Свет - окна были махонькие - с трудом попадал внутрь домика, а
электричества здесь не любили.
- Молодым надо жить и жить, пусть Сема наш хворый, это ничего, кто в наше
время здоров! - завизжала вдруг старушка Анатольевна, пробудясь.
Ее слушали снисходительно. Круглый резвый подросток лег четырнадцати,
непонятно как попавший на эту свадьбу, плюнул ей в затылок. И сказал, что
он еще, например, и не родился.
Его сурово оборвали.
Часа через два-три веселье стало почему-то потише и посмиреннее.
Толстячок поглаживал себе брюшко, а Антон, друг Семена Петровича,
рассказывал:
- Я, когда со своей женой разошелся, все куклы ее поленом угробил.
Откуда у вашей жены были куклы? Сколько ей было лет? - чуть-чуть разинула
рот от удивления Клеопатра Ивановна, сотрудница Семена по позапрошлой
работе.
- Как хошь, так и понимай,- оборвал ее Антон.- Я повторяю: всем ее куклам я
головы разбил. Лучшую выбросил на по мойку: пусть детишки поиграют.
На другом конце стола началось неестественное оживление. Николай, школьный
приятель Иры, обнимался с девушкой, до странности похожей на него, как
будто она была его двойник, но только в женском виде.
Собачка норовила пролезть куда-то между их рук и помешать
На левом конце стола, возле Семена Петровича, поднялся, желая произнести
тост, высокий седой старик. Но тост не произнес, и только вымолвил:
- Пропали!
Внезапно Семен Петрович умер. Это случилось мгновенно, он просто опустил
голову и онеподвижел на своем кресле, точно стал с ним одним существом. Не
все сразу поняли, что случилось, но неподвижность увидели все. Тот самый
круглый резвый подросток лет четырнадцати подбежал и дернул Семена
Петровича за нос, чтобы тот подскочил. Но Семен Петрович не подскочил и
даже не пошевелился. Только Ирина Васильевна распознала сразу, что муж
умер, и заревела, глядя прямо перед собой.
Полная растерянность и вместе с тем остолбенелость наконец овладели всеми.
Нашедшийся все-таки среди гостей полудоктор подтвердил, приложившись, что
Семен Петрович умер. Водки и закуски оставалось еще на столе необычайно, к
тому же уходить никто не хотел. Да и куда было уходить? За окном дикая
темень, телефона нет, автобуса долго не будет. С трупом Семена Петровича
тоже ничего нельзя было придумать. В домишке лишнего помещения, куда его
можно было бы положить, не существовало, невеста же была запугана, и мысли
мешались в ее мозгу. Ей вдруг опять стало казаться, что Сема, напротив, жив
и только так присмирел около нее.
Антон предложил вынести Семена Петровича во двор, но его никто не
поддержал.
- Кому охота такого тащить! - плаксиво заверещала одна женщина.
- Да и зверье может съесть,- подтвердила Клеопатра Ивановна.- Его ведь
хоронить надо потом,
- Какое же тут зверье может быть?! - донельзя испугался толстяк Леонтий.-
Что вы людей-то зазря с ума сводите,- набросился он на Клеопатру Ивановну и
даже чуть не ущипнул ее, для верности.
- Что же делать с трупом? - раздавались кругом голоса.
Кто-то даже выпил стакан водки с горя и предложил другому.
- Да пусть сидит, кому он мешает,- вдруг громко высказался один из гостей и
встал.
Эти слова неожиданно были поддержаны - и почти единодушно.
- Действительно, чего заздря человека толкать,- добавил мужичок
Пантелеймон.- Сидит себе и сидит.
- Мы сами по себе, а он сам по себе, хоть и жених,- вмешалась полная дама.
- А как же невеста?!
- Пущай как было, так и останется,- отрезал один угрюмый гость,- пускай
невеста рядом так и сидит...
- Тебя не спрашивают об этом,- накинулись на него.- Что невеста-то думает?
Невеста думала, что Семен Петрович еще не совсем мертвый, но что трогать
его не надо - умрет. Она сказала, что надо продолжить свадьбу, ну, если не
свадьбу, то чтоб было, как было.
- А если Семен Петрович умер, а не в обмороке, то я на его похороны не
приду,- заплакала Ирина Васильевна, но как-то смиренно.- Мне мертвые женихи
не нужны, я не монашка какая-нибудь...
Вдруг истошно залаяла собачонка и цапнула Семена Петровича за ногу. Тот не
пошевелился.
- Какой... в обмороке, доктор же сказал: умер,- вмешался кто-то из молодых.
В ответ Ирина Васильевна расстегнула воротник у Семена Петровича и брызнула
на него водой... целым графином: но безрезультатно.
Между тем веселье опять понемногу стало вступать в свои права, а
мрачноватость, того и гляди, отступать, Сначала веселье, правда, было
робкое, недетское.
Да и ветер стал шуметь по крыше. Антон, однако, жалел друга, и ему стало
так невмоготу, что он лег на печь. Оттуда он и смотрел опустошенными
глазами на пиршество. Двигались тени, люди, потом все уселись и смирились.
Клеопатра Ивановна рассказала даже анекдот, правда смущенно поглядывая на
труп Семена Петровича.
Но Пантелеймон заметил этот ее взгляд и устыдил.
- Ведь он не слышит, дурочка,- каркнул он на Клеопатру Ивановну.- Ты ему
хоть в ухо ори - все равно ничего.
- Неприличный анекдот, может быть, и услышит,- задумчиво сказал в ответ
Николай.
Его оборвала девушка-двойник.
- Хватит о потустороннем,- сказала она.- Лучше давайте поживей веселиться.
Что такие вялые стали, ребята?
Ее никто не поддержал, но перелом наступил, когда невеста запела. Вообще, в
своей жизни Ирина Васильевна никогда не пела - до того была робка и тиха. А
сейчас, после всего, взяла и запела. Песня была детская, шуточная и ни к
чему как бы не имела отношения.
И тут-то все началось.
Николай прямо-таки сорвался с места и поцеловал невесту. Поцеловал раз,
другой, а на третий поцеловал мертвеца. Тут же получил оплеуху от
девушки-двойника: а за что, непонятно было.
- К кому ж она его ревнует теперь,- прошипел сквозь зубы ее молодцеватый
сосед.- Наглая!
Глаза его огненно при этом покраснели, не то как у волка, не то как у
воплотившегося духа, и на него страшно было смотреть. Но нос его был
испитой.
Один толстячок Леонтий вел себя не в меру истерично: он подскакивал и все
время кричал, что он теперь еще больше жить хочет...
Антон с печи успокаивал его. Впрочем, среди начавшегося всеобщего крика и
тотального звона стаканов его особенно не замечали.
- Ты долго, долго проживешь,- сказала сидящая рядом с Леонтием лихая
бабенка.- Я это чувствую, я экстрасенка...
Леонтий прямо-таки подпрыгнул от радости, сразу поверив ее словам. Потом
грузно плюхнулся на свое место, и тут же его белая пухлая рука потянулась к
вину и ветчине. С аппетитом опрокинув в себя стакан вина и закусив
ветчиной, он довольно нахально обнажил свое брюшко и стал его нежно
поглаживать для двойного удовольствия.
Его лицо разблаженничалось, как оживший вдруг блин.
- Когда оно, вино и теплынь, проходит внутрь по каждой нутряной жилочке в
животе, надо извне животик поглаживать, чтоб наслаждение усилить... -
шептал он, закрыв даже глазки, чтобы не ощущать ничего, кроме себя и своего
наслаждения.
А между тем лихая бабенка-экстрасенка бормотала своей соседке с другого
боку:
- Помрет толстун-наслаждун лет через пять всего... Я его жалею, потому и
сказала, что долго-долго проживет... Я как на ладони вижу: конец не за
горами.
Толстун хохотал сам в себя.
Водка лилась непрерывной рекой, заливая скатерть, рты и раскрасневшиеся
глаза.
А невеста все пела и пела.
Вдруг та самая пришедшая Бог весть откуда собачонка, совершенно ошалев,
подбежала и, подпрыгнув, цапнула мертвеца за ухо, разразившись потом
совершенно непонятным лаем. Как будто на ухе у мертвеца висело что-то
невидимое, но увесистое и заманчивое. Старушка Анатольевна тут окончательно
взъярилась.
- Да что же это такое? - заорала она во всю мочь, заливаясь слезами, так
что все остальные притихли.- Когда ж это безобразие кончится?! Что ж это за
тварь такая?!! Душа Семена Петровича сейчас мытарства проходит, терзается,
кипит, а этой поганой собачонке хоть бы что! Да разве животное, хоть и
самое дикое, может себе такое позволить перед покойником? Зверье, оно разум
и уважение насчет покойников имеет. А эта тварь и не собака вовсе поэтому,
а оборотень! Я в деревне жила, я их насквозь вижу!
Собачонка в ответ залилась.
- Убить ее! - заорал вдруг мужик, вставший из-за стола и весь покрасневший
как рак. В руке у него был стакан водки, точно он хотел произнести тост.
Собачонка между тем опять злобно накинулась на мертвого Семена Петровича,
бросившись ему чуть ли не на грудь.
- Ненормальная какая-то,- испуганно пробормотала Клеопатра Ивановна.
- Нечистое дело, нечистое,- шепнул Пантелеймон. Но тут старушка Анатольевна
(и откуда только в руке появилось полено) хрястнула со всей силы по башке
этой непонятной собачке.
Собачка тут же испустила дух, или ушла на тот свет, если угодно.
- Не будет теперя покой мертвых нарушать,- раздался голос из-за стола.
Мужичок Пантелеймон посмотрел на лежащий на полу собачий труп и совсем
озадачился.
- Самого Семена Петровича теперь нужно хряпнуть по башке - может, он,
наоборот, оживет,- поучительно сказал он. Его чуть не прибили.
Собачонку так и оставили лежать на полу. И когда вроде бы стали
налаживаться отношения и в разговорах обозначился даже некоторый лиризм,
толстячок Леонтий поднял бунт.
- Убрать надо трупы, убрать! - завизжал он, чуть не взобравшись на стол.-
Хватит с нас трупов! Достаточно для одной свадьбы довольно,- его голос
перешел прямо-таки на бабий визг.- Что ж мы тут веселимся, а они лежат...
Не хочу, не хочу! Убрать в землю! Немедленно!
Пантелеймон чуть не крикнул, указывая на Леонтия:
- Вот кого надо в морду! Ишь ты, в землю! А может быть, они с нами хотят!
Пировать!
Но многие поддержали Леонтия.
- Собачку можно оставить, она никому не вредит, а Семена Петровича давно
пора куда-нибудь вынести, поди уж смердит,- промяукала одна молодая дама
слева.
- Да не поди, а уж точно,- оборвали ее.- Сколько мы тут часов пьем и пьем,
а он что ж, такой неприкосновенный?
- А кто выносить будет?! - закричал Антон с печи.
- По жребию, по жребию,- отвечали ему.
Девушка-двойник одиноко ходила в стороне.
- Бросаем жребий! - закричала экстрасенка.
- А куда ж выносить в темень, на Луну, что ли? - орали в углу.
Вдруг в дверь бешено застучали.
Все остолбенели и замолкли.
Остолбенение прервали два удара.
- Кто это? - тихо спросили.
- Лесник я, открывайте! - раздался уверенный голос за дверью, точно человек
там расслышал этот полушепот.
Антон и прыткая старуха Анатольевна пошли открывать. Толстячок Леонтий упал
под стол.
- Раз лесник, то откроем,- бодро сказал Антон.
Открыли.
На пороге стоял огромный, недоступного роста мужчина в тулупе, хотя на
улице стояло лето. Беспорядочные волосы как бы обвивали его лицо.
- Милости просим, начальничек,- залебезила старушка Анатольевна,
подпрыгивая вокруг.- У нас тут свадьба. Чичас поднесем вам стакан-другой
водки, штрафной. Мы люди хлебосольные, чем богаты, тем и рады.
- А это кто? - вдруг сразу спросил вошедший, ткнув огромной ручищей в
сторону мертвого Семена Петровича.- Этот кто?
- А это у нас жених,- заверещала Клеопатра Ивановна.- Только он приуныл.
Но старушка Анатольевна уже подносила леснику стакан водяры.
- Не пью,- угрюмо отстранил тот и пошел прямо к мертвецу.- Унылых я не
люблю,- угрюмо сказал он.- Убрать!
Как ни странно, словно по команде, Антон и Николай перенесли тяжелое тело
Семена Петровича на печь, словно ему там будет теплее.
Тишина воцарилась в этом избяном зале. Лесной человек давил всех одним
своим присутствием, в глаза его, в которых зияла тьма, побаивались
смотреть.
- А это кто? - взглянул он на Ирину.
- Невеста она у нас,- оживился Пантелеймон.
Ирина притихла.
- Собачку-то кто прибил? - равнодушно спросил лесной.
- Попрыгун он был. Все на мертвецов прыгал! - завизжала от страха старушка
Анатольевна.
- Пущай бы и прыгал,- строго ответил незнакомец.
Его уже все прозвали между собой лесным, не лесником, а именно лесным.
Правда, Пантелеймон осторожно тявкнул:
- Фамилия-то как ваша, имя, отчество?
Но его устыдили: у таких, мол, не спрашивают,
- Ну, ежели он начальство, тогда конечно,- бормотнул Пантелеймон и выпил.
Потихоньку обстановка разрядилась. Только Клеопатрушка периодически
