забыть о боли, усталости и, сгорбившись, как гигантский сумчатый медведь
- коала, подниматься еще быстрее. У подножия лестницы, размахивая фона-
риком во всех направлениях, стоял Лэрри. Несмотря на то, что у него
птичьи мозги, он все же догадается посветить наверх. Только вопрос вре-
мени, когда он осветит меня.
Это была самая длинная лестница, на которую я когда-либо взбирался.
Она казалась бесконечной. Теперь я понял, что лестница - какая-то часть
буровой вышки. Более того, я понял, что эта лестница приведет меня к
"обезьяньей доске" - узенькой доске, стоя на которой, кто-то из работаю-
щих на вышке направлял полутонные секции бура, поднимающегося из земли
на находящиеся сзади стеллажи. Я мог вспомнить об этой "обезьяньей дос-
ке" только то, что на ней не было оградительных канатов или перил, так
как они только помешали бы направлять тяжелые секции бура в нужном нап-
равлении.
Резкая дребезжащая вибрация сопровождалась каким-то лязгающим звуком.
Было такое впечатление, что по железной лестнице бьют кувалдой. Так Лэр-
ри объявил, что обнаружил меня. Пуля ударилась о ступеньку, на которой
стояла моя нога. Какое-то кошмарное мгновение! Мне казалось, что она
пробила мне ногу. Потом я понял, что с ногой все в порядке, и снова пос-
мотрел вниз.
Лэрри лез вслед за мной. Я не видел его, но видел кольт, которым он
размахивал, поднимаясь по лестнице в три раза быстрее меня. Лэрри не от-
личался особой храбростью, но то ли подбодрил себя наркотиками, то ли
его гнал вверх страх, что мне удастся уйти от него и Вилэнду станет из-
вестно, что он пытался убить меня. А возможно то, что в его пистолете
осталась всего одна, максимум две пули. Он наверняка считал, сколько
сделал выстрелов и сколько пуль осталось.
И тут я почувствовал, что над моей головой и вокруг как-то посветле-
ло. Вначале решил, что свет идет от сигнальных огней, горящих на буровой
вышке, но как только мне в голову пришла эта мысль, понял, что ошибаюсь.
Крыша буровой вышки была все еще более чем в тридцати метрах у меня над
головой. Я снова набрал воздух в легкие, прищурил глаза так, что ресницы
почти сомкнулись, чтобы предохранить глаза от дождя, и сквозь ресницы
посмотрел вверх в сумрачную мглу.
Метрах в трех от моей головы была площадка, освещенная справа слабым
светом. Но этого слабого света было достаточно, чтобы в лабиринте балок,
из которых состояла буровая вышка, я увидел справа что-то похожее на
будку. Фонарь Лэрри на мгновение замер, а потом стал светить вертикально
вверх, и я увидел то, от чего мне стало, мягко говоря, не по себе: пло-
щадка у меня над головой была не из цельного листового металла, а предс-
тавляла собой решетку, через которую можно было увидеть каждое движение
человека, если он стоял на ней. Моей надежде дождаться того момента,
когда голова Лэрри появится на уровне площадки, и ударить его ногой по
плечам не суждено было осуществиться.
Я посмотрел вниз. Лэрри был метрах в трех от меня. Дуло его пистолета
и свет фонарика были направлены на меня. Я видел слабый отблеск света на
дуле его пистолета и темную дырку в середине, где пряталась смерть. Лег-
кий нажим на курок, и из этой темной дырки покажется яркий язычок пламе-
ни, который на мгновение озарит мрак ночи. И занавес для Тальбота опус-
тится. Интересно, отвлеченно и отупело думал я, успеют ли мои глаза уви-
деть эту яркую вспышку, прежде чем пуля и забвение, которое она несет с
собой, навсегда закроют мои глаза. И тут я медленно осознал, что
Лэрри не выстрелит. Не выстрелит даже если сошел с ума настолько, что
готов выстрелить, потому что всей душой ненавидит меня. И все же сейчас
он не выстрелит. Мертвый груз моего тела, весящий восемьдесят три килог-
рамма, падая, сбросит его с лестницы, как муху. Падение с этой высоты,
равной высоте десятиэтажного дома, грозит тем, что мы ударимся о сталь-
ную платформу, отскочим от нее и упадем в море с такой быстротой, что ни
одна живая душа не увидит нас.
Я продолжал лезть вверх и добрался до решетки. Если бы это была цель-
ная площадка, думаю, что я не смог бы влезть на нее при таком ветре: моя
единственная здоровая рука царапала бы гладкую металлическую поверхность
до изнеможения, а потом я свалился бы с лестницы. Теперь я просунул руку
через решетку, и мне удалось вцепиться в металл, подтянуться и влезть на
решетку.
Лэрри был совсем рядом. Он жестикулировал своим фонарем, и я понял,
что он хочет этим сказать. Я передвинулся на одну сторону площадки и
прошел мимо будки. В углу ниши на полке была лампа, отбрасывающая слабый
свет. Я стал ждать. Лампа освещала только верхнюю половину тела. Дальше
свет не достигал.
Медленно, осторожно, не отрывая от меня глаз, Лэрри вылез на решетку
и встал на ноги. Я продолжал продвигаться вперед по "обезьяньей доске",
медленно пятясь задом и повернувшись лицом к Лэрри. Справа я смутно ви-
дел длинные стеллажи, на которых хранились трубы для бурения. Слева был
край "обезьяньей доски". Никакого ограждения не было. Впереди отвесная
пропасть глубиной более тридцати метров. Я остановился. "Обезьянья дос-
ка" проходила снаружи буровой вышки по всему ее периметру, и Лэрри пы-
тался вынудить меня перейти на северный край доски: там независимо от
того, есть ветер или нет, достаточно одного сильного удара прикладом
пистолета 45-го калибра, чтобы я, кувыркаясь в воздухе, упал в море с
высоты пятидесяти метров. Лэрри подобрался совсем близко ко мне. Фонарик
свой он выключил. Свет, падающий из ниши, освещал только верхнюю часть
будки, оставляя в тени только около метра снизу. Но этого света Лэрри
было достаточно. Он не хотел пользоваться фонариком еще и потому, что
его колеблющийся свет могут заметить с палубы и заинтересоваться, какой
сумасшедший полез на "обезьянью доску" при таком ураганном ветре, когда
все работы отменены.
Лэрри остановился в метре от меня. Он тяжело дышал и по-волчьи скалил
зубы.
- Иди, иди, Тальбот! - крикнул он.
Я покачал головой:
- Дальше не пойду. - Вообще-то, я не слышал этих его слов и ответил
автоматически. Сейчас я увидел то, от чего в моих жилах застыла кровь,
то, что было несравненно холоднее хлестких ударов дождя. В радиорубке
мне показалось, что Мэри Рутвен только притворилась, потеряв сознание.
Теперь я знал, что был прав. Она не теряла сознания, и как только мы
вышли из радиорубки, встала на ноги. Невозможно было не узнать эту поб-
лескивающую в темноте золотую головку, эти тяжелые косы, которые появи-
лись над верхней ступенькой лестницы на фоне окружающей ее ночи.
"Милая глупышка, - подумал я, - сумасшедшая, маленькая глупышка". Я
не думал о том, какая была нужна отчаянная храбрость, чтобы влезть на
эту лестницу, чтобы совершить этот изнурительный подъем, который может
только присниться в кошмарном сне. Я даже не подумал о том, что отчаян-
ная храбрость этой девушки вселила в меня надежду. Я испытывал только
горечь, возмущение и отчаяние, но самым сильным было ощущение, что мир
навсегда потерян для Мэри Рутвен.
- Иди, иди, - снова крикнул Лэрри.
- Идти, чтобы ты сбросил меня в море? Нет.
- Повернись.
- Чтобы ты ударил меня пистолетом и меня нашли на палубе внизу, и при
этом никто бы не догадался, что это твоих рук дело? - Мэри была уже на
полпути ко мне. - Нет, я не повернусь, Лэрри. Освети фонарем мое левое
плечо.
Вспыхнул свет фонарика, и я снова услышал его безумное хихиканье.
- Значит, я все же попал в тебя, Тальбот?
- Да. Ты попал в меня. - Теперь Мэри оказалась сзади него, но ветер
был настолько сильным, что заглушил бы ее любое неосторожное движение.
Уголком глаза я следил за ней и теперь через плечо Лэрри посмотрел на
нее в упор. Глаза мои широко раскрылись, и в них вспыхнула надежда.
- Попробуй схватить меня, коп, - хихикал Лэрри. - Вторично тебе уже
не удастся схватить меня.
Вцепись руками в его шею или ноги, молился я. Или набрось ему на го-
лову пальто. Но только не приближайся к его руке, в которой зажат писто-
лет.
Она решила вырвать у него пистолет. Она обошла его справа, и я ясно
услышал шлепок, когда ее рука схватила его за запястье правой руки. В
течение какой-то секунды Лэрри оставался неподвижным. Если бы он прыг-
нул, постарался бы вырваться или сделал хотя бы одно движение, я бы бро-
сился на него с быстротой и сокрушительностью экспресса, но он стоял, не
двигаясь: шок на время ошеломил его. Он словно окаменел. Неожиданность
превратила в камень его руку, держащую пистолет, все еще в упор направ-
ленный на меня.
Пистолет все еще был направлен мне в сердце, когда он левой рукой
вцепился в правую руку Мэри, так и не выпустившей его руки. Рывок вверх
левой рукой, рывок вниз правой, и его рука с пистолетом вырвалась из ру-
ки Мэри. Он слева слегка придвинулся к ней, резко рванул ее на себя сан-
тиметров на тридцать, прижал ее к расположенным справа стеллажам, где
лежали трубы для буров, и начал выкручивать ей руку. Теперь он знал, кто
помешал ему свести счеты со мной, и его зубы снова по-волчьи оскалились
в усмешке, а черные, как угли, глаза и пистолет были все время направле-
ны на меня.
В течение пяти или десяти секунд они стояли там, замерев в напряжен-
ных позах. Страх и отчаяние придали девушке такую силу, которой у нее
никогда не было в нормальных условиях. Но Лэрри тоже был в отчаянном по-
ложении и заставил себя найти неведомые ему самому ресурсы сил. У Мэри
вырвалось приглушенное рыдание и почти одновременно крик боли и отчая-
ния. Она упала на колени перед Лэрри, потом она упала на бок, а Лэрри
все еще сжимал ее запястье. Теперь я не видел ее лица. Я видел только ее
поблескивающие волосы, освещенные слабым светом лампы. Свет не касался
ее лежащего на металлической решетке тела. Я видел безумие на лице стоя-
щего напротив меня Лэрри. Свет из ниши, находящейся в нескольких метрах,
освещал его сзади. Я выдернул из решетки каблук правой ноги и стал вы-
таскивать из ботинка ногу, помогая себе левой ногой. Это был не очень
большой шанс, но все же...
- Иди же сюда, коп, - деревянным голосом проговорил Лэрри, - иди сю-
да, или я снова начну выкручивать руку твоей подружке. Тогда тебе ничего
не останется, как помахать ей рукой на прощанье, - он действительно хо-
тел убить ее, он должен был убить ее: она слишком много знала.
Я приблизился к нему еще на два шага. Мне уже удалось вытащить пятку
из правого ботинка. Он с размаху ударил меня рукояткой кольта по зубам.
Я почувствовал, как сломался зуб, почувствовал соленый вкус крови из
глубокой раны изнутри верхней губы. Отодвинувшись, я сплюнул кровь, и он
с силой уперся пистолетом мне в горло.
- Струсил, коп? - тихо сказал он. Говорил почти шепотом, но этот ше-
пот был отчетливо слышен даже сквозь завывание ветра. Видно, и вправду
чувствительность людей, стоящих на пороге смерти, обостряется в несколь-
ко раз. А я стоял на пороге смерти.
Да, меня объял ужас. Он проник в самую глубину моего существа. Такого
ужаса я еще никогда не испытывал. В плече появилась резкая боль. К горлу
подступила тошнота. Этот проклятый пистолет, впившийся мне в горло, вы-
зывал наплывающие приступы тошноты, следующие один за другим. Стараясь
не терять равновесия, я пытался целиком вытащить правую ногу из ботинка,
но большой палец зацепился за его язычок.
- Ты не сделаешь этого, Лэрри, - прокаркал я. Давление пистолета на
гортань причиняло мучительную боль. Другой стороной пистолет больно вон-
зился мне в подбородок. - Если ты убьешь меня, им не видать этого сокро-
вища, как своих ушей.
- Не смеши меня, - его действительно сотрясал ужасный безумный смех.
- Ты слышишь, коп, как я смеюсь. Мне ведь все равно не видать ни гроша
из этого сокровища. Наркоман Лэрри не получит ни гроша. Белый порошок -
