Юрий Мамлеев.
Московский гамбит.
Глава первая
ГЛАВА ПЕРВАЯ Москва нежилась, древнела, отдыхала и успокаивалась в лучах
еще не заходящего вечернего солнца. Стояло лето 197... года, и небо над
Москвой было таким бездонно-чистым и открытым, как будто в мире наступало
какое-то сверхъестественно безмятежное время.
Спиридоньевский переулок, что затерялся в бесконечных улочках между
Пушкинской и Никитской площадью, тоже был покоен, солнечен и чист. Одинокие
прохожие - многие москвичи уже разъехались по дачам, была суббота - только
подчеркивали высшую пустынность и уютность улиц. Иногда из какой-нибудь
булочной выскакивала осторожливая старушка с буханкой белого хлеба в руке,
да лениво позевывал на своем посту милиционер... Но по мере того, как
темнело, некоторая тревожность, как всегда, входила в улицы и переулки.
Впрочем, довольно благая тревожность.
Точно тьма таила в себе пробуждение...
Дом щ 3 по Спиридоньевскому переулку - двухэтажный, желтовато-белый, -
сохранился еще с конца прошлого века. Широкая парадная лестница вела в
квартиры с длинными узкими коридорами, по бокам которых размещались комнаты
жильцов. В конце одного коридора, выходящего в глубокий и покойный сад,
приютились две смежные комнатки, которые принадлежали Олегу Сабурову -
знаменитому подпольному неконформистскому поэту Москвы. В этот вечер Олег
сидел у себя со своим давним другом Борисом Берковым в томительном и немного
странном ожидании. Мебель в комнатах была вовлекающая в себя, старинная, и
друзья расположились в высоких вольтеровских креслах, покуривая и распивая
пиво. Иногда из сада под окном раздавался какой-нибудь причудливо-нездешний
голосок, и сразу замирал.
- Придет или не придет, вот в чем вопрос, - мрачно повторял Борис.
Был он низенького роста, с внимательным, даже пронизывающим взглядом и с
выражением на лице скрыто-одухотворенным. Олег же внешне являл собой полную
противоположность: пышный, красивый, со стремительными движениями,
вдохновенным лицом и печальным, но властным взглядом. Чувствовалось, что он
избалован женщинами, хотя это внутренне не коснулось его. Обоим друзьям было
под 30.
- Я почему-то боюсь, что он не придет,-глухо ответил Олег.
Стало тихо в комнате, когда где-то - словно из несуществующего подпола -
болезненно мяукнула кошка.
- И что же будет, если он не придет?
- Тогда будет то, что было, - продолжал Олег. - А мне так хочется многое
изменить!
- Почему, Олег? Что с тобой?
- О, Боря, ты же знаешь меня. Да, конечно, я хочу того, чего всегда
хотел:
славы, самоутверждения и... бессмертия.
- Ты сама скромность, Олег.
Сабуров засмеялся, неожиданно изменившись в лице.
- Да. Но, Боря, иногда я вдруг, среди дня, отключаюсь и смотрю застывшим
взглядом в одну точку, как будто что-то, самое жуткое и тайное, я упустил...
А потом бессмертие. Я ведь говорю не только о творческом, но и том...
абсолютном бессмертии. И это мучает меня. Что-то во мне надорвалось. Может
быть, потому что я болел, но скорее не в этом дело. Я чувствую, что мы,
люди, находимся в совершенно невыносимой ситуации: с одной стороны жизнь
сама по себе, сознание, самобытие - так прекрасны, и так хочется, чтобы это
всегда было, но с другой стороны жизнь чудовищно, издевательски коротка и
безобразна... и что после? Если не владеть ключами жизни и смерти, то лучше
не жить. Если бессмертие существует, то я хочу сейчас, именно сейчас, стать
свидетелем своего собственного бессмертия, а не просто верить в него!
Соприкоснуться с ним практически! Если же это невозможно, и все покрыто
непостижимым мраком, то хотя бы продлить, продлить жизнь, за ее обычные
сроки, любыми средствами, в том числе и почти сверхъестественными. Говорят,
теперь много появляется намеков на такую возможность. Тогда и шансы на
абсолютную разгадку будут выше. Но я чувствую жажду сохранить и спасти себя.
И поэтому боюсь, что он не придет. Не придет, как не встают мертвые из
гроба.
- Ну, что за сравнение!
- А, это к слову! Но видишь ли, я ничего не преувеличиваю. Я знаю из
верных источников, что этот тайный человек существует. Кто он? Маг,
исцелитель, алхимик
- не знаю. Но он обладает какой-то огромной силой, и главное, совершенно
необычной, не встречающейся почти в истории людей. Как тебе сказать?
Необычной в смысле ее направленности и сути. Так оценивают это те, которым я
доверяю. Нет, не маг, не исцелитель, это слишком банально, хотя может быть
он и делает мимоходом все эти пустяки. Это что-то другое, совсем другое! Мне
сказали, что лучше всего его назвать "алхимиком", хотя то, что он делает,
может быть, к алхимии никакого отношения не имеет. Но случилось так, что мой
приятель, через которого я кое-что знаю, уже больше никогда не увидит этого
тайного человека.
Здесь все кончено. Но он назвал Сашу Трепетова, сказав, что Саша
действительно близок к нему. И вдруг теперь Трепетов обращается к нам...
- Но не сам этот человек...
- Но ведь Саша с ним в контакте, и придет от его имени...
- Что тебе Трепетов точно сказал?
- Что я, ты и Леша выбраны. И чтоб больше никого не впутывать в это дело.
- А много ли людей в Москве вообще слышали об этом тайном человеке?
- В основном только очень узкие круги. Но так получилось, что вся
эзотерическая Москва содрогнулась...
- Что же можно такое сотворить, чтобы даже эзотерическая Москва
содрогнулась? - пробормотал Берков и тихонечко себе, спокойно закурил новую
сигарету.
Опять настойчиво и беспомощно мяукнула сиротливая кошечка, оказавшаяся
под кроватью. Она была бездомная, и угол под кроватью поэта был только
временным убежищем для нее. Откуда-то из коммунальной кухни донесся нелепый
звон кастрюль.
- И ты по ряду признаков думаешь, что этот человек владеет, так сказать,
ключами жизни и смерти? - добавил Берков, неуютно взглянув приятелю прямо в
лицо.
- О, Боря, Боря! - Олег даже вскочил с кресла. - Не думай, что я такой уж
подлый, законченный эгоцентрист! Хотя, конечно, как я говорил, это, мягко
выражаясь, не последнее, что интересует меня... Нет, понимаешь, есть нечто
большее, что меня влечет... Я ведь ничего не знаю, тут какое-то притяжение,
что-то странное, великое и реальное...
- Да, самое интересное в этом деле, - прервал Борис, - его подлинность. А
подлинность в таких вещах нельзя пропускать. Я и согласился на все это
только потому, что слышал кое-что крайне любопытное об этом человеке от
серьезных людей.
- То-то и оно! И не упрекай меня...
Но тут раздались истерические шесть звонков в дверь этой коммунальной
квартиры.
В ответ в стороне, на кухне, упала чья-то кастрюля, может быть,
вывалилась из руки хозяйки.
- А это к нам идут, - улыбнулся Боря.
- Пойду открывать, - озаботился Олег.
Через минуту-другую он вернулся.
- Конечно, Закаулов, - радостно объявил он.
- Ну, значит, все в сборе, не хватает только главного, Саши Трепетова, -
вздохнул Боря. - Ну, входи, Леха, входи!
И Леша Закаулов появился за спиной поэта. Олег захлопнул за ним дверь и
запер ее на ключ. Леха, как всегда, был чуть-чуть пьян ("Не удержался даже в
такой момент", - подумал Берков), в помятой рубашке, он весел.
- Ребята, клянусь, не пил, зная, что иду в бездну, а не в пивную! -
воскликнул он.
- Ну, если подходить с твоими мерками, то можно считать, что ты сегодня
не пил,
- проворчал Борис.
Леха уселся в третье вольтеровское кресло.
- Лешка в норме, - заметил Олег. - Он выпивши, но без перехода за
грань...
- Для меня непонятно одно, господа, - заговорил Закаулов из глубины
своего кресла, - зачем этот тип, Саша Трепетов, выбрал меня?! Понятно, что
тебя, Олег, ты - поэт, языкотворец, избранник муз и богов, и что тебя,
Борис, ты - подпольный интеллектуал, философ... Но зачем этому тайному
человеку я, я, Леха Закаулов, с моим метафизическим надрывом, песнями и
пьянством?.. Мне бы улететь на Луну, а не лезть в ворота жизни и смерти. Я
сюрреалист, черт побери, гуляка, и у меня сердце иногда рвется на части от
любви.
- Наговорил! - захохотал Олег. - Ты, Леха, - поэт, только я пишу словами,
а ты - своей жизнью...
- Спасибо, Олег. Утешил, - пробормотал Леша. - Если б не вы двое, я б
может и не пошел к этому тайному человеку, да еще через посредника. Хотя,
откровенно говоря, все это вдруг стало меня занимать по большому счету. Ну,
в крайнем случае посмотрим на Сашу Трепетова - он и сам по себе легендарная
личность.
- Саша ведь, - вставил Берков, - из самых скрытых слоев московского
подполья.
Глубже этого слоя по-моему уже ничего нет. Недаром он связан с этим
тайным человеком...
- Хватит о нем, - вдруг прервал, чуть не вскрикнув, Олег, - об этом...
алхимике.
Здесь наверчено столько, что голова пойдет кругом. Хватит! Лучше
поговорим о Саше. "Алхимик"-то появился недавно, и неизвестно откуда, точно
с того света, а Трепетов уже столько лет крутится по глубинкам московским,
он из нашего мира...
- Но из другого слоя, - поправил Борис. - Ты ведь даже не был с ним
знаком до недавнего времени, а только слышал о нем...
- Это уж точно, что слышал! - захохотал из своего угла Леха Закаулов,
ловко вынул из кармана уютную четвертинку чего-то крепкого и смочив им
горло. - Я ведь тоже многое слышал...
Был Закаулов беспределен, лих, но временами - серьезен и мрачен в своем
веселии.
Было ему тоже под тридцать лет, и выглядел он, худой и голубоглазый, хоть
и растерзанным, но с загадочной бравадой и отчаянностью. Любили его за
широкие и необъяснимые метафизические высказывания во время пьянства.
- Так что же ты слышал о Саше? - спросил Борис.
- Странный он человек! - как-то по трезвому оживившись, ответил Закаулов.
- Хотя и я, конечно, не стандартен, что и говорить. Я ведь Трепетова видел
давно, всего несколько раз, мельком. И мне трудно о нем говорить. Что-то
неуловимое и непонятное в нем есть, во взгляде, даже собственно взгляда нет,
а есть нечто большее... Нет, не могу сказать.
Он задумался и поставил четвертинку себе между ног.
- Кто хочет, наливайте, - пробормотал он. - Да, конечно, о нем много
всяких легенд и побасенок ходит. Например, дескать, устроили ему с большим
трудом частные уроки, итальянского, он же знает языки, для дочери какого-то
академика.
По высшему счету. Мол, известный человек, Бодлера, Рембо и Петрарку
переводит, почитайте "Иностранную литературу". А потом в назначенный час
раздается звонок в эдакую роскошную квартиру академика. Мамаша с дочкой
умильно открывают: все-таки учитель, не кто-нибудь, а переводчик Петрарки. И
входит Трепетов. Два-три неуверенных шажка по импортному ковру и бац -
падает. И блюет на ковер. Явился:
учитель...
- Неплохо. Разрядил, разрядил ситуацию Лешка, - улыбнулся Берков.
- Или еще. - И Закаулов лихо отхлебнул из бутылки. - Приходит Трепетов в
"Иностранную литературу" по поводу статьи о немецких поэтах-авангардистах.
Туда-сюда. Присели на стулья в одном кабинете. Неожиданно входит важное
начальство и о чем-то убежденно говорит. Вдруг Саша приподнимается со стула,
молча берет пухлую руку начальника и намертво целует ее. Руководящий
замирает, обалдевает и тихо себе, без слов, вылетает из комнаты.
- Да, странновато...
- Ну, это все-таки легенды. Хотя... Вот еще одна, она, может быть,
точнее. Кто знает?! Последнее время что-то умирают вокруг Саши, те, кто с
ним особенно общается. Просто умирают - и все. Но в основном - исчезают.
Таких, пожалуй, больше: исчезают с поля зрения, как в воду канут...
- Ну, наговорил!
- Боюсь я где-то его! - вставил Закаулов.
