их убивал. Умело и беспощадно. От его целеустремленности и
добросовестности становилось жутко. Но при этом он редко не
испытывал угрызений совести; он осуждал себя, считая, что
человек не смеет отнимать жизнь другого человека. Он был
человеколюбив. Простой, прямодушный, Андреа был не в ладах со
своей совестью. Но он был честен перед собой и мудр сердцем.
Убивал он, движимый не местью и не ненавистью, не во имя идеи
национализма или иных "измов", придуманных себялюбцами,
глупцами и мошенниками, дабы внушить воинственные чувства и
оправдать убийство миллионов молодых и неопытных людей, не
сумевших понять весь ужас и бессмысленность военных действий.
Андреа убивал врагов, чтобы могли жить люди достойные.
-- Кто ранен? -- с деланной жизнерадостностью спросил
Мэллори. -- Никто? Превосходно. Надо убираться отсюда. И чем
раньше, тем лучше. -- Он взглянул на часы. -- Почти четыре.
Пора выходить на связь с Каиром. Оставьте на пару минут свой
склад металлолома, главстаршина. Выясните, нельзя ли поймать
Каир. -- Посмотрев на восток, окрашенный зловещим багрянцем, он
покачал головой: -- Не худо бы и прогноз погоды узнать.
Сигнал был слабый (виной тому, по мнению Брауна, были
помехи: сзади по курсу сгущались грозовые тучи, обложившие чуть
ли не полнеба), но достаточно уверенный. Полученная информация
была настолько неожиданной, что все замолчали. Сквозь треск
помех послышался голос, то усиливающийся, то исчезающий:
-- Бедренец, я Ревень! Бедренец, я Ревень! -- То были,
соответственно, позывные Каира и группы Мэллори. -- Перехожу на
прием!
Браун отстукал "квитанцию". Динамик снова ожил:
-- Бедренец, я Ревень! Теперь "ёИкс" минус один. Повторяю,
ёИкс" минус один". -- У Мэллори перехватило дыхание. ёИкс"
обозначал субботнее утро, день нападения немцев на Керос.
Выходит, операция состоится на сутки раньше. В пятницу утром.
Остается чуть больше трех суток.
-- Сообщение "ёИкс" минус один" понял, -- спокойно произнес
Мэллори.
-- Прогноз погоды для Восточной Англии, -- звучал
бесстрастный голос. Это означало Северные Спорады. -- Сегодня
вечером возможны сильные грозы и ливневые дожди. Видимость
плохая. Температура понижается. В ближайшие сутки ожидается
дальнейшее ее понижение. Ветер восточный до юго-восточного
силой в шесть, местами в восемь баллов. Утром ослабнет до
умеренного.
Поднырнув под нижнюю шкаторину наполненного ветром
рейкового паруса, новозеландец медленно пошел на корму. Ну и
дела! Осталось только трое суток, движок ни к черту... В
довершение всего, нешуточный шторм надвигается. Он вспомнил,
как бранили синоптиков летчики, но на этот раз служба погоды не
ошиблась. Только слепой мог не увидеть этих огромных, похожих
на грозные бастионы, туч, догонявших их судно.
-- Видно, предстоит хорошая взбучка, а? -- послышался
сзади слегка гнусавый голос. В голосе этом звучала какая-то
надежность и уверенность. Ту же уверенность внушали и
блекло-голубые глаза, окруженные паутинкой морщин.
-- Да, похоже на то, -- согласился Мэллори.
-- А что это за штука, восемь баллов, шеф?
-- В баллах измеряется сила ветра, -- объяснил
новозеландец. -- Если находишься в скорлупке, вроде нашей, и
устал от жизни, при таком шторме у тебя никаких шансов выжить.
-- Я так и понял, -- мрачно кивнул Миллер. -- А ведь
клялся, что нога моя больше не ступит ни на одну посудину, будь
они все неладны. -- Помолчав, он со вздохом сел на крышку люка
машинного отсека и ткнул большим пальцем в сторону ближайшего
острова, до которого оставалось меньше трех миль. -- А там не
безопаснее?
-- Да не очень-то. Правда, судя по карте, там есть
Г-образная бухточка. В ней можно укрыться от ветра и волнения.
-- Остров обитаемый?
-- Вероятно.
-- Немцы на нем?
-- Вероятно.
Миллер невесело кивнул головой и спустился в дизельный
отсек, чтобы помочь Брауну. Спустя сорок минут, уже в
полумраке, заливаемом потоками холодного дождя, судно бросило
якорь в бухте, стиснутой лесистыми берегами. Остров встретил их
враждебно-- равнодушной тишиной.
Глава четвертая. ВЕЧЕРОМ В ПОНЕДЕЛЬНИК. 17.00--23.00
-- Великолепно! -- с горечью произнес Мэллори. -- Просто
великолепно. "Милости прошу к нашему шалашу!", -- сказал паук,
обращаясь к мухе. -- Охваченный тоской и отчаянием, капитан
выругался. Отогнув край брезента, натянутого поверх носового
люка, сквозь редеющую завесу дождя он внимательно разглядывал
утес, закрывавший каик со стороны моря. Видимость значительно
улучшилась: ливень кончился, моросил мелкий дождь, а
разорванные поднявшимся ветром свинцово-белые облака ушли к
далекому горизонту, затянутому темными тучами. Далеко на западе
образовалась полоса чистого неба, освещенная огненно-красным
предзакатным солнцем. Из бухты его не было видно, но золотистые
нити дождя, сверкавшие в вышине, свидетельствовали о его
присутствии.
Эти же золотые лучи освещали и полуразрушенную сторожевую
башню на вершине утеса, возвышавшегося на тридцать метров над
протокой. Лучи отражались от поверхности белого парийского
мрамора, придавая ему розоватый оттенок, сверкали на пулеметных
стволах, которые выглядывали из узких амбразур, прорубленных в
мощных стенах. Они высвечивали свастику на флаге, развевавшемся
над парапетом. При всей своей ветхости цитадель была
неприступной и господствовала над местностью, надежно защищая
подходы с моря и со стороны извилистой реки. Возле берега ее,
напротив утеса, и бросил якорь каик.
Мэллори нехотя отвернулся и аккуратно опустил брезент. С
угрюмым видом посмотрел на Андреа и Стивенса, едва различимых в
полумраке рубки.
-- Великолепно! -- повторил новозеландец. -- Гениальный
стратег Мэллори. Из ста островов он нашел такой, на берегу
которого находится укрепленный немецкий пост. Его-то я и
выбрал. Давайте еще раз взглянем на эту карту, Стивенс. --
Протянув карту капитану, который стал изучать ее при тусклом
свете, пробивавшемся под брезент, Энди откинулся назад и сделал
глубокую затяжку. Во рту остался кислый затхлый привкус. Вновь
возникло мерзкое чувство страха. Юноша неприязненно посмотрел
на грузного Андреа, несколько минут назад заметившего немецкий
пост. Наверняка на башне и орудия установлены, мрачно подумал
молодой лейтенант. Иначе устье реки не защитить. Он вцепился
рукой в ногу чуть выше колена, чтобы унять нервную дрожь.
Хорошо, что в рубке темно.
-- Незачем разглядывать карту, сэр, -- спокойно произнес
он. -- И ругаете себя напрасно. Другую защищенную якорную
стоянку вы не скоро найдете. При таком ветре нам некуда было
податься.
-- Пожалуй, ты прав. -- Сложив карту, Мэллори вернул ее
лейтенанту. -- Любой на нашем месте поступил бы так же.
Очевидно, бухта издавна служит укрытием. Немцам это, должно
быть, известно давно. Мне следовало предвидеть, что здесь
установлен пост. Но дело сделано, ничего не попишешь. --
Возвысив голос, он крикнул: -- Главстаршина!
-- Я здесь! -- послышался из машинного отсека голос
Брауна.
-- Как дела?
-- Ничего. Начали собирать.
Мэллори кивнул, облегченно вздохнув.
-- Сколько еще провозитесь? Час?
-- Не больше того, сэр.
-- Час... -- Мэллори высунулся из люка, потом оглянулся на
Стивенса и Андреа. -- Тогда все в порядке. Через час снимаемся
с якоря. Будет достаточно темно, чтобы немцы не заметили, и
достаточно светло, чтобы выбраться из этой чертовой протоки.
-- Вы считаете, сэр, они попытаются нас задержать? --
чересчур непринужденно спросил Стивене. Но понял, что Мэллори
заметил это.
-- Вряд ли они выстроятся в шеренгу и на прощание крикнут
"ура", -- сухо заметил Мэллори. -- Как, по-- твоему, Андреа,
сколько там немцев?
-- Ходили двое, -- подумав, ответил Андреа. -- А всего их,
пожалуй, трое или четверо, капитан. Пост маленький. Немцы вряд
ли пошлют сюда много солдат.
-- Пожалуй, ты прав, -- согласился капитан. -- Большинство
в деревне, в семи милях к западу отсюда, если судить по карте.
Не думаю, что... -- осекшись на полуслове, он прислушался.
Окрик повторился, на этот раз громче и требовательнее.
Ругая себя за то, что не поставил часового -- на Крите
такая халатность стоила бы ему жизни, -- Мэллори откинул
брезент и неторопливо выбрался на палубу. Оружия он не взял, но
прихватил с собой наполовину опустошенную бутылку мозельвейна,
которым их предусмотрительно снабдили.
Шатаясь, точно пьяный, он ухватился за штаг, чтобы не
упасть за борт, и с вызовом посмотрел на немца, стоявшего на
берегу в каком-то десятке метров от него. На ремне через плечо
у того висел автомат. Не ответив, Мэллори наклонил бутылку и
сделал несколько глотков.
Худощавое загорелое лицо молодого немца стало сердитым. Не
обращая на него никакого внимания, рваным рукавом Мэллори вытер
рот и смерил немца презрительным взглядом..
-- В чем дело? -- вызывающе проговорил он, растягивая
слоги, как коренной островитянин. -- Какого хрена тебе надо?
Заметив, как побелели пальцы, сжимавшие автомат, Мэллори
решил, что перегнул палку. За себя он не опасался. Стук в
машинном отсеке стих, видно, в руках у Дасти Миллера его
пистолет с глушителем. Но лезть на рожон нельзя. Во всяком
случае, сейчас. Ведь на сторожевой башне по крайней мере два
крупнокалиберных "шпандау".
Солдат взял себя в руки. Капитан заметил, что с лица
автоматчика исчезла краска гнева, взамен появилась какая-то
растерянность. На это-то и рассчитывал Мэллори. Солдат решил,
что у пьяницы-грека есть покровители, иначе он не стал бы
говорить с ним таким тоном.
-- Что за судно? -- спросил солдат по-гречески, хотя и с
запинкой. -- Куда курс держите?
Мэллори снова наклонил бутылку и шумно зачмокал.
Оторвавшись от бутылки, уважительно посмотрел на нее.
-- Что мне в вас, немцах, нравится, -- доверительно и
громко проговорил он, -- так это то, как вы делаете вино. Бьюсь
об заклад, тебе такое пить редко доводится, разве не так? А
дрянь, которую изготавливают наверху, то бишь, на материке,
годна разве очаг растапливать, столько в ней смолы. --
Помолчав, Мэллори продолжал: -- Конечно, если знаешь, к кому
обратиться на островах, то тебе достанут озо. Ну а мы можем
достать не только озо, но и хок да и мозельские вина.
Автоматчик брезгливо поморщился. Как большинство
фронтовиков, он презирал квислингов, хотя те и помогали немцам.
Правда, в Греции таких нашлось немного.
-- Я вас спрашиваю, -- холодно проговорил солдат, -- как
называется судно и куда оно направляется?
-- Каик "Ангиом". Идем в балласте на Самос, -- надменно
ответил Мэллори и добавил многозначительно: -- Согласно
приказу.
-- Чьему приказу? -- спросил солдат, на которого слова эти
произвели впечатление.
-- Герра коменданта Вати, генерала Гребеля, --
доверительно сказал Мэллори. -- Вы ведь знаете, кто такой герр
генерал Гребель? -- Мэллори понял, что попал в точку. Молва о
генерале Гребеле, командовавшем воздушно-десантной дивизией,
поборнике железной дисциплины, распространилась далеко за
пределы Архипелага.
При этих словах солдат побледнел, но продолжал
упорствовать:
-- Документы есть? Вздохнув, Мэллори оглянулся через
плечо:
-- Андреа!
-- Чего тебе? -- высунулся из люка плечистый грек,
слышавший весь разговор. Как и у Мэллори, в руке у него была
откупоренная бутылка вина. Недовольно скривившись, Андреа
