Потом выпрямился, передернул плечами, -- в конце ноября ночью
прохладно даже в Египте, -- и взглянул на Дженсена.
-- По-моему, я все запомнил, сэр.
-- Вот и хорошо! -- Дженсен смотрел вперед на вьющуюся
серую ленту дороги, освещенную белыми снопами, разрезавшими
мрак пустыни, которые подпрыгивали вместе с машиной на ухабах.
-- Вот и хорошо, -- повторил он. -- А теперь взгляни на карту
еще раз и представь, что ты в городе Навароне. Он на берегу
овальной бухты в северной части острова. Что бы ты увидел
оттуда?
-- Мне незачем смотреть на карту еще раз, -- улыбнулся
Мэллори. -- Милях в четырех к востоку я увидел бы извилистую
линию турецкого берега, ориентированную на северо-запад и
кончающуюся в точке севернее Навароне. Это мыс. Затем линия
берега поворачивает на восток. В шестнадцати милях севернее
этого мыса -- он называется Демирджи, верно? -- и практически в
створе с ним я увидел бы остров Керос. Наконец, в шести милях
западнее находится остров Майдос, первый из группы островов
Лерадского архипелага. Они тянутся в северо-западном
направлении миль на пятьдесят.
-- На шестьдесят, -- кивнул Дженсен. -- У тебя отличная
зрительная память, дружище. Смелости и опыта тебе не занимать,
иначе не продержался бы полтора года на Крите. Ты обладаешь
одним ценным качеством, о котором я скажу. -- Помолчав, он
прибавил. -- Надеюсь, что тебе повезет. Господи, как необходимо
тебе везенье.
Мэллори подождал, что еще скажет Дженсен, но тот
задумался. Прошло три, пять минут, слышалось лишь шуршанье шин
да приглушенный рокот мощного мотора. Наконец, по-прежнему не
отрывая глаз от дороги, Дженсен произнес:
-- Сегодня суббота. Вернее, уже наступило воскресенье. На
острове Керос тысяча двести человек. Тысяча двести британских
солдат, которых через неделю убьют, ранят или возьмут в плен.
Большей частью убьют. -- Впервые взглянув на Мэллори, Дженсен
усмехнулся. -- Каково? В ваших руках жизнь тысячи с лишком
человек, капитан Мэллори.
Мэллори внимательно посмотрел в бесстрастное лицо Дженсена
и отвернулся, уткнувшись в карту. Тысяча двести человек на
Керосе. Тысяча двести британцев, ожидающих смерти. Керос и
Навароне. Керос и Навароне. Как там говорилось в стихотворении,
которое он много лет назад выучил в маленьком горном селении в
стороне от Куинстауна? "Чимборазо" -- вот как оно называлось.
"Чимборазо и Котопакси, вы похитили сердце мое..." Керос и
Навароне. В этих названиях звучит тот же призыв, то же
очарование. "Керос и... Керос и..." -- Он замотал головой,
пытаясь сосредоточиться. Все детали мозаики мало-помалу, хотя и
медленно, занимали свои места.
-- Помнишь, полтора года назад, после падения Греции,
немцы захватили почти весь Спорадский архипелаг. А в руках
итальянцев к тому времени оказалось большинство островов
Додеканес. Постепенно мы стали отвоевывать эти острова. Впереди
штурмующих шли твои земляки или морские десантники. К сентябрю
прошлого года мы отбили почти все крупные острова. Кроме
острова Навароне. Слишком твердый орешек. Мы обошли его,
высадив на соседних островах гарнизоны до батальона
численностью. -- Криво усмехнувшись, Дженсен продолжал: -- В
это время ты прятался где-то в Белых горах в пещере, но, верно,
помнишь, как отреагировали немцы?
-- Решительно?
-- Вот именно, -- кивнул Дженсен. -- Весьма решительно.
Политическое значение Турции в этом регионе трудно переоценить.
Она всегда была потенциальным партнером или государств оси
Берлин -- Рим -- Токио, или союзников. Большинство островов
расположено всего в нескольких милях от побережья Турции.
Немцам надо было восстановить доверие и рейху.
-- И поэтому?
-- Поэтому немцы бросили в бой все, чем располагали, --
парашютистов, десантников, отборные горнострелковые части,
целые полчища "Юнкерсов". Говорят, для этого они сняли с
итальянского фронта все пикирующие бомбардировщики. Словом,
бросили все силы. За несколько недель мы потеряли больше десяти
тысяч солдат и все острова, которые заняли перед этим. Кроме
Кероса.
-- Теперь очередь за ним?
-- Да. -- Щелчком Дженсен извлек две сигареты, подождал,
пока Мэллори прикурит и выбросит спичку в окно, сквозь которое
севернее шоссе в бледной дымке виднелось Средиземное море. --
Теперь немцы будут утюжить Керос. Спасти его мы не в состоянии.
В районе островов Эгейского моря немцы имеют превосходство в
авиации...
-- Но почему вы так уверены, что это произойдет на этой
неделе?
-- Дружище, в Греции полным-полно агентов союзников, --
вздохнул Дженсен. -- Только в районе Афин и Пирея у нас их
больше двухсот. Кроме того...
-- Двухсот! -- недоверчиво воскликнул Мэллори. -- Вы
сказали...
-- Да, я так сказал, -- улыбнулся Дженсен. -- Сущие
пустяки по сравнению с полчищами немецких шпионов, которые
свободно расхаживают среди гостеприимных жителей Каира и
Александрии. -- Он снова стал серьезным. -- Мы располагаем
точной информацией. В четверг на рассвете целая армада каиков
выйдет из Пирея, проскочит сквозь Циклады, просочится ночью меж
островков... Любопытная ситуация! Не так ли? Днем мы не рискуем
сунуться в Эгейское море, иначе нас пустят ко дну, а немцы не
смеют носа показать ночью. Едва стемнеет, наши эсминцы,
торпедные катера и канонерки выходят в море, но еще до рассвета
эсминцы отходят на юг. Малотоннажные же суда пережидают день,
прячась в бухтах островков. И все-таки мы не в состоянии
помешать фрицам атаковать Керос. Немцы высадят десант в субботу
или воскресенье. Нанесут одновременный удар с моря и с воздуха.
Десятки "юнкерсов-52" на аэродромах близ Афин ждут сигнала.
Гарнизон Кероса не продержится и двух суток, -- без тени
сомнения заключил Дженсен.
И Мэллори поверил ему. С минуту разглядывал он матовый
блеск моря, мириады звезд, мерцающих над темной его гладью.
Затем резко повернулся к Дженсену:
-- Но у нас же есть флот, сэр! Почему бы не эвакуировать
гарнизон на кораблях? Ведь флот...
-- Флот! - саркастически перебил его Дженсен. -- У флота
кишка тонка. Район Эгейского моря сидит у него в печенках. Ему
надоело понапрасну высовываться и получать по носу. Немцы
успели подбить два линкора, восемь крейсеров, четыре из них
потопили. Это не считая дюжины эсминцев... А о мелких судах и
говорить нечего. Ради чего? Чтобы наше командование могло
играть со своими берлинскими коллегами в кошки-мышки? Игра
доставляет огромное удовольствие всем. Всем, кроме тысячи
моряков, которых потопили в той игре, кроме десяти тысяч томми,
индусов, новозеландцев и австралийцев, которые страдали и
умирали на этих островах, так и не поняв, ради чего они гибнут.
Пальцы Дженсена, сжимавшие баранку, побелели, лицо
прорезали горькие складки. Мэллори был потрясен неожиданной
вспышкой ярости, так не вязавшейся с характером Дженсена... А
может, именно здесь-то и проявился его характер? Может, Дженсен
совсем не таков, каким кажется со стороны?
-- Вы сказали, на Керосе тысяча двести человек, сэр? -
спросил Мэллори.
-- Да. Тысяча двести человек. -- Дженсен мельком взглянул
на него и отвернулся. -- Ты прав, приятель. Конечно, прав. Я
совсем потерял голову. Конечно, мы их не бросим. Флот в лепешку
разобьется. Подумаешь, еще два-три эсминца накроются. Прости,
дружище, я снова за свое. А теперь слушай. Слушай внимательно.
Эвакуировать их придется ночью. Днем у нас ни одного шанса:
две, а то и три сотни пикировщиков только и ждут появления
британского эсминца. Эвакуировать придется именно на них.
Транспорты и тендеры в два раза тихоходнее. До северных
островов Лерадского архипелага им не добраться: не успеют
вернуться к рассвету на базу. Расстояние слишком велико.
-- Но ведь Лерады растянулись длинной цепочной, --
возразил Мэллори. -- Разве эсминцы прорвутся?
-- Между островами? Это исключено. -- Дженсен покачал
головой. -- Проливы сплошь заминированы. И на тузике не пройти.
-- А проход между Майдосом и Навароне? Он тоже
заминирован?
-- Нет. Он чист. Там глубины слишком большие. Якорные мины
не поставить.
-- Тогда здесь и нужно идти, сэр! Ведь с другой стороны
турецкие территориальные воды...
-- Мы бы вошли в турецкие воды хоть завтра, средь бела
дня, будь от этого прок, -- устало сказал Дженсен. -- При
прочих равных условиях мы пойдем западным проливом. Он и
безопасней, и путь короче, и международных осложнений избежим.
-- Что значит "при прочих равных условиях"?
-- Я имею в виду пушки крепости Навароне. -- Дженсен долго
молчал, потом повторил медленно, бесстрастно, как повторяют имя
старинного и грозного врага: -- Пушки крепости Навароне. В них
вся суть. Они прикрывают с севера входы в оба пролива. Если бы
нам удалось подавить эти пушки, то этой же ночью сняли бы с
Кероса гарнизон.
Мэллори не проронил ни слова, поняв, что услышит главное.
-- Это не обычные пушки, -- неторопливо продолжал Дженсен.
-- Артиллеристы считают, что калибр их, самое малое, девять
дюймов. Думаю, это двухсотдесятимиллиметровые гаубицы. Наши
солдаты на итальянском фронте боятся их больше всего на свете.
Скорость снарядов невелика, зато ложатся они точно. Как бы то
ни было, -- добавил он мрачно, -- "Сибарис" потопили за
каких-то пять минут.
-- "Сибарис"? Я что-то слышал...
-- Крейсер с восьмидюймовыми орудиями главного калибра. Мы
послали его месяца четыре тому назад подразнить фрицев. Думали,
будет что-то вроде увеселительной прогулки. Но немцы отправили
корабль на дно. Спаслось всего семнадцать человек.
-- Господи! -- воскликнул потрясенный Мэллори. -- Я и не
знал.
-- Два месяца назад мы предприняли широкомасштабную
десантную операцию, -- продолжал Дженсен, не обратив внимания
на слова Мэллори. -- Участвовали коммандос, морские десантники,
корабли Джеллико. У немцев было небольшое преимущество:
Навароне окружен скалами, -- но ведь в атаке участвовали
отборные войска, возможно, лучшие в мире. -- После паузы
Дженсен добавил: -- Их изрешетили. Почти все были уничтожены. В
течение последних десяти дней мы дважды сбрасывали на парашютах
подрывников, ребят из спецотрядов. Они попросту исчезли, --
пожал недоуменно плечами Дженсен.
-- И неизвестно, что с ними?
-- Неизвестно. Нынче ночью была предпринята отчаянная
попытка отыграться. И чем дело кончилось? На командном пункте я
помалкивал. Ведь это меня Торранс и его парни хотели сбросить
на Навароне без парашюта. И я их не осуждаю. Но у меня не было
иного выхода.
Громадный "хамбер" начал сбавлять скорость, бесшумно катя
мимо скособоченных лачуг и домишек западного предместья
Александрии. Впереди на свинцовом небе появилась светлая
полоска.
-- Вряд ли из меня получится парашютист, -- с сомнением
сказал Мэллори. -- По правде говоря, парашюта я и в глаза не
видел.
-- Не переживай, -- заметил Дженсен. -- Парашют не
понадобится. Способ, каким ты попадешь на Навароне, будет много
труднее.
-- Но почему выбрали именно меня, сэр? -- спросил Мэллори.
Он ждал, что скажет Дженсен еще, но тот молчал, наблюдая за
дорогой, испещренной воронками.
-- Струсил? -- усмехнулся Дженсен и круто повернул руль,
чтобы объехать глубокую яму, затем снова выправил машину.
-- Конечно, струсил. Вы таких страстей наговорили, сэр,
что любой струсит. Но я имел в виду другое.
-- Я так и понял. У меня с чувством юмора плохо. Почему
именно ты? Да потому, что у тебя для этого все данные, дружище.
