие беседы в коридоре, и бесконечный ряд
водочных бутылок, и вынос пьяного тела - домой, к друзьям, или
далеко-далеко... Жильцов поражала странная смесь лиц на "сборищах": солидные
бородатые люди, в хороших костюмах, с портфелями, иногда любовно ухаживали
за дикими оборванцами, чуть ли не вытирали им со рта пьяную блевотину. Да и
сами "солидные" люди были хороши, если правда, внимательно вглядеться им в
глаза.
Одна старушка-соседка, например, "вглядывалась" и потом так пугалась, что
заболевала кошмарами.
- Ну, о чем можно целыми ночами говорить?! - возмущалась вторая соседка,
которая тоже любила подслушивать. - Ведь говорят, говорят, ночи напролет...
А то шепчутся, шепчутся... Ум последний потеряешь.
- Нет, это неспроста, - заявляли другие, - тут что-то есть...
И они шарахались от собственных слов. Впрочем, времена были уже давно не
сталинские, и с точки зрения закона все было относительно благополучно. Даже
с порой возникающими милиционерами были добродушные отношения.
Поэт Леня Терехов, например, вышел один раз из этого дома не только
по-небесному пьяный, но и без штанов, и причем прямо навстречу милиционеру.
Но поэт ничуть этим не смутился, а бросился в объятия служивому и стал его
целовать. А на суровый вопрос: "Где штаны?" ответил: "Что значат штаны,
товарищ милиционер, по сравнению с вечностью?" И тот увез поэта в
вытрезвитель...
Среди жильцов квартиры номер четыре тоже обитал милиционер, Костя, но был
он тихий и забитый. Он побаивался компании Олега (потому что видел то, что
по его мнению, невозможно было видеть), но все-таки кричал иногда из-под
двери, запершись на крючок:
- Олег, я тебя посажу, Олег, я тебя посажу!
Но дальше этого дело не шло, да он и не хотел никого сажать - но любил
иногда шумно грозиться, прикрывая свой испуг. К тому же "посадить" кого-либо
было уже трудно.
- Баб почему голых рисуют?!! - возмущался он иногда, поглядывая в комнате
Олега на картины по стенам.
За голых баб он принимал обычно иное, часто летящие гробы.
Так или иначе, но по средам и субботам таинственный и свободный загул
царил в доме номер три по Спиридоньевскому переулку.
Сейчас в уютных двух комнатках Олега было всего человек восемнадцать -
меньше чем обычно. За окнами по-царски правила ночь, и почти все люди пришли
