Пистолет был на боевом взводе, и стрелка показывала цифру "9". Магазин
был полон. Извиваясь на полу, я схватил "хэкати" связанными руками,
взвел курок и потянул пистолет вправо, насколько позволяло левое плечо.
Складки пальто мешали мне, но все же я сунул "хэкати" под себя и стал
сгибать колени, пока ноги не оказались в пятнадцати дюймах от дула.
Некоторое время я колебался, стрелять ли в шнур, связывающий мне щи-
колотки: шансов попасть в шнур, а не в ноги почти не было. Связанными за
спиной, да к тому же онемевшими руками прицелиться точно я не мог. Ско-
рее всего, результатом выстрела могло быть исполнение желания тех двух
лондонских хирургов, которые хотели ампутировать мне ногу. И тогда я ре-
шил сосредоточить внимание на четырехжильном шнуре восемнадцати дюймов
длиной, которым были привязаны мои ноги к винным чанам. Глубоко вздохнул
и нажал на курок.
Отдача от выстрела была так сильна, что показалось, будто я сломал
большой палец. Гулкий звук выстрела оглушил, ударил мне по барабанным
перепонкам, а пуля с визгом пролетела рикошетом всего лишь в полдюйме от
головы.
Спустя пару секунд я выстрелил вновь. Без колебаний, ибо знал, что
если начну думать о пуле, проходящей рикошетом в полдюйме от головы, то
никогда не решусь спустить еще раз курок. Грохот выстрела - и шнур пере-
резало пулей, как бритвой. Лучше сделать трудно.
Кое-как я схватил обеими связанными руками стояк, которым крепились
чаны, и, извиваясь, попытался встать на дрожащие от напряжения ноги. По-
том для устойчивости облокотился локтем о первый попавшийся выступ и ус-
тавился в ожидании на дверь. Если кто-то войдет сюда узнать, в чем дело,
что за грохот, то будет довольно легкой целью. До двери - футов шесть, а
человек - не восемнадцатидюймовая веревка.
Целую минуту простоял так на трясущихся, подгибающихся ногах, вслуши-
ваясь и ничего не слыша, ибо оглох от выстрелов. Затем рискнул подоб-
раться к высокому окну. Никого. Тогда допрыгал до двери и локтем нажал
на ручку. Заперта. Я повернулся спиной к двери, нащупал дулом "хэкати"
замок и нажал на курок. После второго выстрела дверь поддалась. Навалил-
ся на нее всем корпусом, и она распахнулась, а я вывалился через порог,
тяжело рухнув на цементный пол.
Если бы кто-то стоял за дверью, лучшего случая трахнуть меня дубинкой
не представлялось. Но никто не стукнул меня, поскольку никого за дверью
не было. И снова я кое-как поднялся на ноги. Нашел выключатель и включил
свет плечом. Лампочка на коротком шнуре под потолком не зажглась. Навер-
ное, перегорела, но, скорее всего, вообще в доме было отключено электри-
чество. Воздух в подвале спертый, и это вернее всего говорило о забро-
шенности дома.
Марш истертых ступеней лестницы вел во тьму. Я запрыгал по ступеням,
балансируя, чтобы не потерять равновесие, но едва успел плюхнуться на
ступень, чтобы не покатиться вниз. Мне показалось гораздо безопаснее и
благоразумнее ползти вверх спиной, отталкиваясь от каждой ступени пятка-
ми. Дверь вверху также была замкнута, но у меня оставалось еще пять пат-
ронов. Замок поддался первому же выстрелу, и я оказался в комнате. При-
хожая была высокой и узкой. Две двери по сторонам, обе закрытые, стек-
лянная дверь в дальнем конце, еще одна - рядом со мной, ведущая в заднюю
половину дома, лестница вверх и бугристый паркетный пол, густо покрытый
пылью, на которой отчетливо проступали отпечатки ног, ведущих от стек-
лянной двери к месту, где я стоял. На всем лежала печать заброшенности.
Стало ясно, что поблизости нет ни единой живой души.
Однако сколько времени я провалялся в подвале?.. Нельзя терять ни се-
кунды. Я не хотел затаптывать следы и поэтому направился к боковой две-
ри. Она оказалась открытой. Запрыгал дальше и вскоре оказался в хозяйс-
твенной части дома: кладовая, кухня, чулан. Как положено в старинном
большом доме.
Я прыгал через эти комнаты, открывая шкафы и выдвигая ящики на пол. И
зря тратил время. Бывшие хозяева не оставили даже иголочной булавки, а
мне нужно было что-то такое, чем можно избавиться от пут. Наружная дверь
кухни была не заперта. Открыл ее и оказался под сильным дождем. Оглядел-
ся, но вокруг ничего не увидел и не смог ориентироваться. Разросшийся
заброшенный сад окружала десятифутовой высоты зеленая изгородь, к кото-
рой годами не прикасались ножницы. Шелестели под черным плачущим небом
сосны и кипарисы. Неподалеку смутно виднелись два деревянных строения.
Большое походило на гараж, другое по размеру вдвое меньше. Я поскакал к
последнему просто потому, что оно находилось ближе. Разбитая дверь бол-
талась на ржавых петлях и противно заскрипела, когда я стал ее откры-
вать. Здесь, очевидно, была мастерская. Возле грязного окна стоял верс-
так с массивными ржавыми тисками. Если бы они не так заржавели и я отыс-
кал бы режущий инструмент, который можно зажать в тиски, то они пригоди-
лись бы мне. Но сколько ни глядел, не мог обнаружить ничего подходящего.
Как и в доме, уезжавшие захватили с собой все. Стены мастерской совер-
шенно голые. Только одна плетеная коробка, набитая наполовину всяким
хламом, стояла посреди мастерской. Мне удалось открыть ее и вывалить со-
держимое на пол: кусочки дерева, ржавые отвертки, изогнутые куски желе-
за, кривые гвозди. Наконец, попалось старое и ржавое полотно ножовки.
Минут десять я закреплял его в тисках бесчувственными, будто парализо-
ванными руками. Еще десять минут ушло на распиливание шнуров вокруг за-
пястий. Со связанными за спиной руками быстрее этого не сделать. Нужно
было соблюдать осторожность, чтобы не перепилить заодно себе артерию или
сухожилие, ибо руки мои ничего не чувствовали.
Когда я распилил последний шнур и поднес руки к глазам, чтобы получше
их рассмотреть, то увидел вдвое распухшие багрово-синие культяшки с по-
резанными запястьями и следами шнура. Что ж. Можно только надеяться, что
ржавчина от ножовки не вызовет заражения крови. Я сидел на ящике около
пяти минут и отчаянно ругался от боли, ожидая, когда спадут багровые
пятна и восстановится нормальное кровообращение.
Наконец, я почувствовал руками полотно ножовки и перепилил путы на
ногах.
Потом задрал рубашку, взглянул на правый бок и сразу заткнул ее в
брюки, чтобы не расстраиваться. Бок весь был покрыт запекшейся кровью и
сплошными синяками. Видать, меня сильно пинали. Тренировались на мне,
как на футбольном мяче.
Выходя из сарая, я на всякий случай держал "хэкати" наготове, хотя
вряд ли кто мог оказаться поблизости. Я не стал проходить мимо дома:
знал, что ничего, кроме следов, там не найду, а ими займутся люди Хар-
денджера. От фасада дома петляла среди раскачивающихся сосен дорожка. И
я поковылял по ней. Наверняка она вела к какой-то дороге. Пройдя нес-
колько шагов, вдруг додумался своей отчаянно болевшей головой, что при-
волокшие меня сюда спрятали мою машину где-то поблизости. Проще и логич-
нее оставить машину Кэвела там же, где и его. Но где?
Повернул к гаражу. Машина оказалась там. Забрался в нее, устало отки-
нулся на спинку сиденья, посидел так несколько минут и нехотя вылез под
дождь, решив, что машину мою могут узнать и догадаются, что я снова сво-
боден. Я даже не задумывался, насколько это было необходимо, но все же
смекнул, что это может оказаться моим преимуществом: преступники будут
считать, что Кэвел выведен из игры. Я был настолько измучен, избит и
обессилен, что действовал скорее интуитивно - моя голова еще не могла
мыслить последовательно. Я был беспомощен, и расследование до сих пор
ничего не дало мне нового. Словом, приходилось хвататься за любую соло-
минку. Поэтому двинулся пешком.
Тропинка вывела к дороге, залитой водой и покрытой непролазной
грязью. Повернул вправо к крутому холмику и через двадцать минут вышел
на проселочную дорогу с указательным знаком "Нитли Комен. 2 мили". Я хо-
рошо знал это место, находящееся в десяти милях от Альфингема, на шоссе
Лондон - Альфингем. Значит, я оказался, по крайней мере, в шести милях
от той телефонной будки, возле которой меня стукнули. Наверное, это был
единственный заброшенный дом поблизости.
Две мили до Нитли шел полчаса не только потому, что скверно себя
чувствовал, но еще из-за того, что прятался в кустах и за придорожными
деревьями при звуке машины или мотоцикла. Нитли Комен я обошел безлюдны-
ми в это холодное и ненастное октябрьское утро полями. И вот наконец
добрался до главного шоссе, опустился на обочине за реденькими кустами.
Я ощущал себя полной развалиной, настолько был измучен, и даже не чувс-
твовал боли в груди. Замерз, как могильная плита, и дрожал мелкой дрожью
марионетки в руках сумасшедшего кукольника.
Двадцать минут напрасно ожидал попутную машину. Движение в деревенс-
ком Уилтшире никогда не сравнится с движением на лондонском Пикадилли,
даже в выходной день. За это время прошло только три автомобиля и один
автобус, почти полные. А я ожидал грузовик с одним водителем. Впрочем,
неизвестно еще, как отнесется ко мне одинокий водитель. Оборванная фигу-
ра, смакивающая на арестанта или беглеца из сумасшедшего дома, не может
внушать доверия на пустынной дороге.
Тут показалась машина с двумя пассажирами, но я сразу разглядел поли-
цейских в форме, даже раньше, чем определил марку большого черного, мед-
ленно двигавшегося "уолси". Машина затормозила, из нее вышел большой до-
родный сержант и участливо помог мне выбраться из кювета.
- Мистер Кэвел? - изумился он, разглядев меня. - Ну да, мистер Кэвел!
Я утвердительно кивнул.
- Благодарение богу. Полдюжины полицейских машин и бог знает сколько
военных ищут вас эти два часа. - Он помог мне усесться на заднее си-
денье. - Теперь все в порядке, сэр.
- Да, теперь мне только и остается, что не беспокоиться, - ответил я,
поудобнее устраиваясь на сиденье. - Такого удобного и мягкого сиденья
никогда больше в жизни не встречу, сержант.
- Не переживайте, сэр, найдем еще машины с такими же сиденьями, - ве-
село ответил он, уселся рядом с констеблем-водителем и, едва тронулась
машина, взялся за радиотелефон. - Ваша жена ждет вас в полицейском
участке вместе с инспектором Вилли.
- Минуту, - остановил я его, - никакой суматохи относительно воскрес-
шего Кэвела, сержант. Спокойно. Не хочу ехать туда, где меня узнают.
Нужно такое местечко, где я мог бы остановиться незаметно.
- Не понимаю, - тихо сказал он, повернувшись ко мне и недоуменно ус-
тавившись в угол, куда забился я.
Мне хотелось сказать, что ничего не изменится от того, поймет ли он,
но это было бы неблагодарно с моей стороны. Я сдержался и объяснил.
- Это очень важно, сержант. Во всяком случае, я так думаю. Знаете ка-
кое-нибудь убежище?
- Да, - заколебался он. - Это трудно, мистер Кэвел...
- Мой коттедж подойдет, сержант? - предложил водитель. - Вы же знае-
те, Джина уехала к матери. Мистер Кэвел может побыть там.
- Нужно тихое место с телефоном, близ Альфингема, - сказал я.
- Точно такое, как вы хотите, сэр.
- Отлично. Премного благодарен. Сержант, поговорите с инспектором по
секрету. Попросите его приехать вместе с моей женой в этот коттедж. И
побыстрее. Захватите и мистера Харденджера, старшего инспектора, если
найдете. И еще. Есть ли у вас в альфингемской полиции надежный доктор?
Такой, что лишнего не болтает?
- Имеется. - Он вгляделся в меня. - Доктор... Я кивнул и распахнул
куртку. Дождь в то утро промочил меня насквозь, и кровь окрасила всю
мокрую рубашку на груди в ржавый цвет. Сержант мельком взглянул, повер-
нулся к водителю и тихо сказал:
- Ну, давай, Ролли, мальчик. Ты ведь всегда хотел показать класс ез-
ды, сейчас можешь отличиться. Только убери руку с этой дурацкой сирены,
- затем достал микрофон и стал тихо говорить, но торопливо и серьезно.
