жал убить меня, и мне ничего не оставалось, как выбросить вперед руку и
ухватиться за самую толстую соломинку, которая попалась на глаза.
Ветер на открытой верхней палубе пронзительно свистел и сбивал меня с
ног с такой же силой, как прежде, но направление ветра переменилось, и я
должен был пробиваться, идя ему навстречу. Теперь это был северный ве-
тер, и я понял, что центр урагана тоже переместился куда-то на север в
направлении Тампы. Казалось, ветер и море через несколько часов успоко-
ятся. Но в эту минуту ветер был таким же сильным, как прежде, и, пересе-
кая палубу, я шел, согнувшись почти вдвое и вытянув далеко вперед голову
и плечи, подставляя их яростным порывам ветра. При этом моя голова была
повернута в ту сторону, откуда шел. Мне показалось, что недалеко от ме-
ня, в полутьме, маячит какая-то фигура, вцепившаяся в канат и медленно
ползущая по нему вперед. Этот кто-то был позади меня, но я не обратил на
него особого внимания. Наверное, люди пользовались спасательными каната-
ми с утра и до вечера.
Время, когда я проявлял осмотрительность и боялся любой опасности,
внимательно обследовал все, что подстерегало меня на пути, осталось по-
зади. Теперь пришло другое время: надо идти ва-банк, все или ничего.
Добравшись до другой стороны палубы, я прошел по широкому коридору, где
сегодня днем шепотом говорил с Кеннеди, и в конце коридора повернул не
налево, куда мы поворачивали раньше, а направо. Потом остановился, чтобы
сориентироваться, и направился к широкому трапу, который, как сказала
Мэри, вел к палубе буровой вышки. По палубе бродило несколько человек.
Одна из открытых дверей комнат, мимо которых я проходил, видимо, была
комнатой отдыха. В ней сидело много людей, окутанных голубоватым дымом:
видимо, все бурильные работы на верхней палубе прекращены. Это обстоя-
тельство отнюдь не тревожило бурильщиков: их десятидневная вахта пол-
ностью оплачена с того самого момента, как они покинули берег, и до того
дня, когда они вернутся. Меня это тоже не тревожило, так как целью моих
устремлений была рабочая палуба, и отсутствие суеты и передвижений, ко-
торые в обычное время здорово помешали бы, теперь намного облегчили мою
задачу.
Я снова повернул за угол и едва не столкнулся нос к носу с двумя
людьми, которые горячо спорили о чем-то. Это были Вилэнд и генерал. Го-
ворил Вилэнд, но, увидев приближающегося к ним человека, он замолчал и
посмотрел на меня. Извинившись, что толкнул, я продолжал спускаться. Я
был уверен, что он не узнал меня: клеенчатая шапка была надвинута почти
на глаза, а развевающийся на ветру воротник плаща был поднят до самого
носа. Но самой лучшей маскировкой было то, что я распрощался со своей
хромотой. И все же, несмотря на все эти предосторожности, у меня появи-
лось отвратительное ощущение, что между лопаток пробежал озноб. Оно сох-
ранялось до тех пор, пока не свернул за угол. Я не знал, что в дальней-
шем сулит этот явный спор между генералом и Вилэндом - хорошее или пло-
хое. Если генералу удалось серьезно заинтересовать Вилэнда в какой-то
спорной проблеме, сулящей немедленную личную выгоду для них обоих, тогда
все к лучшему, но если Вилэнд протестовал против этого и доказывал, что
это только никому не нужная отсрочка, дело могло принять очень плохой
оборот. Если Вилэнд вернется на другую сторону буровой вышки раньше ме-
ня, лучше вообще не думать об этом, потому что последствия будут губи-
тельными. И я старался не думать о них. Вместо этого побежал, не обращая
внимания на удивленные взгляды немногих людей, находящихся поблизости.
Они, конечно, никак не могли понять причину такой бешеной активности,
когда их сегодняшний рабочий день уже превратился в хорошо оплаченный
праздник. Я добежал до трапа и стал подниматься, перепрыгивая сразу че-
рез две ступеньки.
Мэри, плотно завернувшаяся в пластмассовый плащ с капюшоном, ждала у
закрытой двери на верхней ступеньке. Увидев меня, она отпрянула назад и
вскрикнула от испуга - так внезапно выросла перед ней моя фигура. Немно-
го придя в себя, она оттянула воротник моего плаща, чтобы убедиться, что
это я.
- Вы! - она смотрела на меня широко раскрытыми глазами. - А ваша
больная нога... Почему вы не хромаете?
- Я никогда не хромал. Это уловка. Самая гарантированная уловка, что-
бы одурачить наиболее подозрительных. Кеннеди передал, для чего вы нужны
мне?
- Да. Он сказал, что я должна быть чем-то вроде сторожевого пса и
нести караульную службу.
- Правильно. Я не хочу получить пулю или нож в спину в радиорубке.
Сожалею, что мне пришлось остановить свой выбор на вас, но у меня нет
иного выхода. Где находится эта радиорубка?
- Надо войти в эту дверь, - показала она, - и пройти около пятнадцати
метров вперед.
- Пойдемте, - я схватил дверную ручку и неосторожно повернул ее.
Дверь с силой распахнулась, и если бы я не так крепко сжимал ручку, то
свалился бы к подножию лестницы. Мощный порыв завывающего ветра отбросил
и меня и дверь на переборку с такой силой, что перехватило дыхание. Меня
наверняка оглушило бы, если бы не смягчившая удар штормовка, когда я за-
тылком врезался в стальную переборку. Какое-то мгновение никак не мог
прийти в себя. Голова кружилась, перед глазами мелькал калейдоскоп цвет-
ной оскольчатой мозаики. Согнувшись пополам, пытался противостоять напо-
ру урагана и, заливаясь болезненным кашлем, старался набрать хоть немно-
го воздуха в легкие и справиться с болевым шоком. Потом я выпрямился и,
шатаясь, прошел в дверь, таща за руку Мэри. Дважды я пробовал плотно
прикрыть дверь, но не мог сделать это даже наполовину. Я прекратил эти
безуспешные попытки: снизу надо было бы послать целый взвод рабочих,
чтобы справиться с этой дверью и плотно закрыть ее. Мне некогда было во-
зиться, у меня более важные дела. Это была кошмарная ночь, темная, за-
полненная воем ветра ночь. Я почти совсем прикрыл глаза, оставив только
узкие щелочки. Только так можно было выдержать хлесткие, кинжальные уда-
ры дождя и ветра. Потом поднял голову вверх и посмотрел на черное небо.
Метрах в шестидесяти над моей головой был отчетливо виден огонь маяка,
установленного на самом верху буровой вышки для того, чтобы давать сиг-
нал пролетающим мимо самолетам. Правда, в такую ночь, как эта, маяк был
абсолютно бесполезен, если только в небо не поднялся сумасшедший летчик,
желающий продемонстрировать кому-то мастерство и похвастаться, что может
летать даже в такую погоду. Использовать свет маяка для освещения палубы
было абсолютно бесполезно. Вместе с тем, отсутствие света давало и боль-
шой выигрыш. Если отрицательным фактором была возможность столкнуться в
темноте с какой-либо опасностью, так как я шел наугад и ничего не видел,
и даже покалечиться, то положительным фактором было то, что другие люди
не видели, куда я направляюсь.
Взявшись за руки, раскачиваясь и спотыкаясь, я и Мэри, словно пьяные,
брели вперед, пересекая палубу и направлясь к квадратному пятну света,
отбрасываемого на палубу из невидимого нам окна. Мы дошли до двери на
южной стороне, расположенной за ближайшим углом, и укрылись там от вет-
ра. Не успел я нагнуться, чтобы посмотреть в замочную скважину, как Мэри
схватилась за ручку, толкнула дверь и вошла в небольшой неосвещенный ко-
ридор. Чувствуя себя довольно глупо, я выпрямился и последовал за ней.
Она тихо прикрыла за нами дверь.
- Входная дверь - в дальнем конце справа, - прошептала она. Затем
обхватила обеими руками мою шею и прошептала на ухо: - Мне кажется, в
радиорубке кто-то есть. - На расстоянии полуметра голоса ее никто бы не
услышал.
Я замер и прислушался. Руки Мэри все еще обвивали мою шею. В другое
время я мог бы простоять так всю ночь. Но сейчас время было самое небла-
гоприятное:
- А может, они просто оставили свет, чтобы оператор не сбился с пути
по дороге к рубке, если зазвонит сигнал тревоги?
- Мне кажется, я слышала какое-то движение, - прошептала она.
- Сейчас некогда осторожничать. Оставайтесь в коридоре, - пробормотал
я. - Все будет, как надо, - я ободряюще пожал ее руки, снимая их со сво-
ей шеи и горько размышляя о том, что Тальботу "везет", как всегда. Затем
прошел вверх по коридору, открыл дверь и вошел в радиорубку.
Какое-то мгновение я стоял в дверях, мигая от яркого света, но мигая
не слишком быстро, чтобы успеть разглядеть того, кто был в радиорубке.
Крупный дородный парень, сидящий у радиостола, повернулся на вращающемся
стульчике, как только открылась дверь. Даже если я не увидел бы его, то
через какую-то долю секунды услышал бы, как он вскочил, оттолкнув свой
вращающийся стул, и тот с громким стуком упал на пол. С быстротой, уди-
вительной для такого крупного мужчины, парень повернулся ко мне лицом.
Он был выше меня, гораздо шире в плечах и более тяжелого веса. И гораздо
моложе. У него были до синевы выбритые скулы, черные глаза, черные воло-
сы и лицо бандита. Такие лица можно иногда встретить в первом или втором
поколении итало-американцев. Если он был радистом, то я - королевой Ше-
бой.
- К чему вся эта паника? - быстро спросил я. Это был мой лучший аме-
риканский акцент, и он был ужасен. - Босс просил передать вам сообщение.
- Какой босс? - тихо спросил он. У него была мускулатура чемпиона в
тяжелом весе и соответствующее лицо. Такие данные не всегда свидетельст-
вуют о том, что перед вами идиот, и этот парень не был идиотом. - Пока-
жите мне ваше лицо. Мак.
- Какая муха вас укусила? - я опустил воротник пальто. - Вы этого хо-
тите?
- А теперь шляпу, - спокойно сказал он. Я снял шляпу, бросил ему в
лицо и одновременно услышал, как из его губ вырвалось одно-единственное
слово:
- Тальбот!
Я нырнул вниз одновременно с тем, как бросил в него шляпу, и ударил
его поддых левым плечом, вложив в этот удар всю свою силу. Я словно вре-
зался в ствол дерева, но он оказался не таким устойчивым, как дерево, и
отлетел в сторону.
Его голова и плечи врезались в дальнюю стенку. Удар был такой, что от
него задрожала не только радиорубка, но и ее металлический фундамент. Он
должен был рухнуть на пол, но этого не произошло. Более того, я мог бы
поклясться, что он и глазом не моргнул. Парень поднял одно колено в
яростном пинке, который мог бы оказаться для меня последним печальным
прощанием, если бы его нога угодила в то место, куда он намеревался по-
пасть. К счастью, этого не произошло, она угодила мне в грудь и в плечо
с вполне достаточной силой, чтобы опрокинуть меня на бок. А в следующий
момент мы, сцепившись, покатились по полу, пиная друг друга ногами, мо-
лотя кулаками, размахивая в воздухе всеми своими конечностями.
Два серьезных обстоятельства были не в мою пользу: тяжелый плащ ско-
вывал мои движения, и хотя он смягчал удары, которые наносил мой против-
ник, все-таки лишал мои собственные удары присущей им силы. Второе обс-
тоятельство не в мою пользу было еще важнее: он был молод. Кроме того,
было еще одно соображение, которое я должен был учитывать. Совершенно
очевидно, что он жаждал превратить всю радиорубку в свалку, заваленную
разбитой мебелью и радиодеталями, что меня абсолютно не устраивало. Все,
буквально все зависело от того, удастся ли мне сохранить радио в целости
и сохранности. Теперь мы оба катались по столу, на котором стояло радио,
и я находился внизу. Из этого положения я хорошо видел, что одна из но-
жек стола начала оседать и расщепляться под двойным весом наших катаю-
щихся по столу тел.
К этому времени я уже порядком выдохся и чувствовал себя неважно. Я
видел, что у этого парня сильные руки, а не пара гнущихся оглоблей, и
тяжелые, как гири, кулаки. Кроме того, меня приводил в отчаяние один вид
шаткого радиостола. Особенно яростный удар, словно мне врезали по ребрам
тяжелой дубинкой, привел к тому, что я, болезненно глотнув воздух, без-
