Каждый звук, возникавший в промежутках между раскатами грома,
воспринимался капитаном как признак приближения немецкого
дозора. Тут появился Дасти Миллер. Поднимался он медленно, но
верно. Достигнув вершины, он замер, пошарил рукой по
поверхности утеса. Мэллори наклонился к лицу янки и отшатнулся,
пораженный: у капрала были плотно сжаты веки.
-- Передохни, капрал, -- ласково проговорил новозеландец.
-- Приехали.
Медленно открыв глаза, Дасти Миллер с содроганием
посмотрел вниз и в ту же секунду на четвереньках кинулся к
каменной гряде. Подойдя к нему, Мэллори полюбопытствовал:
-- А зачем ты закрыл глаза, когда очутился наверху?
-- Не закрывал я глаза наверху,-- запротестовал Миллер.
Мэллори промолчал. -- Я зажмурился внизу, -- устало объяснил
капрал. -- И только на вершине открыл глаза.
-- Как? -- недоверчиво посмотрел на него капитан. -- И ни
разу не оглянулся?
-- Я же объяснил, шеф, -- укоризненно произнес Миллер. --
Еще в Кастельроссо. Если я перехожу улицу и мне надо подняться
на тротуар, то я должен ухватиться за ближайший фонарный столб.
Вот оно как. -- Американец умолк, посмотрев на Андреа,
наклонившегося над пропастью, и передернул плечами. -- И
натерпелся же я страху, братишка!
Страх, ужас, отчаяние. "Делай то, чего страшишься, и страх
отступит!" Фразу эту Энди Стивенс мысленно повторял не раз и не
два, а сотни раз, словно заклинание. Так однажды ему
посоветовал психиатр. О том же говорилось и в добром десятке
книг, которые Энди потом проштудировал. Делай, чего страшишься,
и страх отступит. Ум ограничен. Он способен удержать лишь одну
мысль в каждый данный момент, дать команду, осуществить лишь
одно действие. Внуши себе, что ты смел, что преодолеваешь
боязнь, это глупое, беспричинное чувство страха, которое
существует лишь у тебя в сознании. И, поскольку ум способен
удержать лишь одну мысль, поскольку мыслить и чувствовать это
одно и то же, ты будешь смел, ты преодолеешь страх, и он
исчезнет, как исчезает ночью тень. Так твердил себе Энди, но
тень становилась все длиннее и чернее; холодными, как лед,
когтями страх все глубже впивался в его утомленный мозг,
куда-то в желудок, под ложечку.
Желудок. Комок нервов ниже солнечного сплетения. Ощущение
это знакомо лишь тем, кто окончательно теряет власть над
собственными мыслями. Волны тошнотворного страха, чувство
беспомощности охватывают человеческое сознание, судорожно
цепляющееся ватными пальцами за край пропасти. Сознание это еще
управляет телом, отчаянно сопротивляется, не желая подчиниться
нервной системе, заставляющей разжать израненные пальцы,
схватившие веревку. Ведь это так просто. "Досуг после трудов и
гавань после бури". Так, кажется, сказал Спенсер. Рыдая,
Стивенс выдернул еще один крюк и швырнул его с тридцатиметровой
высоты в море. Прижался к утесу и, преодолевая отчаяние,
продолжал дюйм за дюймом подъем.
Страх. Всю жизнь он преследовал Стивенса, стал его alter
ego, вторым "я". Он находился рядом, готовый вернуться в любую
минуту. Энди привык к страху, даже смирился с ним, но мучения
нынешней ночи переполнили чашу его терпения и выносливости.
Такого с ним еще никогда не бывало. И все же юноша смутно
сознавал: причина страха -- не восхождение само по себе.
Действительно, крутой, почти отвесный склон, вспышки молний в
кромешной тьме и раскаты грома кого угодно привели бы в
отчаяние. Но технически подъем был несложен. Веревка натянута
до самого верха. Надо лишь подниматься, держась за нее, да
вынимать крючья. К горлу подступает тошнота, все тело в ушибах,
голова раскалывается от боли, потеряно много крови; но ведь
именно тогда, когда человек испил полную чашу страданий и
обессилел, факел духа горит особенно ярко.
Энди Стивенс испытывал страх оттого, что перестал себя
уважать. Самоуважение всегда было для него спасительным якорем,
оно было важнее того, что о нем думают другие. И теперь якоря
этого у него не осталось. Все знают, что он трус, что он подвел
товарищей. И во время стычки с экипажем немецкого судна, и
когда каик стоял на якоре в устье реки, он понимал, что Мэллори
и Андреа видят его страх. Таких людей ему еще не приходилось
встречать. Таких не проведешь, он сразу понял. Это он должен
был подниматься вместе с Мэллори, но тот взял Андреа. Капитан
понял, что он трусит. И в Кастельроссо, и при подходе немецкого
катера он чуть не подвел их. А сегодня подвел по-настоящему.
Ему не доверили подниматься первым вместе с Мэллори. Именно он,
морской офицер, так небрежно завязал последний узел. Едва
оторвавшись от карниза, на котором стоял он, Стивенс, мешок с
продуктами и топливом рухнул в море... Судьба тысячи человек на
острове Керос в руках такого презренного труса, как он.
Физические и душевные силы оставили юношу, от мучительного
чувства страха и отвращения к себе он застонал, но продолжал
подниматься как заведенный.
В ночной тишине раздался пронзительный звук телефона.
Похолодев, Мэллори оглянулся. Пальцы невольно сжались в кулаки.
Вновь настойчивая трель, заглушающая рокот грома. Телефон
замолчал, но скоро ожил, звоня не переставая.
Пройдя полпути, Мэллори остановился и вернулся назад.
-- Передумал? -- с любопытством посмотрел на него грек.
Капитан молча кивнул.
-- Будут трезвонить, пока не надоест, -- буркнул Андреа.
-- А когда надоест, сюда заявятся. Причем очень быстро.
-- Знаю, -- пожал плечами напитан. -- Ничего не поделаешь.
Вопрос лишь в том, когда они сюда придут. -- Мэллори машинально
посмотрел в обе стороны вершины, где на расстоянии метров
пятидесяти друг от друга расположились Миллер и Кейси,
невидимые в темноте. -- Не стоит рисковать. Чем больше я думаю,
тем меньше вижу шансов провести немцев. Фрицы народ аккуратный.
Наверняка разработана определенная система переговоров по
телефону. Часовой должен назвать свою фамилию или произнести
пароль. Да и голос может меня выдать. Но, с другой стороны,
часового мы убрали, не оставив никаких следов, снаряжение наше
наверху, все, кроме Стивенса, поднялись. Короче, мы добились
того, чего хотели. Высадились, и ни одна душа об этом не
догадывается.
-- Верно, -- кивнул Андреа. -- Ты прав. Минуты через две--
три появится и. Стивенс. Глупо, если все, чего мы добились,
пойдет насмарку. -- Помолчав, Андреа спокойно прибавил: --
Немцы не придут, а примчатся. -- Телефон умолк так же внезапно,
как зазвонил. -- Теперь жди гостей.
-- Знаю. Только бы Стивенс... -- Мэллори прервал себя на
полуслове и, повернувшись на каблуках, кинул через плечо: --
Присмотри за ним, хорошо? А я предупрежу остальных, что скоро
гости пожалуют.
Держась в стороне от края обрыва, новозеландец заспешил.
Он не шел, а ковылял. Ботинки немца были тесны и сдавливали
пальцы. Страшно представить, что станет с его ногами после
многочасовой ходьбы по пересеченной местности. Не стоит
заглядывать в будущее, и в настоящем забот хватает, подумал он
мрачно.
...Капитан застыл на месте. В затылок ему уперся какой-то
твердый холодный предмет.
-- Сдавайся, а то убью, -- жизнерадостно воскликнул
гнусавый голос. После всего, что испытал на море и во время
подъема Миллер, оказаться на твердой земле было для него уже
счастьем.
-- Ну и шуточки, -- проворчал Мэллори. -- Умнее ничего не
мог придумать? -- Капитан с любопытством посмотрел на янки. Тот
успел снять дождевое платье: ливень кончился. Куртка и вышитый
жилет промокли больше, чем штаны. Но выяснять, в чем дело, было
некогда.
-- Слышал, телефон недавно звонил?
-- Телефон? Ага, слышал.
-- Это часового вызывали. Ждали от него доклада или что-то
вроде. Наверно, ему давно следовало бы позвонить. Отвечать мы
не стали. С минуты на минуту прибегут немцы, заподозрив
неладное. Могут появиться или с твоей стороны, или со стороны
Брауна. Другого пути нет. Не станут же они ломать себе шею,
карабкаясь по этой груде валунов. -- Мэллори ткнул в сторону
нагромождения камней. -- Так что гляди в оба.
-- Будет сделано, шеф. Огонь не открывать?
-- Не открывать. Подойди к нам потихоньку и дай знать.
Минут через пять я приду.
Мэллори поспешно вернулся назад. Растянувшись во весь рост
на земле, Андреа вглядывался вниз и при появлении капитана
оглянулся.
-- Судя по звуку, он у самого карниза.
-- Отлично, -- на ходу обронил новозеландец. -- Скажи ему,
пусть поторопится. -- Пройдя с десяток метров, Мэллори
остановился, всматриваясь вдаль. Кто-то бежал, спотыкаясь и
скользя по гравийной почве.
-- Браун? -- вполголоса спросил капитан.
-- Я, сэр. -- Тяжело дыша, Кейси показывал в ту сторону,
откуда прибежал. -- Там какие-то люди. Огни фонарей прыгают у
них в руках, видно, сюда бегут.
-- Сколько их? -- тотчас спросил Мэллори.
-- Четверо или пятеро. -- Браун все еще не мог отдышаться.
-- Может, больше. Фонарей было не то четыре, не то пять. Сейчас
сами увидите. -- Он снова ткнул назад, но тут же удивленно
повернулся к капитану. -- Что за чертовщина! Исчезли. Могу
поклясться...
-- Не надо,-- мрачно отозвался Мэллори. -- Вы не ошиблись.
Я ждал гостей. Приближаясь, они не хотят рисковать... Далеко ли
они?
-- Метров сто-- полтораста, не больше.
-- Найдите Миллера и живо назад.
Подбежав к Андреа, капитан опустился на колени.
-- Они идут, Андреа, -- произнес он торопливо. -- Слева.
Человек пять, а то и больше. Минуты через две будут здесь. Где
Стивенс? Видишь его?
-- Вижу, -- с олимпийским спокойствием произнес грек. --
Перелез через карниз... -- Остальные слова заглушил
оглушительный раскат грома. Но Мэллори увидел Стнвенса.
Находясь посередине между карнизом и началом похожей на раструб
расселины, тот, словно ветхий старик, с трудом перебирал
руками.
-- Что это с ним? -- выругался Мэллори. -- Так ему и суток
не хватит... -- Осекшись, капитан сложил ладони рупором.--
Стивенс! Стивенс! -- Но юноша, казалось, не слышал его и
продолжал двигаться размеренно, словно робот.
-- Из сил выбился,-- спокойно произнес Андреа. -- Даже
головы не поднимает. Если альпинист не смотрит вверх, его
песенка спета. -- Пожав плечами, грек прибавил: -- Спущусь,
помогу.
-- Не надо.-- Мэллори положил ему руку на плечо. --
Оставайся здесь. Я не могу рисковать вами обоими... В чем дело?
-- спросил он Брауна, наклонившегося над ним.
-- Скорее, сэр, -- произнес тот, тяжело дыша. -- Скорее,
ради Бога! -- глотнув воздуха, добавил. -- Они в двух шагах
отсюда!
-- Ступайте с Миллером к валунам, -- скомандовал
Мэллори.-- Прикройте нас... Стивенс! Стивенс! -- Но ветром,
поднимавшимся вверх по скале, слова его отнесло.
-- Стивенс! Ради Бога, старина! Стивенс! -- громким
шепотом повторил капитан. Видно, в голосе Мэллори прозвучало
нечто такое, что проникло сквозь оцепенение, объявшее усталый
мозг юноши: Энди остановился и, подняв голову, приложил к уху
ладонь.
-- Немцы приближаются! -- произнес Мэллори, сложив руки
рупором. -- Доберись до раструба и спрячься. И ни одного звука.
Ты меня понял?
Усталым движением Стивенс вскинул руку, опустил голову и
стал подниматься. Двигался он еще медленнее, движения его были
неуверенными и неуклюжими.
-- Как думаешь, он понял? -- озабоченно спросил Андреа.
-- Наверно. Точно не могу сказать, -- Мэллори замер и
схватил друга за руку. Заморосим дождь, сквозь редкую его
пелену капитан заметил прикрытый ладонью луч света. Огонек
