сумасшедший в высоком смысле этого слова, и в то же время, глядите, как
устроен.
Это вам, Олег, не ваша дикая коммунальная квартира. Пора и вам двинуться
по этой стезе... Детские стихи не отнимут много времени.
Олег отмахнулся.
- Нет у меня ничего детского в душе. Нету. Пропало все, что и было.
Пускай теперешние малыши подрастут, тогда, может быть, меня будут печатать.
В углу захохотал Андрей Крупаев. Его лицо было совершенно замученным и
потерянным...
Через десять минут новоприбывшие уже знали текущие события
"неконформистской" Москвы, которые произошли за часы их пьяного уединения в
"сокровенном" месте. А чай необычайной крепости и аромата вернул их к
тишине.
Потанин при всей своей фантастичности навевал, однако, отнюдь не
апокалипсические настроения. Его стихи, которые он иногда вдруг начинал
читать посреди разговора, были безумны, но в каком-то устойчивом и мирском
смысле: этот мир-де безумен, но оправдан и вечен.
Много курившая девица долго хохотала после его стихов. Вошла, наконец,
раскрасневшаяся Люба Демина. Ей вручили штрафной бокал водки, и для
смягчения - потанинский ароматный чай.
- Не будет, не будет конца свету, - отрезал один из художников,
чокнувшись с ней пустой рюмкой. - Все пророчества надо понимать наоборот.
Тогда откроется истина... И вообще обратите внимание на подтекст...
- Хорошо, неужели ты думаешь, что этот современный человеческий маразм
будет продолжаться бесконечно?
- Будет чудовищная трансформация.
- Если "чудовищная", то ведь это одно и то же, что конец и новое начало.
Мировой огонь - и преображение.
- Ну и что ж, все это не так долго будет длиться. Огонь вещь скорая. А
потом - другой мир...
- Нечего спорить. Мы живем на каком-то страшном переломе. Чувствуется
приближение.. Пусть не конец, но перелом. В конец близкий я не верю.
Единственно, что тяжело - почти буквальное воплощение некоторых черт, о
которых говорилось в древних книгах и пророчествах.
Но Катенька прервала этот поток.
- Пущай хоть конец! Лишь бы то "Я" во мне, в нас, которое я вижу внутри
временами, осталось бы навечно! Какая это тайна, какой пожар затаенный...
- Нет, нет, долго, долго будет стоять этот мир. А чувствуется верно:
перелом подходит невиданный. Тем более и маразм не может продолжаться вечно.
Потанин чуть-чуть пустынно посмотрел на говоривших своими сумасшедшими
зелеными глазами и сказал:
- Но Бог и маразм - вот два полюса, и оба они вечны по-своему.
- Вот именно, именно! - захохотал наоборот чокнувшийся с Любой художник.
- Если хотите вечности, господа-товарищи, то человеческий род надо
подтолкнуть, и его уже давно толкают, в противоположную от Бога сторону.
Дело только в том, что все время остаются какие-то люди, которые еще как-то
связаны с божественным, с реально божественным, а не с пародией на него,
которая существует везде как более эффективный вариант атеизма. Вот если все
погаснет - ведь последний толчок только нужен, и чтоб людей этих не было -
тогда-то человечество погрузится в такую жуткую тьму, из которой уже нет
возврата. Вот вам и обратная вечность. Это то, что оккультисты называют
подземным миром. Земля станет подземным миром, куда ни один луч от Духа уже
не проникнет никогда. Ха-ха-ха! Чудная будет жизнь!
Вика Семенова истерически рассмеялась.
- Вы поэт, поэт! Но этого же никогда не будет в целом для всех людей,
только часть туда отсечется, в низшие миры, пусть большая, - чуть не
крикнула она. - А картина хороша!
- Картина для писателя.
- Про последний толчок хорошо сказано. Пора, пора! - умилилась Катя.
Так тихо продолжался этот мирный вечер. Иногда позвякивал телефон, и
Потанин, чуть не по-матерному ругаясь, объяснял в трубку, что детские свои
стихи он все равно сдаст вовремя, и пусть об этом не беспокоятся.
Вспомнили о блаженнейшем Лехе Закаулове, который опять куда-то пропал.
Было несколько версий, но больше поговаривали о том, что влюбился он
отчаянно в синеокую Волгину, и оттого по-светлому затосковал.
Это предположение навеяло грусть на Муромцева.
Вспомнили и еще о ком-то, ушедшем в леса.
Но сам Потанин оставался холоден и невозмутим. Попивая свой неизменный
чай, он посматривал на гостей, и в выражении его лица было что-то
сурово-аристократическое, и потому безумное в наш век. Много курившая
девочка бросила курить, и прилипла к нему, чуть не плача. И Потанин как-то
умудрялся охлаждать ее пыл почти буддийским покачиванием головы.
- Я вам завидую. Катя.
С этими словами к Корниловой неожиданно подсел Виктор Пахомов и, печально
по отношению к себе усмехнувшись, посмотрел на нее.
- Что так?
- Ха-ха-ха... Вы сами знаете. Давайте я поцелую вас или лучше спою.
И Виктор поцеловал ей руку - внезапно для всех.
Через час-полтора квартира эта погрузилась в приятную, но разорванную
вечернюю меланхолию. Горели свечи, и все было окутано полумраком, только по
углам виделись тени. За окном, подобно Млечному пути, синевела и мерцала
огромная Москва. И разговор перешел в полушепот, прерываемый иногда
тревожными восклицаниями... И допивалось последнее вино и восточный чай, и
горел глаз Сергея Потанина.
Уже поздно, к полуночи, зазвонил телефон, и издалека Борис Берков
сообщил, что у Леонида Терехова все в порядке. Леонида Терехова все в
порядке.
