-- Сумеешь пробиться? -- закричал он, обращаясь к
Стивенсу.
-- Бог его знает! Попробую! -- крикнул в ответ лейтенант,
добавив что-то насчет плохой управляемости судна на малом ходу,
но Мэллори был уже на полпути к носовому трюму. Мозг его
работал отчетливо. Схватив крючья, молоток и веревку со
стальным сердечником, спустя секунду капитан вновь появился на
палубе. Справа по носу возник риф высотой с рулевую рубку. От
удара, продавившего планширь, Мэллори упал на колени. Каик
накренился на левый борт, и рифы остались позади. Стивенс круто
переложил руль, крича истошным голосом Брауну, чтобы тот дал
полный ход назад.
Мэллори облегченно вздохнул. Он продел голову и левую руку
в бухту троса и засунул за пояс крючья и молоток. Утес
приближался с угрожающей быстротой. Вместо кранцев Андреа
подвесил к борту старые автомобильные покрышки.
-- За выступ хочешь зацепиться? -- спросил он, широко
улыбаясь, и положил на плечо Мэллори надежную руку.
Новозеландец, кивнув, согнул, пружиня, ноги в коленях.
-- Прыгай и выпрями ноги! -- прогудел грек. В этот момент
волной каик подбросило и наклонило в сторону утеса.
Оттолкнувшись от палубы, Мэллори взмыл птицей ввысь и уцепился
пальцами за край уступа. Несколько мгновений он висел на
вытянутых руках. Слышал, как треснула, сломавшись пополам,
мачта. Невидимая сила подбросила Мэллори вверх, и он повис,
зацепившись пряжкой ремня за край утеса. Стоило ему
пошевельнуться, и он бы сорвался вниз. Но не зря Кейта Мэллори
звали величайшим альпинистом своего времени. На гладкой
поверхности утеса он нащупал трещину шириной не больше спички.
С величайшими предосторожностями достал из-за пояса два крюка,
молоток и вбил сперва один, затем другой крюк. Спустя четверть
минуты Мэллори стоял на скользком карнизе.
На высоте около метра новозеландец забил в поверхность
утеса еще один крюк, завязал на нем выбленочный узел, поднял на
уступ бухту троса и лишь после этого оглянулся и посмотрел
вниз.
Каждые семь-восемь секунд очередная волна подхватывала
каик и швыряла его об утес. Кранцы не помогут. Скоро от судна
останутся одни щепки. Возле разбитой рулевой рубки стояли три
человека. Брауна не было, но движок работал, гул его то
усиливался, то ослабевал, потом снова усиливался через неравные
промежутки времени. Находясь у себя в дизельном отсеке, Кейси
включал то передний ход, то задний, стараясь, по возможности,
удержать каик на одном месте. Браун понимал, что жизнь их всех
в руках Мэллори и в его собственных.
-- Идиот! -- выругался Мэллори. -- Идиот несчастный!
Каик отбросило, затем ударило об утес, да так, что рулевую
рубку сплющило. Потеряв опору, Стивенс пролетел, словно
пущенный катапультой снаряд, и ударился о скалу. Он зацепился
за нее пальцами, но, не в силах удержаться, рухнул в море.
Юноша должен был утонуть или погибнуть, расплющенный бортом
судна, но в следующее мгновение чья-то могучая рука подхватила
его и вытащила на палубу, словно мокрого щенка.
-- Живей! -- кричал Мэллори. -- Через минуту судно пойдет
ко дну. Хватайтесь за трос!
Андреа и Миллер что-то сказали друг другу. Подняв Стивенса
на ноги, Андреа сунул ему в руки конец троса и подтолкнул юношу
снизу. Мэллори протянул лейтенанту руку, и секунду спустя тот
сидел, прижавшись спиной к скале.
-- Теперь твой черед, Миллер! -- крикнул капитан. --
Скорей, старина!..
Вместо того чтобы схватиться за трос, янки кинулся в
каюту.
-- Минуту, шеф! -- усмехнулся он. -- Зубную щетку забыл.
Несколько секунд спустя капрал появился, но без зубной
щетки. Зато в руках у него был большой ящик с взрывчаткой.
Прежде чем Мэллори успел сообразить, что произошло, ящик
оказался в воздухе. Наклонясь, Мэллори схватил груз, но потерял
равновесие и едва не упал. Стивенс, который одной рукой
держался за крюк, поймал новозеландца за пояс. Юноша дрожал от
холода и волнения, но, очутясь, как и Мэллори, в своей стихии,
снова обрел себя.
Подхватив рацию, упакованную в водонепроницаемую ткань,
Мэллори наклонился.
-- Оставьте это барахло к чертовой матери! -- кричал он
словно взбесясь. -- Сами выбирайтесь, живо!
На уступе рядом с Мэллори появились два мотка веревки,
рюкзак с продовольствием и одеждой. Стивенс пытался сложить
груз поаккуратнее.
-- Слышите? -- грохотал капитан. -- Живо поднимайтесь
сюда! Я вам приказываю. Судно тонет, болваны безмозглые!
Каик действительно тонул. Он сильно осел, центр тяжести
опустился, и палуба его стала устойчивее. Миллер приставил
ладонь к уху. При свете догорающей ракеты лицо его казалось
зеленовато-бледным.
-- Ничего не слышу, шеф. Да и вовсе не тонет оно. -- С
этими словами американец вновь исчез в носовой каюте.
Спустя полминуты на карнизе оказался и остальной груз.
Корма каика погрузилась, вода устремилась в дизельный отсек.
Кейси Браун полез по веревке, следом за ним Миллер. Андреа
вцепился в веревку последним. Ноги его болтались в воздухе.
Судно исчезло в волнах.
Ширина карниза не превышала девяноста сантиметров. Хуже
того, в том месте, где Стивенс сложил их поклажу, уступ, и без
того предательски скользкий, имел наклон. Прижавшись спиной к
скале, чтобы не повторять равновесие, Андреа и Миллер вынуждены
были упираться каблуками в карниз. Но не прошло и двух минут,
как Мэллори вбил в полуметре от карниза на расстоянии трех
метров друг от друга два крюка н связал их веревкой, за которую
можно было теперь держаться.
Тяжело опустившись наземь, Миллер достал из нагрудного
кармана пачку сигарет и протянул товарищам, не замечая ни
дождя, льющего как из ведра, ни брызг волн, взлетающих ввысь.
Он продрог, колени были в синяках, острый край карниза врезался
в икры, туго натянутая веревка давила на грудь, лицо землистого
цвета от усталости и морской болезни, но Миллер с искренней
радостью произнес: -- Господи! До чего же хорошо!
Глава пятая. В ПОНЕДЕЛЬНИК НОЧЬЮ. 01.00--02.00
Полтора часа спустя, втиснувшись в расщелину, которую он
обнаружил в отвесной стене утеса, Мэллори вбил крюк и, встав на
него, попытался дать своему измученному телу передышку. Всего
на две минуты, пока поднимается Андреа. Сквозь свирепый вой
ветра, норовившего столкнуть его вниз, новозеландец слышал
скрежет окованных железом башмаков: Андреа тщетно пытался
преодолеть карниз, на который он и сам-то забрался с огромным
трудом, ободрав руки в кровь. Натруженные мышцы болели. Мэллори
тяжело, надсадно дышал. Забыв о собственных страданиях, о том,
что следует собраться с силами, он прислушался. Опять, на сей
раз громче, царапнул о камень металл. Звук этот не мог
заглушить даже пронзительный вой ветра. Надо предупредить
Андреа: пусть будет предельно осторожен. До вершины каких-то
шесть метров.
Самому ему, криво усмехнулся Мэллори, никто не скажет,
чтобы он не шумел: на исцарапанных в кровь, избитых ногах
остались лишь рваные носки. Ботинки только мешали, и он их
сбросил вниз.
В такой темноте, под дождем с ветром восхождение было
сплошным кошмаром. Страдания, которые они испытывали, в то же
время как-то притупляли чувство страха при подъеме по отвесной
скале. Пришлось подниматься, цепляясь за неровности утеса
кончиками пальцев рук и ног, забить сотни крючьев, всякий раз
привязывая к ним страховочную веревку, дюйм за дюймом
поднимаясь вверх в неизвестность. Такого восхождения ему
никогда еще не приходилось совершать, он даже не подозревал,
что способен на такое. Ни мысль о том, что он, пожалуй,
единственный человек во всей Южной Европе, который сумел
покорить эту скалу, ни сознание того, что для ребят на Керосе
истекает их срок, -- ничто теперь не заботило новозеландца.
Последние двадцать минут восхождения истощили все его
физические и душевные силы. Мэллори действовал, как заведенный
механизм.
Без усилия перехватывая веревку своими мощными руками,
Андреа повис над гладким козырьком выступа. Ноги его болтались
в воздухе без всякой опоры. Увешанный тяжелыми мотками веревок,
с крючьями, торчащими во все стороны из-за пояса, он походил на
опереточного корсиканского бандита. Легко подтянувшись, грек
оказался рядом с Мэллори. Втиснувшись в расщелину, вытер мокрый
лоб и широко улыбнулся.
Мэллори улыбнулся ему в ответ. На месте Андрей должен был
находиться Стивенс, но тот еще не успел оправиться от шока и
потерял много крови. Чтобы замыкать цепочку, сматывать веревки
и вынимать крючья с целью замести все следы, нужен
первоклассный альпинист, внушил лейтенанту Мэллори. Тот
неохотно согласился, но по лицу его было видно, что юноша
уязвлен. Мэллори был рад, что не поддался чувству жалости:
несомненно, Стивенс первоклассный альпинист, но здесь нужен был
не альпинист, а человек-лестница. Не раз во время подъема он
вставал то на спину Андреа, то на плечи, то на поднятые ладони,
а однажды с десяток секунд -- на ногах его были окованные
железом башмаки -- встал на голову грека. Но тот ни разу не
возмутился и не пошатнулся. Андреа был несгибаем и прочен, как
скала, на которой он стоял. Андреа с самого вечера трудился как
вол, выполняя столько работы, какая не под силу и двоим. Однако
незаметно, чтобы грек особенно устал.
Капитан кивнул в сторону расщелины, потом вверх, где на
фоне неба, освещенного тусклыми звездами, виднелись
прямоугольные очертания устья расщелины. Наклонясь, шепнул
Андреа в самое ухо:
-- Каких-то шесть метров осталось. Сущий пустяк. -- Голос
его звучал хрипло, прерывисто. -- Похоже, расщелина выходит
прямо на вершину. Посмотрев на гребень, Андреа молча кивнул.
-- Снял бы ты ботинки, -- посоветовал Мэллори. -- Да и
крючья придется вставлять руками.
-- В такую-то ночь? При таком ветре, дожде, в кромешной
тьме, на отвесном утесе? -- бесстрастным, без тени удивления
голосом произнес грек. Оба так долго служили вместе, что
научились понимать друг друга с полуслова.
Мэллори кивнул. Подождал, пока товарищ вставит крюк,
пропустит через отверстие и закрепит веревку. Другой ее конец,
длиной сто двадцать метров, спускался вниз, где на уступе
расположились остальные члены диверсионной группы.
Сняв ботинки и отцепив крючья, Андреа привязал их к
веревке, отстегнул обоюдоострый метательный нож в кожаном
футляре, укрепленном на плече, и, взглянув на Мэллори, кивнул в
ответ.
Первые три метра все шло как по маслу. Упираясь спиной и
ладонями в скалу и ногами в одних носках в противоположный край
расщелины, Мэллори поднимался до тех пор, пока расщелина не
расширилась. Сначала, растерявшись, новозеландец уперся ногами
в противоположный ее край и вставил крюк как можно выше.
Схватившись за него обеими руками, нащупал пальцами ног
неровность и встал. Спустя две минуты пальцы его зацепились за
осыпающийся край утеса.
Привычными движениями пальцев Мэллори удалил с поверхности
скалы почву, траву, мелкие камешки и наконец добрался до
коренной породы. Упершись коленом, осторожно приподнял голову и
застыл как вкопанный, весь превратясь в зрение и слух. Лишь
сейчас он осознал свою беспомощность и пожалел, что не взял у
Миллера пистолет с глушителем.
В темноте на фоне панорамы гор смутно вырисовывались
плавные и резкие очертания холмов и ложбин. Зрелище это,
поначалу нечеткое и непонятное, стало вдруг мучительно
знакомым. И тут Мэллори понял, в чем дело. Именно так описывал
мосье Влакос эту картину: узкая голая полоска земли, идущая
